Конан и Небесная Секира - Ахманов Михаил Сергеевич. Страница 11

– О стенах, - молвил Конан, замахиваясь секирой, - забота не твоя.

Когда они поднялись в ночное небо, усеянное яркими звездами, Рорта недовольно забубнил Конану в ухо:

– Ты обещал мне жреца! Ты обещал мне море крови, а отдал всего четверых! Ты обещал мне всю стигийскую нечисть в крепости, а теперь их сожрет этот волосатый бурдюк! И его ты не позволил тронуть! Почему, потомок Гидаллы?

Киммериец сплюнул вниз, где, озаренный лунным светом, высился на речном берегу древний семибашенный Файон. В его дворе и на стенах суматошно мелькали, метались факелы - видно, грохот камней, сыпавшихся градом под ударами секиры, поднял на ноги весь гарнизон. Конан представил, что будет твориться в стигийской цитадели, когда на нее налетит Шапшум, и мстительно ухмыльнулся. Жаль, не удастся поглядеть на это зрелище!

Он покрепче стиснул коленями мощную шею кутруба, намотал на левый кулак прядь грубых волос, а правую руку запустил в суму. Нашарив сухарь, поднес ко рту и захрустел, жмурясь от наслаждения. После двухдневного поста черный солдатский хлеб казался вкуснее туранских орехов в меду и изысканных блюд со стола чернокожих владык Кешана и Пунта.

– Жрец! Ты обещал мне жреца! - клекотал призрак. - И крови!

Успокаивающим жестом Конан коснулся холодного лезвия секиры, торчавшего над плечом. Оставить бы ее себе, подумал он, а духа потерять где-нибудь по дороге… слишком уж назойлив и кровожаден… Но то были пустые мечты; без своего магического "я" Рана Риорда превратилась бы в обычный топор - большой, из превосходной стали, но без капли волшебства.

– Кажется, ты спешил на юго-восток? - произнес киммериец. - Мы и отправились туда - причем с такой скоростью, что к рассвету проделаем путь, который занял бы двадцать дневных переходов. Чем же ты недоволен? Или мне надо было раздразнить кутруба, прикончить его, а потом двадцать дней тащиться по пустыне и горам? Будь же благоразумен, Рорта! Что ж до крови, то в Иранистане ее можно пролить не меньше, чем в Стигии.

– Я хочу стигийской крови! - прохрипел призрак.

Конан вздохнул.

– Похоже, Отец Гидалла дал тебе больше силы, чем разума. Чем стигийская кровь лучше иранистанской?

– Стигийцы замуровали меня в каменном гробу! Я должен отомстить!

– И меня они тоже бросили в темницу. И я бы хотел отомстить! Но стоит ли из-за этого терять удобный случай? - киммериец стукнул кулаком по могучему загривку Шамшума. - Этот зубастый бурдюк куда резвей туранского жеребца, а шея у него удобнее, чем верблюжий горб. К тому же он вернется в Файон и отомстит не хуже нас с тобой. Будь спокоен!

– Я хочу отомстить сам! - упорствовал Рорта. - Ты просидел в темнице два дня, а я - целый век! Много веков! Тысячу лет!

– Ты - из железа и колдовских чар, а я - из костей и мяса, - сказал Конан. - Твой век - что мой день, а потому перестань ныть, и давай-ка потолкуем о вещах более интересных. Ты говорил, что отслужишь мне, коли мы доберемся до наследников Гидаллы. Я хочу знать, как?

– Увидишь, - неопределенно пообещал дух.

Киммериец вытянул ноги, уперевшись босыми ступнями в огромные уши Шапшума. Кутруб был слишком занят, чтобы обратить на это внимание; его раскинутые в стороны руки слегка покачивались, воздух со свистом клокотал в груди. Похоже, он сильно торопился - не столько в Иранистан, сколько обратно в Файонскую цитадель, на завтрак. "Нас тут трое должников, - промелькнуло в голове у Конана, - но лишь один расплатится со стигийцами за постой и гостеприимство. Надеюсь, он предложит хорошую цену."

Незаметно киммериец задремал. Покачиваясь на плечах кутруба, он мчался над безжизненной пустыней, но снилось ему, что вокруг раскинулся океан, а качается под ним палуба корабля, стремительной "Тигрицы", грозы Черного Побережья. Она птицей летела по синим и ласковым водам, неслась прямо к солнцу, к светлому оку Митры, сиявшему в лазурных небесах, и белая пена вскипала вдоль бортов. Скрипели в уключинах весла, ветер раздувал паруса, покрикивали чернокожие моряки, а с высокой резной кормы нежно улыбалась Конану красавица Белит.

Пробил час, Великое Равновесие было нарушено, и следом за этим чудовищные бедствия потрясли мир. Ушла на дно океана Атлантида, другие же земли поднялись, слившись с берегами Турана; в центре материка рухнули горы, и оставшиеся на их месте впадины заполнила вода. Всюду задымились вулканы, страшные землетрясения обратили в руины богатые города, потоки огненной лавы сожгли поля и фруктовые рощи.

Многим не удалось пережить ту древнюю катастрофу, но варварам повезло больше, чем цивилизованным народам. Острова пиктов погибли, однако их поселения на южной валузийской границе почти не пострадали. Сохранились и материковые колонии атлантов; сюда, покинув гибнущую родину, шли сотни кораблей с людьми, надеявшимися спастись в восточных землях от гнева богов.

Альмаденские Скрижали, Плита II, строки 1-12

Глава 5. Крушение Рана Риорды

Боги хранили Равновесие Мира. Все боги, и темные, и светлые, ибо в ином случае воцарившийся хаос мог поглотить и тех, и других. Случалось, боги свирепо бились друг с другом, а враждовали они постоянно - ведь невозможен союз и согласие сил света и тьмы, добра и зла, творения и разрушения, любви и ненависти. Но битвы те, борьба и вражда были присущи миру испокон веков, ибо не может быть света без тьмы и добра без зла. Сражались боги, темные и светлые, но Равновесия не нарушали; и даже, в промежутках меж своими боями, старались поддержать его, укрепляя по мере сил земную твердь и хрустальный купол небес. Один, сотворив исполинов невиданной мощи, подпирал их плечами горные хребты; другой гигантским змеем обвивался вокруг мира, противоборствуя огню, распиравшему его изнутри; третий выплескивал в океан потоки лавы - застывая, они превращались в прочные основания островов и континентов; четвертый же плел частую сеть из звездных лучей, чтоб огромные глыбы камня и льда, кружившие в пространстве, не упали на землю и не раскололи ее диск до самого предвечного пламени.

Но и боги ошибаются!

Быть может, дрогнул один из исполинов, поддерживающих земной круг; покачнулся, не вынеся тяжести гор и скал, равнин и лесов, и бесчисленных тварей, обитавших в них, и городов, каменных стен и башен, что нагромоздили люди. Дрогнул исполин, треснула земля, океан прихлынул к восточным материкам, отхлынул от западных, рухнули горные хребты, рассыпались в прах прибрежные утесы, взревели, пробуждаясь, вулканы…

Быть может, гигантский змей не удержал внутренний огонь, и чудовищные языка пламени вырвались из бездны, сожгли леса, испарили моря м озера, расплавили камень на океанском дне. И начали погружаться в кипящую воду острова и континенты, стали раскалываться на части, и каждая из них существовала теперь сама по себе: одни канули в огненную пропасть, другие, встав ребром, превратились в горы. А потом рухнули, уничтожив все живое каменным градом…

Быть может, перестаралось божество, игравшее с расплавленной багровой лавой. Хлынули ее потоки из жерл сотен и сотен огнедышащих гор, взмыли в небеса столбы черного дыма, застлали солнце, звезды и луну, и наступила ночь. Беззвездная ночь, ночь без светил, во тьме которой метались четыре ветра, южный и северный, западный и восточный; все - одинаково обжигающие, палящие, жаркие. И пели те ветры похоронную песнь и над погружавшейся в море землей атлантов, и над островами пиктов, их врагов…

Быть может, сеть из звездных лучей оказалась непрочной, и некая глыба из мировых пространств, прорвав ее, свалилась на землю, ударила так, как бьет острие копья, ломая кости и пронзая плоть. От того удара всколыхнулся океан и пошел войной на сушу, гоня друг за другом огромные волны, слизывая почву с лесами и травами, разрушая горы, обращая в руины города, прорываясь руслами рек в середину просторных континентов. И там, где высились горные пики, расплескались моря; там, где была степь, поднялись прибрежные утесы; там, где зеленели леса, легли безжизненные пески пустыни. А благословенная Атлантида и острова пиктов, лежавшие в Западном океане, и вовсе исчезли с лица мира.