Козни колдуна Гунналуга - Самаров Сергей Васильевич. Страница 3

А сама Хельга?

Ее оставлять просто так, без присмотра, никак нельзя. Она может сделать много гадостей. Слишком много. Все потому, что хорошо знает дела мужа и способы, которыми он часто разрешал свои дела. Но с ней разобраться будет проще. У нее теперь нет защитника, а жалости она не вызывала никогда. И едва ли сможет найти нового защитника, который пожалеет ее и не побоится выступить против ярла Торольфа.

– Ярл… Уже подходим к скалам. Ветер вот-вот перейдет в шторм… – сказал Красный Нильс, кормчий с лодки Торольфа.

Красный Нильс сказал это со спины, и Одноглазый слегка вздрогнул от этих слов. Слишком походил голос кормчего на голос Снорри, хотя и не был таким сильным, и вообще звучал более хрипло от постоянного напряжения в ненастную погоду.

Торольф обернулся.

– Пойдем в ближайший фьорд…

– Я плавал здесь и знаю берег, – сказал Красный Нильс. – Фьордов много, но войти можно, пожалуй, только в один…

– И что? Почему мы не можем в него войти?

– Придется входить с боем…

– Ингьяльд? – сразу понял Одноглазый.

– Ингьяльд… – подтвердил Красный Нильс.

Старый ярл Ингьяльд, норвежец, но родственник шведского Дома Еталандов, следовательно, противник родственного Торольфу шведского Дома Синего Ворона, жил всегда в отдалении, и если занимался политикой, то больше шведской, чем собственно норвежской, посылая свои полки в соседнюю страну кому-то в поддержку. Правда, полков этих было немного, и все они были разбросаны по разным имениям. Так уж сложилось, что Ингьяльд владел поместьями в разных концах страны и даже в Швеции, но сам жил постоянно на самой оконечности суши вблизи вечных льдов океана, удалившись сюда много лет назад и не желая возвращаться к людской суете.

По большому счету у Торольфа Одноглазого никогда не возникало конфликтов с ярлом Ингьяльдом, просто потому, что их интересы ни в чем и никогда не соприкасались. Но совсем недавно, собирая мнения наиболее влиятельных людей Норвегии, Торольф направлял к Ингьяльду посыльного по вопросу выборов конунга, и тот ответил коротко и однозначно, что после смерти Кьотви для него лично будет существовать только один конунг – это сын Кьотви.

На выборах с мнением старого ярла можно было бы и не посчитаться, потому что реальной силы, способной решить исход борьбы за власть, он не имеет. Тем более что здесь, в этих восходных и полуночных землях Норвегии, сам Ингьяльд уже много лет пытается усмирить жителей прибрежных виков и подчинить их себе, но это у него плохо получается. Влиятельный бонд Торстейн объединил вокруг себя всех сильных бондов, живущих поблизости, и не признает власти Ингьяльда. Точнее, война идет даже не за земли, потому что земли здесь бросовые, ни на что не пригодные, и воевать за них смысла нет. Местные жители живут только рыбной ловлей и добычей морского зверя. Но бонды владели единственным здесь фьордом, который можно назвать бухтой, способной принимать сразу много лодок. А ярл эту бухту отобрал и построил на берегу фьорда свой дом, оставив рыбакам лишь небольшие разрозненные бухточки, слишком неудобные для того, чтобы ими пользоваться сообща. И после многолетней и еще не завершенной войны внутри своих земель и на их границе старому ярлу вовсе не до того, чтобы поддерживать кого-то из кандидатов на титул. Он не может оставить свое имение, не опасаясь, что вернуться ему будет некуда. Однако вести о том, что Торольф Одноглазый пытается стать конунгом, до здешних мест наверняка уже дошли. И встреча с Ингьяльдом может быть не слишком приятной.

Торольф думал долго.

– Он нам не обрадуется, – добавил Красный Нильс.

– Прикажи всем снарядиться к бою. Будем высаживаться здесь, если больше негде…

– Есть еще один фьорд. Немного полуночнее. Но совсем маленький. Мы там тремя драккарами еле поместимся и совсем будем лишены маневра среди местных лодок. Но там вокруг фьорда высокие скалы, и они хорошо защищают от ветра. По крайней мере, на берег не выбросит. Правда…

– Что там?

– А там просто живут разбойники, которые никому не подчиняются. С ними как раз и воюет ярл Ингьяльд.

– Это тот самый Торстейн?

– Да, ярл. Торстейн Китобой… Кто-то говорит, что он человек без совести, кто-то говорит, что он честный и вольный человек, который не желает отдавать свое, – я не берусь судить…

– До шторма туда дойти успеем?

– Как раз уложимся по времени.

– Тогда правь туда… – решился Одноглазый.

– Но там нас могут встретить еще хуже.

– Пусть попробуют. За себя мы постоим. Но я уверен, что нам не потребуется обнажать мечи. Правь туда… Мне все равно нужны эти люди, и я еще раньше планировал навестить Торстейна в его логове. Я хочу нанять Торстейна Китобоя к себе на службу. И не забудь приказать поднять белый щит на мачту…

– Вон за тем мысом, ярл, – сказал Красный Нильс.

Торольф посмотрел в сумрачную даль. До мыса оставалось полторы тысячи гребков, и до шторма все три драккара могли найти себе достаточно надежное убежище, если, как говорил кормчий, фьорд в самом деле хорошо защищен от ветра.

Только в последний момент Одноглазый решился побеспокоить колдуна, который жаловался совсем недавно, что обессилел почти полностью. Ярл раньше никогда не имел плотного и длительного дела с колдунами и потому плохо представлял себе их жизнь и работу. Те мелкие, ничего не умеющие мошенники, что толкались на народных праздниках и ярмарках и предсказывали людям их судьбу или обещали за мелкую монетку выполнить любое их желание, в счет не брались. И никогда Торольф не думал, что колдовство и магия – это тяжелый напряженный труд, который отнимает много сил. Но Гунналуг, перед тем как отправить от себя ярла, наглядно показал, что за дело – колдовство. Он вытащил откуда-то из-под медвежьей шкуры тонкую длинную щепку, зажег ее над очагом и поднял перед лицом Одноглазого.

– Смотри на пламя и ни о чем не думай. Вообще ни о чем, кроме пламени.

– А если мысли сами будут в голову лезть? – спросил Торольф.

– А они не должны лезть. Ты сам – хозяин своей головы. Ты и командуй мыслями. Ты только о пламени должен думать. Контролируй себя и свои мысли. Если сумеешь ни о чем не думать, ты по своему желанию сможешь потушить огонь. Думай только о том, что можешь потушить огонь. Это самое простое, и с этого любой колдун начинает…

– Попробую, – согласился ярл.

Он попробовал, он всю голову и единственный глаз напряг так, что тот из глазницы был готов выпрыгнуть и в огне щепки сгореть. Но посторонние мысли, как нарочно, сразу полезли в голову, все путали, мешали, сопротивлялись желанию, и он оказался не в силах противостоять им.

– Нет. Не получается, – сказал Торольф. – Сразу начала болеть голова. Как можно думать об одном и все другое убирать? Не бывает так!..

– У меня голова болит постоянно. Однако я научился сбрасывать свою боль на других. Пусть болит у них. Но ты попробуй еще, когда останешься один, поработать с огнем. Такое умение – это называется концентрация! – главное для любого колдуна. Когда ты сможешь контролировать свои мысли в течение часа, ты станешь равным Одину и одним взглядом сможешь создавать груды золота, глушить штормы и направлять ветры, выбивать меч из рук противника и заставлять его же собственный меч выполнять твою прихоть – например, поразить своего хозяина. Все станет доступным тебе. Надо начинать понемногу. Потом увеличивать время. Голова при этом будет болеть, и будешь чувствовать себя обессиленным. Чем больше тратишь сил, тем меньше их остается – это известно. Но дело того стоит. А теперь иди. У меня осталось очень мало сил. Мне надо отдохнуть. А потом я буду думать, кем мне подпитаться. Колдуны подпитывают тело, как и люди, едой, а свой дух – людскими эманациями. Боль, страх или радость – кому что больше по вкусу. Я подумаю, чем утолить свой голод, потому что мне просто необходимо срочно и основательно подпитаться. А ты пока иди в лодку, мне необходимо побыть одному. – Колдун на прощание поднял горящую щепку перед своими глазами, просто посмотрел на нее, демонстрируя свое умение, и щепка погасла. – На это, честно говоря, даже сил не тратится. Иди, иди…