Дверь в Зарабию - Полынская Галина. Страница 11
– Не хочется.
Хотя от голода сводило желудок, Мира не могла себя заставить съесть эту бурду. Из камина воняло.
– Сменим пока что тему, – проскрипела Нинга. – Насколько я поняла, Моди все же осуществила свою угрозу и увела Амабель в этот ужасный мир Тасмана.
– Не поняла…
– Мир, из которого ты пришла, с городами и машинами, у нас называется «Тасман», – пояснил Том, и Мире показалось, что он собирается подружиться. Это не могло не испугать.
– А, если так, то да, но ничего ужасного в нашем мире нет, в нем просто надо уметь жить.
– Впрочем, как и везде, – добавил Велор. Он закончил ужин и отодвинул тарелку, полную сизой жидкости, из чего стало ясно, что ее в пищу не употребляют.
– Я прекрасно знаю, что у вас там есть, а чего нет, – отрезала Нинга, – как-никак, наши корни оттуда!
– Да? – удивилась Мира. – Вы, то есть мы, не коренные зарабийцы?
– Нет, у наших предков была усадьба, кажется, где-то под Петергофом, но я могу ошибаться.
Об этом Нинга сказала таким тоном, что оставалось неясным, радует ее такая наследственность или огорчает.
– Поэтому, – продолжала Нинга, – так уж повелось, что мы придерживаемся образа жизни наших предков: в доме устраивается ночь, свет гасится на шесть часов, потом утро, день – все как полагается, мы даже стараемся придерживаться привычных тебе двадцати пяти часовых суток.
– А в часе у вас сколько минут?
– Пятьдесят, сколько же еще. Ты, должно быть, еще спишь?
– Что? А… да, да, по ночам я сплю.
– Ну, это и понятно, ты же еще несовершеннолетняя.
Родня закончила с непонятной похлебкой, и женщина с тачкой сменила блюда, а дяденька-щепка – приборы. Теперь в центре стола красовалось огромное блюдо, устланное кудрявыми листьями ярко-зеленого цвета. На листьях тесным рядком лежали сливочно-желтые, как показалось Мире, гигантские гладкие черви. В глазах у нее потемнело.
– Что это? – выдавила девочка, глядя, как родня бодро накладывает эту гадость себе в тарелки.
– Это овощи и салат, – пояснил Велор, – очень полезная пища.
– Вот это желтое – овощи?
– Да, побеги тулуса.
На побеги тулуса и салат Мира решилась, уж больно хотелось есть. Салат оказался безвкусным, а тулус чем-то напоминал сырую капустную кочерыжку, только чуть кисловатую. В принципе, есть было можно. По бокалам разлили мутно-белый напиток.
– А это что? – осмелела Мира, хрустя тулусом.
– Ветуловый сок.
«Господи, – подумала Мира, – чего они только не делают с этим ветулом, будто тут не растет больше ничего другого».
Наконец напряженный ужин подошел к концу. Мира глотнула сладковатого вязкого сока и поднялась из-за стола, вытаскивая за собой Банта.
– Спасибо, все было очень вкусно. Можно мне пойти к себе?
– Конечно, Оливия принесет тебе белье и ночную одежду, можешь готовиться ко сну.
Выходя из столовой, Мира посмотрела на отца, он о чем-то беседовал с близнецами.
В печали Мира пошла в гостевые покои. Чувствуя настроение хозяйки, Бант не капризничал, а деловито перепрыгивал со ступеньки на ступеньку, подметая пол пушистым хвостом.
Войдя в гостевые покои, Мира сначала решила, что ошиблась дверью, но, увидав кошачью корзинку, поняла, что это та самая комната, только она преобразилась до неузнаваемости: вокруг все сверкало чистотой и свежестью. На кровати, раскидав руки-ноги спал Ром, на подоконнике сидела тирамиса и смотрела в окно.
– Всем привет, – Мира сняла с Банта шлейку.
– Тс-с-с, – сказала Яра, – бедный Ром так устал. Я думала, он доубирается до обморока, но ему очень уж хотелось тебя порадовать.
– Очень приятно, – Мира огляделась, – а здесь очень даже мило, вот что значит генеральная уборка.
Интерьер и вправду радовал: широкая кровать под голубым пологом, резной столик в центре комнаты с тремя мягкими креслами, шкаф, комод, умывальник, даже вазон с одинокой искусственной веткой в три листа и декоративные тарелки на стенах.
– Как прошел ужин? – тирамиса прыгнула с подоконника прямо в кресло у столика.
– Ужасно, – вздохнула Мира, вынимая из кармашка рюкзака пакетик сухого корма для Аксельбанта, – кажется, отцу все равно, есть я или нет, моя бабка – ведьма, мои двоюродные кузены – Франкенштейны, иными словами, я в горе и печали.
Мира сняла со стены одну тарелку, насыпала в нее корм и поставила на пол, а из большого кармана рюкзака извлекла складной переносной лоток для туалетных надобностей любимца.
– Не стоит сразу расстраиваться, – Яра свернулась в кресле, – твоему отцу еще предстоит осознать, что ты у него есть, а остальным смириться с твоим неожиданным появлением. Даже если бы бабка и кузены знали о тебе и относились к тебе хорошо, им пришлось бы нелегко, визит слишком уж неожиданный. Ты подожди пару дней, вы должны привыкнуть друг к другу, и все наладится.
– Ты так думаешь?
– Вот увидишь.
Бант доел корм, и Мира понесла тарелку обратно к стене.
– Яра, а ты что ешь? Чем тебя кормить?
– Вообще-то я пью кровь и ем сырое мясо.
– Что? – Мира едва не выронила тарелку.
– Да, я питаюсь только этим.
Повесив тарелку, Мира обернулась. Прекрасные глаза сверкали, как изумруды.
– Ты… это… а как же? А чью кровь ты пьешь?
– Кого поймаю, того и пью, – улыбнулась Яра. – Это шутка. Мне подходит любая, кроме человекоподобных существ.
– И на этом спасибо, – раздался голос Рома, оказывается, он уже проснулся. – Значит, наша прекрасная подруга – хищница?
– Можно и так называть.
– А… – Мира все никак не могла собраться с мыслями, – как долго ты можешь без этого всего обходиться?
– Недолго. Питаться я должна каждый день. Сегодня я голодна.
– А что происходит, если не поесть? – Ром слетел с кровати и устроился в третьем кресле.
– Я очень быстро теряю силы, а моя шерсть – цвет.
– Понятно, – глубоко вздохнула Мира, – я найду тебе ужин, не беспокойся. Говорили, где-то тут должно быть белье, одежда.
– Вон, на спинке кровати, – кивнул Ром.
Мира переоделась в длинную ночную рубашку, сплошь состоявшую из пахнущего мышами кремового кружева, накинула такой же кружевной халат бледно-желтого цвета и отправилась за ужином для Яры.
Кроссовки ступали неслышно по каменному полу, девочка подрагивала от холода и волнения, но упорно искала кухню. По всем замковым правилам располагаться она должна была где-то внизу. Случайно заметив неприметную лестницу, ведущую в темные недра, Мира осторожно, чтобы не наступить на края халата и рубашки, стала спускаться вниз, держась рукой за стену.
Глава десятая: В подземелье
Лестница вела все ниже и ниже. Мира уже подумывала было вернуться, рассудив, что так глубоко кухня навряд ли может находиться, но и поворачивать на половине пути тоже как-то не хотелось, да и интересно было узнать, куда ведет лестница. Любопытство пересиливало даже страх темноты. Держась за стену, она нащупывала ногой очередную ступеньку и шла дальше. Лестница изгибалась, закручивалась в спираль, и Мира двигалась с осторожностью, опасаясь покатиться кубарем вниз. От тяжелого, спертого воздуха закружилась голова, перед глазами поплыли зеленые круги, Мира остановилась отдышаться.
– Надо возвращаться, – сказала она вслух сама себе, – этой лестнице нет ни конца, ни края. А с другой стороны… столько уже прошла, и идти обратно, так и не узнав, что же там внизу? Нет уж, пойду дальше. Наверняка, они там держат Минотавра на цепи и кормят его случайными прохожими. А я его освобожу.
Вскоре непроглядная тьма начала светлеть, стало свежо и сыро.
– Должно быть это подземный ход! – догадалась Мира. – Сейчас я выйду на другом конце Зарабии! Они, наверное, этот ход на случай беспорядков вырыли, чтобы бац – и заграницей!
Светлело и светлело, ступени уже различались без труда, и Мира ускорила шаг, продолжая все же держаться за стену, чтобы случайно не оступиться и не переломать ноги. Наконец она достигла дна подземелья и замерла на последней ступеньке, пораженная красотой открывшегося вида.