Люди Весны (СИ) - Онойко Ольга. Страница 50

Велестеран погиб на охоте и унёс в могилу удачу Шаноров. Кастариан был сведущим коммерсантом, умным и твёрдым, но дела шли всё туже. А жена никак не могла подарить ему наследника. Одну за другой Миллеси рожала дочерей. Время шло. Кастариан увязал в долгах, его надежды рушились. Он ожесточался. Когда он узнал о появлении на свет третьей дочери, с ним случился припадок ярости. Несколько часов он вёл себя как безумец — крушил мебель, убил собаку, сломал руку управляющему, который пытался его образумить. В ту пору всё сохранили в секрете. Сам управляющий пресекал слухи. По старой памяти Шаноры пользовались большим почтением. Обычаи Цании гласили: то, что происходит в доме уважаемого человека, остаётся в стенах дома.

Другую жену Кастариан мог бы вернуть родителям. Но дочь Элоссиана? С таким тестем не ссорятся. Кастариан чувствовал бессилие. Бессилие стало ненавистью, а ненависть обратилась на дочерей.

Судьба девочек никого не волновала — ни их всесильного деда, ни даже их мать. Миллеси проклинала злую судьбу и проклинала себя за то, что не могла родить сына. Она не пыталась защитить дочерей. Она даже не помогала им прятаться.

Память о Велестеране таяла. Кастариан не мог, да и не стремился завоевать такую же любовь. К Шанорам относились всё хуже. За ними следили всё пристальней. Недоброжелатели начали собирать сведения о выходках Кастариана. Пока тайны оставались тайнами. Но угрозы звучали. Близился час, когда к дому Шаноров явились бы иноки–обвинители, безжалостные слуги Кеваки… Погибла старшая дочь Кастариана. Спасаясь от обезумевшего отца, она убежала на верхний этаж дома. Там, загнанная в угол, избитая, отчаявшаяся девочка бросилась из окна. Это объявили несчастным случаем. Но те, кто желал знать правду, узнали её. Показания слуг записали, заверили печатями и спрятали в архивах. Кастариан знал о записях. Однако в то время он ничего не мог сделать.

Через полгода Миллеси родила мальчика.

Кастариан был счастлив. Гора упала с его плеч, здравомыслие вернулось к нему. Но сделанного было не исправить. Все силы теперь он прилагал к тому, чтобы лавировать меж врагами и шантажистами, соперниками и кредиторами. Это требовало огромного труда. Поначалу магистр Элоссиан помогал зятю, но охладел к нему, поняв, что не найдёт в Кастариане подобие Велестерана. К дочери Элоссиан был равнодушен. Он ждал внука, надеясь, что мальчик родится магом — но сын Миллеси не унаследовал дедовской мощи. Дариан был копией отца и стал единственной его отрадой. В душе Кастариана тлело безумие. Сына он полюбил безумно.

Время шло. К стенам Цании подошёл Фрага Непобедимый во главе весенних армий. Магистры Коллегии воздвигли щит. Началась осада.

Кастариан понимал, что рано или поздно силы Коллегии иссякнут и город падёт. Как и все цанийцы, он знал, чего потребуют весенние. Он подозревал, что в стремлении выслужиться перед захватчиками его враги откроют весенним его преступления. По законам весенних ответственность ляжет и на Миллеси. Семья будет опозорена. Иноки Неумолимой выдвинут обвинения, Преподобный Судья огласит приговор… Дариан Шанор, любимый, единственный сын лишится всего.

«Тьма, — думал Арга. — Сплошная непроглядная тьма». Он вспомнил письмо Тегры. Среди цанийских купцов не один Шанор был бесчестным и беспощадным убийцей. Уже под властью весенних нашлись те, кто убил своих жён — тех жён, что совсем недавно согласились на обряды примирения. История Кастариана казалась самой мрачной, но это была одна из историй Цании. Она ужасала. Удивляться ей не стоило.

В задумчивости Арга начал стряхивать снег с гривы и плеч Тарии. «Сумеет ли Ниффрай совладать с этим городом? — спрашивал он себя. — Или это по силам одной лишь Леннай? Снова и снова я уступал и щадил. Может, следовало остановиться раньше? Казнить злодеев. Спасти невинных. Спасти Каудрай…» Тария стояла понуро, чувствуя, как темны его мысли. Эрлиак терпеливо ждал.

— Что за человек рассказал тебе всё это? — спросил Арга.

— Он просил не называть его имени. Я исполню его просьбу. Но, если на то пошло… — Эрлиак вздохнул. — Мужчина, родом из Лесмы, служил разнорабочим. Немного плотничал, помогал старшему конюху, ездил с поручениями. Это его и спасло. Домашних слуг Кастариан предпочитал устранять… надёжней.

— Не Азарину ли он поручал это? — пробормотал Арга.

Эрлиак молча кивнул.

— Мрак, — сказал Арга вслух. — Глупо, конечно… Но ведь они почти успели войти в легенды. Кастариан и Азарин, самые доблестные из цанийцев. Единственные достойные противники. Теперь даже я чувствую себя обманутым.

— Храбрости, Арга, не всегда сопутствует благородство. Редко кто обладает всеми достоинствами сразу. И таких людей помнят веками.

— Да.

— Рабочего легко найдут, если ты прикажешь. Но я прошу оставить его в покое. Подтверждение его словам получить просто: старшие сёстры Тиннеризи повторят их.

— Да, — повторил Арга. — Теперь мне ясны побуждения Шанора. Он спасал сына. Но чего хотела Миллеси?

— Хотела? — переспросил Эрлиак. — Думаю, она хотела жить в мире, передать дела Дариану и радоваться, наблюдая за возвышением Тиннеризи. Её мечты не сбылись.

— Кто ей угрожал?

— Это мог быть любой из отцов Цании. Сколь мало было врагов у Велестерана, столь много их было у Кастариана. На Миллеси не обращали внимания, пока…

— Пока все мы разом не начали осыпать милостями её дочь.

Сказав это, Арга закончил тихим ругательством. Отвращение к цанийским интригам росло и росло в нём, и, казалось, не могло стать больше. Эти люди будто и воды не могли выпить без сговоров и тайной вражды.

— Боюсь, дело не в этом, — сказал Эрлиак.

— А в чём?

— В последнее время иноки–обвинители трудятся днём и ночью. Цания такова… — Эрлиак поморщился, — многие годы здесь убийства женщин расследовались… не так пристально, как убийства мужчин.

— Омерзительно.

— Преподобный Судья вызывал к себе старшего обвинителя. Говорят, Судья даже кричал на него. И, по слухам, рука его в тот час лежала на Правде Лаги.

Арга моргнул. На миг у него закружилась голова. Невольно он опёрся на бок Тарии. Та переступила передними копытами и подняла взгляд на Эрлиака.

— Обвинители явились к женоубийцам, — продолжал Эрлиак. — Но этим не кончилось. Иноки стали поднимать старые дела. И одним из первых обратились к делу Аннеси Шанор. Ведь его замяли только из уважения к старой фамилии. Многие догадывались, как и отчего погибла девочка.

— То, чего боялся Кастариан…

— Теперь этого боялась Миллеси. — Эрлиак помолчал. — Для неё существовал только её сын. Кто–то явился к ней и пообещал, что Шаноров оставят в покое, если она… проявит самоотверженность.

«Проклятье, — Арга сжал кулак. — Проклятье. Неужели я…» Дальше он не мог даже думать. Тария повернула голову и коснулась его щеки мягкой мордой. Эрлиак смотрел с печалью.

— Но почему ей указали на Каудрай? — выговорил Арга наконец. — Не на меня? Не на тебя?!

— Полагаю, оттого, что Каудрай была главой Цветения. Она правила всеми фадаритами в этом мире под солнцем.

— Так могла думать Миллеси. Но не те, кто направил её руку. — Арга тяжело взглянул на священника.

Эрлиак нахмурился.

— Я пытаюсь думать так, как могли бы думать эти люди, — медленно проговорил он. — Это трудно. Очень трудно. Единственный ответ, который я вижу… Что заключалось для нас в Святейшей Каудрай, Арга? Что невозможно или почти невозможно заменить?

— В ней заключалось стремление к миру.

Арга сказал это не задумавшись и тотчас понял, что далёк от истины. Мира хотели многие. И среди могущественных весенних нетрудно было назвать их — Фраян Лакенай, Даян Арифай, Риян Риммнай. Эрлиак не стал указывать ему на ошибку.

— Не только, — сказал он. — Каудрай правила долго. Все знали о её мудрости и доброте. В молодости она была подругой святого. Благодать Лаги лежала на ней, а с нею благодать самой Фадарай. Вот что мы утратили, Арга. Уверенность в том, что благодать с нами.