Метаморфозы: тень (СИ) - Турбин Александр Иванович. Страница 34

— Тебя же Мором звали? Мора мы тебе оставить, сам понимаешь, не можем. Опасно тебе Мором быть. А вот Заморышем — другое дело. И тебе привычно, и нам бонус к настроению. Звучит, опять же, хорошо: «прорицатель Заморыш».

Вмешался Бравин.

— Ладно, прекрати. Не время глумиться.

— Я говорю серьезно. Мастер, ну кто поверит в твою идею с прорицателем? А вот в безумца Заморыша, прорицающего неизвестно что, но верящего в свои предсказания, поверят легко. Мало ли где клоуна подобрали. Короче, — Малый повернулся ко мне. — Легенду себе до вечера придумай сам, но основа такая. Ты — слегка двинувшийся рассудком на почве Света-Тьмы, возомнивший себя вестником судьбы. Как твое имя — неважно. Мы, а потом и все остальные, будем звать тебя именно так. Заморышем. Не парься раньше времени, чем больше лаорцы будут смеяться над тобой и твои прозвищем, тем меньше они будут тебя подозревать. Запомни, верить в твои предсказания им не обязательно, главное, чтобы было видно, что ты сам в них веришь. Ну, и сам понимаешь, это должно быть смешно. Или страшно. А может, страшно смешно. В общем, думай, вечером покажешь, на нас потренируешься…

— Вы серьезно? Заморыш?

Бешенство стало медленно подниматься в груди, норовя смести хрупкие преграды, возведенные за последние недели здравым смыслом и признательностью за оказанную помощь.

— Заморыш, — утвердительно заявил Бравин. — Мне нравится. Серьезное прозвище, ко многому обязывающее. Справишься?

Они были серьезны. Они и вправду считали, что меня не будет парить, если каждый прохожий начнет смеяться надо мной. Ржать. Надо мной. Любое отребье.

— Не нравится? Так надо, Мор.

Надо? Пусть так. Я тяжело вздохнул и отвел взгляд. Я помню свои обещания. В мире, в котором моего практически ничего не осталось, есть еще мое слово. Они помогли, спасли людей, которые мне были дороги, попросив взамен немного — помощи. Заморыш на этом фоне — совсем уж мелочь. Бородатый красноглазый клоун-вещун, колдун-шут по кличке Заморыш.

— Не нравится? Почему же. Нравится. Очень, только если что, вы сами виноваты. С таким именем и за вашей спиной мне ведь нечего боятся, так? Тогда терпите. Вот вечером и опробуем…

Алифи переглянулись, Малый что-то шепнул мастеру заклинаний и мы стали собираться в путь. Некогда было рассиживаться. И обижаться некогда.

Глава 11

— Бей!

Бравин стоял напротив меня, выставив правую руку, от него веяло неприкрытой угрозой, но… Приказ есть приказ, и я ударил. Ну, раз товарищ просит, пусть получает Тахо прямо по своей недовольной физиономии.

— Не гладь, не играй в ладушки — бей! Вокруг тебя много силы, зачерпни ее и ударь, как следует.

— А если прибью? — мне было искренне интересно, все же Тахо — не игрушка, и даже не те деревянные палки, на которых учатся начинающие мечники. Тахо — это ого-го. Сила.

— А если прибьешь, то я лично проведу ритуал посвящения и сделаю тебе татуировку мастера. На груди.

— Так как же ты сделаешь, если уйдешь к Свету?

— Все, Мор. Хватит разговоров, бей, — похоже, Алифи начинал злиться.

Я ударил, в этот раз не сдерживая себя. Хлестко. Наотмашь.

— Что это сейчас было? Я же сказал тебе: бей со всей силы. Только помни, не с твоими возможностями размазывать удар — бей в точку. Ты — стилет, а не палаш. Копье, а не топор. Запомнил? Мое сердце — вот твоя точка. Бей!

Теперь начал злиться уже я. Что значит «бей»? А я тут чем занимаюсь? Я ударил. Толкнул силу, прошил рукой воздух, словно ножом сливочное масло. Хорошо получилось, смачно. Удар Тахо встретился с ладонью Бравина, забавно шмякнуло, и кокон силы развалился, так и не добравшись до сердца Алифи.

Бравин зашипел.

— Не думай, как будешь бить — бей. Не провожай удар глазами — ты и есть удар. Понимаешь? Сейчас Тахо вокруг тебя, твоя задача свернуть силу в иглу и метнуть в меня. Что может быть проще?

И снова.

Потом короткая пауза и вновь наставления…

— Зачем ты машешь руками, словно сумасшедший флюгер? Важен толчок, а не движение. Ты впустую тратишь свои силы, не получая взамен и толики потраченного. Пойми, движения рук только помогают подсознанию выполнить необходимое — собрать силу, сформировать контур, придать направление. Движения рук — рычаг, который упрощает работу, но главную роль играет разум. Именно с помощью разума ты определяешь цель, средства и управляешь Тахо. Ты же пытаешься контролировать собственные руки, превращая рычаг в костыль.

Удар. Удар. Злой хрип, рвущий из груди. И еще один удар назло.

— Смотри на врага. Формируй образ конечной цели, того, что ты хочешь сделать, руки вспомнят все сами, сделают сами, не отвлекайся на них. Простая цепочка. Враг — желание — средство — воплощение — результат. Враг — глаза, желание — сердце, средство — разум, воплощение — руки, результат на выходе. Пробуй.

Сжал зубы и попробовал. И еще. И еще.

И гневный возглас Алифи.

— Сколько уже можно? Ты не лук, чтобы гнуться, не катапульта, чтобы махать коромыслом, ты — путь Силы.

Сдались ему мои жесты? Ну что ты сделаешь, если я с детства так магию и представлял: махнул рукой — и пол поля врагов всмятку, махнул другой — и деревья вповалку. Так, помню, и махал, от бедра да с разворота.

— Но если мне так проще?

— А мне проще плюнуть на тебя, но я же мучаюсь? Вот и ты работай. Все. Продолжим. Бей!

Уставший после бесчисленных экзерсисов, я тихо сидел у костра, привалившись спиной к сырому, но чрезвычайно удобному стволу дереву.

— Ну, давай, твори.

— Что? — я не сразу сообразил, о чем мне говорит Карающий.

Мы остановились на ночь за пару лиг до Лорр, сложив небольшой костер и поужинав почти всухомятку.

— Предсказывай, давай, — Малый пристально посмотрел на меня, потом вытянул ноги поближе к огню и приготовился слушать. Бравин подошел поближе, присел на корточки и кивнул головой.

Ну, что ж, пора. Отдыхать ведь можно по-разному, почему бы и не так?

— Руку дай. — Для прорицателя не бывает Высших и низших. Для человека, верящего в то, что ему на ухо шепчет не безумие, а судьба, неважно, кому говорить и пророчить. Настоящему безумцу не дано выбирать.

Малый протянул мне ладонь.

— Только попробуй плюнуть! — предупредил он. Видели же все сами, сволочи, сами говорили: «На весталку равняйся», — а теперь в кусты? Впрочем, плевать в руки Алифи в лагере вряд ли придется. Такой плевок быстро может стать последним, так что лучше не перегибать палку.

Я взял его руку. Длинные пальцы. Узкая ладонь убийцы. Непривычные, чуждые линии, идентифицировать которые даже опытному хироманту было бы нелегко. Если линию жизни еще худо-бедно можно было различить, то пучок прочих морщин, глубоко врезавшихся в темную кожу, не вызывал вообще никаких ассоциаций. А с другой стороны… На кой мне вообще какие-то ассоциации? Вот только с чего начать?

— Хорошая у тебя рука. Крепкая. Сильная. Беспощадная. Холодом от нее веет. Холодом и могилой веет. Ночью и Тьмой.

Я отпустил чужую ладонь и пошел вокруг Карающего по неширокому кругу. Почти касаясь его могучих плеч, вглядываясь в его лицо, потом в копну волос на затылке. И вновь. И вновь.

— Узкая у тебя тропа, воин. И скользкая. В Свете скучно. Во Тьме тошно. Куда ты сделал шаг сегодня? К Свету? Или от него? А завтра? Куда идешь? Что в сердце твоем?

Малый с улыбкой смотрел на мои движения.

— Так ты мне и расскажи.

— Расскажу, воин, расскажу. Где счастье твое? В семье? Так нет у тебя семьи. Холодная сталь и утренний туман тебе семья. Может, в друзьях? И друзей у тебя почти что нет. Единицы остались и те ненадолго. Уйдут друзья, кто останется? Я знаю ответ, ты знаешь ответ. Враги. Во врагах твое счастье. Пока жив хоть один, есть смысл жить. Пока льется кровь врага, сердце радуется. Твоя жизнь — смерть. Твоя смерть — чья-то жизнь.