Каменный Кулак и Хрольф-Потрошитель - Кууне Янис. Страница 8

Хруст ветки выдал их за несколько мгновений до того, как эти люди собирались наброситься на сонный манскап. Не проснись Волькша, у девятнадцати гребцов, шеппаря, его помощника и двух желторотых венедов не нашлось бы даже крошечной возможности остаться в живых.

Волкан вскочил на ноги и уже хотел закричать: «Наших бьют! I gevär! [88] Русь!», но, бросил быстрый взгляд на гребцов Хрольфа и с ужасом увидел, что рядом с варягами нет оружия.

Однако, стоило Волькше пошевелиться, как рыбаки и пахари замерли на месте.

– Да хранит вас Укко, – хриплым от волнения голосом сказал Волькша. Он понятия не имел, куда занес их корабль буйный Ньёрд, но если это и правда был южный берег Варяжского моря, значит, здесь наверняка говорили на каком-нибудь из водьских языков. Стало быть, скорее всего, эти люди почитали Укко. [89] По крайней мере, говорил Година, что все народы, сродные суми, поклонялись небесному старцу и его жене…

Мгновения текли, как живица [90] по сосновой коре.

Кто-то из спящих заворочался, но не проснулся.

Решимость нападавших угасла на глазах. Они едва слышно перешептывались, показывая то на Волькшу, то на драккар, то на безмятежно спящих варягов.

– Кто вы такие? – наконец спросил тот, кто по всей видимости был вожаком этих людей. Язык, на котором он говорил, был схож с наречием веси, но звучал иначе, таратористее. Неужели это эстинны? После того, как Торх вернулся с янтарным гребнем для своей Рады, он иногда забавлял отца и братьев, разговаривая на эстиннском. Послушав его Година, морщил лоб и вылавливал в речах старшего сына знакомые весьский слова. За редким исключением Ладонинский толмач понимал все сказанное, но то, как это звучало на эстиннском, каждый раз приводило его в замешательство.

– Мы гости, – ответил Годинович, стараясь подражать их манере раскатывать слова точно горох по столу.

Кто-то из эстиннов прыснул в кулак.

– Чьи это вы гости? – спросил вожак, окинув соплеменников грозным взглядом: – Не надо нам таких гостей. Знаем мы, как пускать даннов на порог. Никто вас не приглашал.

Его слова распалили угасший было боевой дух рыбаков и пахарей. Они вновь подняли свое оружие и начали окружать спящих варягов кольцом, отсекая от драккара.

Шум голосов разбудил людей Хрольфа. Гребцы терли спросонья глаза и пытались понять, что происходит. А происходило то, что на гостеприимство свеям рассчитывать не приходилось. Ночью, ступив на твердую землю, они повалились спать, позабыв на драккаре свои копья и топоры. А голыми руками против дубин не очень-то повоюешь. И все же гребцы были видавшими виды морскими разбойниками, в то время как нападавшие брались за оружие только от большой беды…

– Мы не данны, – ни с того, ни с сего сказал Волкан. Он и сам не понял, почему у него вырвались именно эти слова.

Эстинны опять остановились.

– А кто вы? – спросил вожак.

Море шумело невдалеке. И это был единственный звук, который скрадывал тишину.

Волькша понимал, что от его ответа зависит то, увидят ли они с Олькшей, да и все люди Хрольфа полдень этого дня. Молчали варяги, не понимая не полслова в том, что говорилось. Молчали эстинны, ожидая ответа.

– Это что это за хоровод? – раздался бас только что пробудившегося Ольгерда: – Что это за сраные скоморохи тут набежали?

Как всегда сквернословие Рыжего Люта просыпалась раньше его разума.

– Олькша, умолкни! – цыкнул на него Волкан.

– C какого перепуга я должен умолкнуть? – взбеленился Олькша.

– Так вы венеды? – спросил старший эстинн.

– Что эта чудь белоглазая лопочет про венедов? Да мы, венеды белые, суть Гардарики и гроза всей Ингрии! – нахмурился Ольгерд.

Безумная затея пришла тем временем в голову Волькше. Терять им было нечего. Они безоружные. Варягов, которых эстинны поголовно называли даннами, здесь встречают в колья. Так почему бы ни сыграть с костлявой Марой [91] в прятки.

– Благородный Ольгерд, сотник владыки Ильменьских словен, не извольте гневаться, – сказал он по-карельски, отчетливо и громко произнося каждое слово, дабы оно дошло и до Рыжего Люта, и до эстиннов: – Эти добрые люди хотели узнать, не могут ли они чем-нибудь помочь высокому послу князя Гостомысла.

– Что за чушь ты несешь? – спросил его Олькша по-венедски. Однако словам приятеля он все-таки внял. Особенно про сотника владыки Ильменьских словен. Он остепенился и напустил гордый вид. Поняли Волькшины речи и эстиннские рыбаки. Некоторые из них хаживали на Псковское торжище и к юго-восточным соседям относились с почтением.

– Я говорю, благородный Ольгерд, – тем же ладом, но уже по-венедски, продолжил Волькша: – что бы ты не был дурилой, а помог мне выпутаться из этой беды. Посмотри внимательнее: эстиннов тут, наверное, полсотни, а то и больше. Какое-никакое, а у них оружие. И чужаков они не любят. Особенно даннов, се речь варягов. А у Хрольфовых гребцов вместо бил и копей по шишу за пазухой. Да и у нас с тобой не гуще. Всех снарядов у нас – только твои сапоги. Ими и будем отбиваться.

– При чем здесь сапоги? – набычился Олькша. Чем дальше, тем больше он ценил отцовский подарок.

Но Волькша вновь перешел на карельское наречие:

– Эти люди увидели, как в их реку вошла ладья, – растолковывал он суровому княжескому сотнику. Говоря это, он обернулся к эстиннам, как бы предлагая им подтвердить свои слова. Кое-кто из рыбаков и вправду кивнул головой.

– Они же не знали, что это едет высокий посол владыки Ильменьских словен к свейскому конунгу с тайным поручением склонить того к совместному обузданию наглых даннов, – и Волькша опять обернулся к эстиннам: – Они ведь думали, что это от бури спасаются их супостаты, и пришли чинить Мсту, – уже почти все рыбаки и пахари соглашались с Волькшиными словами: – Но, узнав от меня, княжеского толмача, как обстоят дела, они тут же захотели спросить, не могут ли они чем-нибудь помочь высокому послу князя Ильменьских словен.

Волькша говорил так внятно и оборачивался то к эстиннам, то к Олькше, то к Хрольфу с такими выразительным лицом, что его поняли все. Даже Ольгерд. Он еще больше приосанился и громко спросил у эстиннов по-карельски:

– Так ли это?

Те часто-часто закивали головами, а иные даже не преминули поклониться высокому посланнику грозного венедского владыки. Могучий рост, знатные сапоги, разумение инородного венедам и родственного им наречия, все это убедило рыбаков, что перед ними и вправду приближенный Ильменьского князя. А уж то, что «сотник» едет к свейскому конунгу сговариваться об усмирении даннов, и вовсе делали его желанным гостем.

– А это кто? – все же спросил вожак эстиннов, и обвел варягов подозрительным взглядом.

– Кто это? – переспросил у него Волькша по-свейски: – Этот человек хочет знать, кто вы, гребцы и кормчие личного драккара свейского конунга, коих ваш владыка послал на Ильмень, дабы вы привезли высокого венедского посла. Могу ли я сказать им, кто вы, чтобы они знали, как надлежит к вам обращаться?

Лица варягов едва дрогнули в улыбке, как только до них дошло, что пытается сделать щуплый венедский парнишка. Но и они вслед за Ольгердом напустили важности на лица, после чего Хрольф снисходительно кивнул и повелел:

– Рассказывай.

И Волькша рассказал. Разумей варяги по-водьски они и сами заслушались бы. Да за такую небылицу Годиновича надлежало именовать величайшим скальдом. Представил он эстиннам Хрольфа чуть ли не первым ярлом конунга, а его людей – лучшими мореходами Свейланда, прошедшими с конунгом аж двенадцать походов, само собой разумеется, только по Северному и Западному морям.

От сознания случившегося неразумения и собственного негостеприимства в отношении знатных мореплавателей эстинны были готовы валиться наземь и каяться. Но Волькша убедил их, что ни благородный Ольгерд, ни светлейший Хрольф Гастинг на рыбаков зла не держат, а, напротив, расскажут своим владыкам, что в борьбе с даннами те могут рассчитывать на эстиннское ополчение.