Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель - Кууне Янис. Страница 16

Все эти дни Олькша почти не разговаривал с Волканом. Рыжий Лют сидел загребной русью, то есть на первом сундуке от родерпинна, а Волькша махал веслом в конце ряда возле самого форштевня. Ольгерду было всласть подначить Ульриха мощью гребка. Одному Локки известно, как они понимали друг друга, говоря на разных языках, и как определяли, кто кого пересилил, но с кормы день-деньской доносилась веселая перебранка. На стоянках это состязание продолжалось. Только на берегу гёт и венед мерились умением переправлять еду в брюхо: кто быстрее и больше. В борьбе на ложках у Уле и Ольгом опять-таки раз за разом выходила ничья, но лишь потому, что в котле заканчивалась каша.

Так что двое суток Волькша был предоставлен сам себе и своим мыслям. Порою, он не мог понять: хорошо это или плохо. Однако, Годинович вряд ли стал бы откровенничать с Рыжим Лютом о том, что ему довелось пережить на Хогланде. Поверить-то Олькша, конечно, поверил бы, но от его бесконечных вопросов, которые неминуемо последовали бы, легче было бы удавиться. А у Волькши и так на душе было слякотно.

Прошло еще три дня, а море за бортом драккара по-прежнему кишело островами, как болото кочками. Помниться, Хрольф говорил, что после Зюнда промеж сумью и эстиннами да Ротландского Архипелага останется два дня пути. Но шеппарь не сказал, сколь длинен сам Зунд. Судя по всему драккар все еще пробирался сквозь него.

Однако к вечеру третьего дня шеппарь направился на форштевень с молотком в руках. Волькша обернулся и от удивления чуть не выпустил весло из рук: Хрольф выбивал клин, которым драконья голова крепилась к носу ладьи.

– Трюморк нужен, чтобы наводить страх на врагов, – пояснил шеппарь: – А дома негоже пугать женщин и детей.

С этими словами он обезглавил драккар и уложил красу и гордость своего корабля подле форштевня. Выходило, что они уже добрались до свейских земель.

– А кто такой Трюморк? – спросил Волькша, справедливо полагая, что речь идет о малой нечисти вроде домового.

– В который раз убеждаюсь, что вы, венеды, дремучие, как медведи, – перекосил рот Хрольф: – Неразумнее вас разве что суоми белобровые. Ну, уж коли ты теперь русь, то знай: каждому драккару при постройке дают имя. Оно и понятно – нет имени, нет оберега. А нет оберега, то и Удачи нет. Имен у ладьи два. Одно, для людей, второе для богов. Первое имя может быть каким угодно. «Альбатрос». «Повелитель шхер». Я знал шеппаря, который не нашел ничего лучше кроме, как назвать свой драккар «Грудастым». Мой предок назвал этот корабль Громом, – при этих словах шеппарь криво усмехнулся: – А вот тайных имен у драккаров всего восемнадцать, по числу древних драконов, что изодрали своими когтями морские берега и наделали в северных землях столько фьордов и островов. У разных драконов разное число рогов и гребней. У них разные уши и даже рот у них раскрыт по-разному.

Тот, у которого по рогу на носу и промеж глаз и три гребня на шее, звался Трюморком. Этот дракон был свиреп и могуч, но слеп на правый глаз. Тролли, что когда-то обитали на берегу моря и жили, промышляя ваалов, были очень злы на драконов, за то, что те, царапая землю, разрушили много их пещер. Они напали на Трюморка справа и убили его. Но дух дракона растворился в водах Северного моря…

Хрольф продолжал еще долго. Рассказчиком свей был никудышным, – не чета Године, – но из его слов Волькша уяснил, что драконья морда на носу драккара была куда больше, чем просто оберег и, тем более, украшение. Начать с того, что, скажем, два Трюморка не могли участвовать в одном походе, в то время как Варсоберды недурно переносили соседство друг друга. Зато последние приносили своему манскапу не больше удачи, чем безымянный кнорр. [108] Ну, или, например, шеппарь никогда не называл новый драккар с тем же драконьим именем, что уже носил его прежний корабль, пока тот не терпел крушение. Но даже если такое и происходило, то считалось за благо, чтобы драконья голова от старого судна переходила на новое. Так что порой носовой истукан был в несколько раз старше, чем драккар, который он собою венчал. Что-то там было еще про порядок следования, который в походе должны соблюдать разноименные корабли, но для Волькши такое обилие новостей было уже неохватно.

К тому же он все чаще отвлекался, разглядывая острова, мимо которых они плыли. В отличие от тех, что встречались возле сумьских берегов, эти были полны жизни. То там, то тут в воду уходили мостки. Было странно видеть сходни, возведенные на совершенно пустом островке. Венедам никогда и в голову бы такое не пришло. А вот варяги, видимо пользовавшие время от времени этот клочок земли для каких-то нужд, не пожалели времени и сил на плотницкую работу. Впрочем, Волькша вскоре понял причину такого радения: острова, мимо которых плыл драккар Хрольфа, были каменными. Одно дело приткнуть лодку в прибрежную супесь родной Ладожки, и совсем другое – в гранитный бок острова. Хорошо, коли в затишье. А когда по морю гуляют волны. Неловко причалишь, и нет лодки. Сиди, кукуй на голом клочке суши, пока мимо кто-нибудь не проплывает. Так что разумнее было озаботиться и возвести мостки.

На самом деле Волькше не терпелось увидеть пресловутые варяжские терема. А их все не было и не было. Дома, что попадались ему на глаза, напоминали скорее землянки-переростки или большие стайки, чем богатые жилища суровых мореходов, какими они представлялись парню. Над низкими глухими стенами, сделанными из всего, что попало под руку: дерево, камни, глина, нависали тяжелые крыши, крытые дерном. Трава и даже кое-где кусты зеленели на кровлях. Некоторые из домин были до тридцать шагов в длину и около десять в ширину. Так что издали их можно было принять скорее за нарочно спрямленные пригорки, чем за жилища.

– Убрать парус! – прокричал с кормы Хрольф: – Греби помалу! Сегодня ночуем на Рунмарё, а завтра пойдем на Мэларен!

По рядам гребцов пронеслось недовольное бурчание, но возражать в голос никто не стал. Видимо до Бирки, куда направлялся драккар, было еще гораздо дальше, чем можно было проплыть до наступления темноты.

Итак до конца пути оставался один день.

Бирка

Во второй раз с тех пор, как, спасаясь бегством, они выскочили из ворот княжеского городища в истоках Волхова, парням предстояло спать под крышей.

Сколько же времени прошло?

Покуда Волькша не начал припоминать путь драккара по дням, он пребывал в полной уверенности, что они покинули родные края очень давно. Может быть месяц назад. А может быть и два. Когда же оказалось, что весь путь от Ильменя до Свейланда занял меньше десяти дней, Годинович сам себе не поверил. Но подсчеты были верны. Выходило, что за полторы седмицы с ними произошло столько, сколько у многих Ладонинских мужиков не случалось и за всю жизнь. Ниен, эстинны, волхвы неведомого народа на Хогланде, а завтра – самое сердце варяжской страны. Только об этих событиях можно было бы целые вечера напролет рассказывать былицы, слушать которые съезжался бы народ со всего южного Приладожья. А впереди…

Волкан попробовал заглянуть в грядущее дальше завтрашнего дня, но узрел там только белую пелену вроде той, что окутывала Хогланд. Каждый шаг сквозь нее мог окончиться ссадиной, синяком или даже хрустом ломающейся кости. А сколько надо сделать шагов, чтобы выйти из этого тумана? Десять? Сто? Пять сотен? Но идти все равно надо, раз уж Мокоши на сердце легло спрясть нитку его, Волькши, судьбы не прямой, как у всех, а с петлями, узлами да барашками.

Бонд, в котором манскап Хрольфа просился на ночлег, был не велик, но и не мал. Вряд ли несколько драккаров одновременно останавливались в этой заводи островка Рунмарё, но и две дюжины голодных постояльцев, просивших о пище и крове, вызвали тут немалый переполох. Хозяин сам прибежал к ладье, и прежде, чем пригласить гребцов в дом, о чем-то долго и не очень гостеприимно перешептывался с шеппарем в сторонке. Наконец, они ударили по рукам, и тут только бондэ заулыбался и начал приветливо кланяться.