Проклятие феи - Мак-Кинли Робин. Страница 10

– Милая, ты вообще представляешь, что сделала? Я бы тебя поблагодарила, но сомневаюсь, что ты понимаешь.

Катриона неловко перехватила принцессу и одной рукой смахнула особенно мешавшие ленты с лица. Ей не пришло в голову передать принцессу маленькой женщине, а та не предложила забрать ребенка. Вместо этого она, заметив наконец талисман, протянула руку и осторожно коснулась его пальцем:

– Что ж, это кое-что объясняет.

Катриона невольно улыбнулась – исполненной отчаяния улыбкой человека, который совершенно не представляет, что происходит, испуган и хочет кого-то порадовать или хотя бы умиротворить. Взгляд маленькой женщины поднялся от талисмана к лицу Катрионы, и она улыбнулась в ответ, мягко и понимающе.

– Ты сама еще ребенок. Бедняжка… Ох, даже не знаю, что делать!

Улыбка исчезла с лица маленькой женщины и, казалось, больше никогда на него не вернется. Она на мгновение прижала руку к глазам, несколько слезинок выкатилось из-под ладони.

– Я сказала королеве чистую правду, – пробормотала она, как будто обращалась к самой себе, – я слишком тесно связана с этим семейством. За много лет и три поколения королей и королев я глубоко пропитала все здесь своей магией, слишком глубоко, чтобы от нее избавиться… Предполагалось, что подарков будет двадцать один, и только двадцать были вручены, когда появилась Перниция… О да, – подтвердила она, обращаясь снова Катрионе, – да, я знаю, кто она, но и не подозревала, что она так могущественна. Я надеялась, что этого не произойдет, – как обычно надеются, пока не грянет беда. Я надеялась, что годы лишили ее сил, многие годы, с тех пор как наша последняя королева… Послушай, времени нет. Я постараюсь позаботиться о том, чтобы о тебе никто не вспомнил. Возьми принцессу и уходи – бери ее и ступай. Это ее единственный шанс. К тому времени, как все успокоятся и начнут соображать, будет уже слишком поздно. Я наложу на тебя чары, которые помогут незамеченной ускользнуть из столицы, а дальше все в твоих руках. Я не осмелюсь оставить на тебе запах моей магии, ощущаемый за стенами города, – нет, я даже не осмелюсь поцеловать ее на прощание, не осмелюсь коснуться ее снова теперь, когда ты взяла ее. Не говори мне, куда идешь, не произноси это вслух здесь, на этом воздухе, который Перниция неспроста только что потревожила с собственным умыслом. Чем меньше следов ты оставишь, тем легче мне будет их уничтожить.

– Я… но… – ужаснувшись, начала было Катриона, однако бессознательно устроила поудобнее принцессу на груди и плече.

Один из кулачков малышки запутался в вороте платья Катрионы, а другим она попыталась подергать ее за волосы.

– Да, знаю, – согласилась маленькая невзрачная фея. – Прости. Но ты это сделаешь, правда? Я не могу тебя заставить, так же как не могу уберечь ее сама. Но ты действительно единственная надежда принцессы. Возьми ее в свой дом и вырасти как собственную дочь.

– Вырастить ее? Но что…

– Позже я с тобой свяжусь. Я найду тебя, когда смогу… когда осмелюсь. Возможно, не скоро. Перниция… Мы должны всё о ней узнать, а это будет непросто. Послушай-ка… И запомни наизусть. Любой, кто придет от меня, повторит это тебе, и так ты его узнаешь. Слова – единственный знак, которым мы смеем воспользоваться. И… и только этот стишок я могу подарить ей, моей милой, единственной малышке! – Голос феи дрогнул, но затем она твердо продолжила: – Паучок, упав на парчовый рукав, плотнее плети свою сеть. Пусть с короны златой шелк спускается твой, ведь владельца ее больше нет.

– Больше нет… – послушно повторила Катриона. – Но что вы скажете бедной королеве?

Ответа она не услышала. Покончив с заучиванием и подняв голову – разум ее напоминал поле со множеством кроликов, в ужасе разбегающихся при виде охотника, – чтобы снова посмотреть на маленькую женщину, только что разрушившую ее жизнь и взамен обрекшую на новую, куда более опасную, к которой она была совершенно не готова, девушка обнаружила, что стоит в небольшой дубовой рощице на окраине столицы. Близился закат, принцесса спала у нее на плече.

Глава 4

– Паучок, упав… – бормотала Катриона.

Судя по солнцу, маленькая фея прочла ей этот стишок несколько часов назад. Катриона поудобнее перехватила спящую принцессу: дети всегда весят больше, чем кажется на первый взгляд. А этого ребенка ей, похоже, придется носить еще очень долго.

Она села. Ей пришлось сесть. Если бы сама Перниция объявилась прямо в этой рощице и потребовала отдать ей принцессу, Катриона все равно села бы. Она попыталась пристроить принцессу на колене, но спящие младенцы всегда обмякают, а Катриона хоть и имела некоторый опыт в обращении с детьми, но сейчас пребывала не в лучшем состоянии, и руки ее тряслись. Принцесса лежала, словно маленький помятый сверток, и тихонько посапывала.

Катриона проверила, что из вещей оказалось у нее с собой. Бóльшая часть пожитков осталась в тесной комнатушке трактира, и вернуть их не представлялось возможным. Оставалось лишь надеяться, что они не натолкнут никого на соответствующие выводы. При ней осталась юбка с амулетами (теперь Катриона предусмотрительно прятала ее под обычной, чтобы не выглядеть совсем уж деревенщиной), несколько сбереженных монеток, небольшой складной нож и кремень с трутом, лежащие в кармане вместе с цаплей Бардера. С утра она надела свой лучший наряд, которого все равно слегка стыдилась, поскольку тот был недостаточно хорош для именин принцессы. Но теперь затрапезный вид пойдет Катрионе только на пользу, сменной одежды у нее не будет, а эта к тому же вполне удобна и прочна. К счастью, она пошла на праздник в плаще: не потому, что он мог ей понадобиться, а потому, что это была самая новая вещь в ее гардеробе. По ночам им будет недоставать одеяла: в родных краях Катрионы даже в середине лета случались холодные ночи, но под плащом они не замерзнут. Она размотала с шеи шарф, обернула им грудь и завязала на поясе: не идеальный вариант для переноски ребенка, но вполне сойдет.

Затем она приподняла наружную юбку и сняла с пояса один из амулетов – тот, благодаря которому его владелец выглядел слишком бедным и невзрачным, чтобы заслуживать хотя бы мимолетного взгляда. Она надеялась, что все ее амулеты будут оберегать и младенца у нее на руках, – ей даже в голову не могло прийти заранее уточнить это у Тетушки, – но этот она спрятала в одежде принцессы. Зачарован он был против воров и грабителей. Катриона надеялась, что он подействует и на королевских гонцов, отчаянно разыскивающих следы пропавшей принцессы и ее похитительницы. Большего она сделать не могла.

Она смотала и срезала с пеленок принцессы длинные золотистые и лиловые ленты и розовые розетки. Даже ее белье выглядело ослепительно-белым, да и сшито было слишком искусно, чтобы казаться не тем, чем было: нарядом принцессы на день ее именин. Что ж, с этим ничего нельзя было поделать. У Катрионы не нашлось амулета, который превращал бы дубовые листья в детскую одежду, а несколько дней спустя пеленки станут достаточно грязными, даже намного грязнее, чем ей хотелось бы, и она не собиралась подпускать кого-нибудь так близко, чтобы можно было изучить качество шитья. После недолгого колебания она спрятала яркие ленты в другой карман на нижней юбке. Ей не хотелось оставлять их там, где их могут найти, а как-то избавиться от них она никак не могла. Кроме того, ее мучило безрадостное подозрение, что они могут оказаться единственным символом королевского происхождения, который останется несчастной принцессе.

Напоследок она спрятала талисман человека с саблей под одежду и задумалась, гадая, что имела в виду маленькая женщина (Катриона даже имени ее не знала), когда сказала: «Это кое-что объясняет». Была ли она знакома с этим человеком и знала ли о его привычке дарить могущественные волшебные предметы ничем не примечательным незнакомцам? Или всего лишь подразумевала, что талисман пропустил Катриону сквозь барьер, который не сумела проломить Перниция? По крайней мере, его тяжесть уже не ощущалась и пульсация прекратилась. Он невесомо лежал у нее на груди, даже слишком невесомо, как будто состоял только из шнурка, на котором держался, а необычные полупрозрачные камни были туманом или плодом воображения.