Возвращение Никкасу (СИ) - Пивко Александр. Страница 29

С бодуна даже подлечить себя вышло не сразу. Когда кажется, что твоя голова увеличилась вдвое и опухла, а желудок каким‑то таинственным образом соединился с окружающим пространством, и на малейшее перемещение в этом самом пространстве норовит что‑то из себя выдавить — вот тогда не очень получается магичить… Хотя с грехом пополам кое‑что у меня все же получилось.

Но зато, после того, как мне в комнату принесли кувшин холодного эля с моей любимой закуской — копченой рыбкой — вот тут на моей душе полегчало окончательно. А когда я со вкусом обсасывал хвостик рыбы, ко мне в голову пришла новая идея. Так, не отрываясь от пустеющего кувшина, я занялся делом.

Пробудив дремлющего в анабиозе паука, я тщательно его исследовал. Насекомое оказалось вполне пригодно для моих планов. Дальнейшее «превращение» его в химеру — заняло всего пять дней (сказался опыт предыдущих моих работ с насекомыми). Далее я занялся одним его уникальным умением, способностью плести паутину. А точнее, не столько плести, сколько выделять из себя нить. Обычно сама паутина бывает двух видов. Клейкая и сухая. Сухая нить в основном используется для изготовления кокона, и для основных частей ловчей паутины. Основу же клейкой нити составляют двойные шелковые волокна, покрытые слоем липкого слизистого секрета. Вскоре после формирования этих нитей липкий слой фрагментируется вследствие поверхностного натяжения, образуя мельчайшие капельки (будто бусинки на ниточке). Это липкое покрытие недолговечно и высыхая теряет свои свойства. Я же хотел, чтобы паутина оставалась живой частью паука, когда он ее выпустит. Тогда ее можно было бы использовать как проводник, закрепив один конец снаружи. И через эту часть я бы смог полноценно управлять химерой. Как в детской управляемой игрушке — есть пульт (телепатическая связь), есть электрический провод (паутина), и есть сама движущаяся игрушка (химера — паук). Для этого пришлось вырастить дополнительную железу в брюшке для новой секреции. Она покрывала тоненьким слоем живых клеток паутину. От этого нить стала немного прочнее, хоть и менее гибкой. И еще, посмотрев на расход паутины, я понял, что на двадцать пещер ее у одного паука не хватит. Просто не хватит внутренних запасов синтезировать столько нити. Все‑таки это не фабрика, а всего лишь маленький паучок. Можно было сделать его больше — тогда нити хватит. Подрастить я его сумею. Но вот времени на это жалко — это же не меньше двух — трех недель еще уйдет. Тогда я придумал альтернативный выход — НЗ для паука. Пара спеленатых в коконе из паутины мух вполне пошли на эту роль. Один глаз, из восьми имеющихся я тоже изменил — теперь я ним мог видеть, как своим собственным. А остальные я «отключил». Незачем они мне, а ресурсы они тратят, и немалые.

И вот, наконец, настал торжественный день. Мой паучок, заранее наевшись так, что брюшко было раздуто, пополз внутрь Зала Памяти. Кусочек нити был закреплен снаружи. А на спинке моей химеры висели две средних размеров мухи — его прокорм. Я был готов сегодня, наконец, добраться до цели.

Моя химера бодро вползла в первый зал, по потолку, и направилась к входу во второй. Конечно, это было не особо быстро — на то же расстояние, что я иду пару минут, паучку требуется гораздо больше. Плюс его еще больше замедляет непрерывное создание паутины. Но, все равно. Неплохо. Я его запустил ночью, и за восемь часов он прополз шестнадцать пещер, почти вплотную приблизившись к нужным мне. Но у него закончился запас органики для создания паутины. А стоит ему отцепится от нити — и я тут же потеряю с ним связь. Так что пришлось прерваться, как бы я не хотел продолжать. Химера «выпила» свой НЗ — пару мух, и застыла, переваривая огромный для нее объем еды. Ну а я отключил связь, и тоже решил вздремнуть. Проснувшись, я первым делом проверил, как там поживает мой паучек — все в норме, все еще усваивает еду. Ну и ладно, все равно раньше ночи не стоит его задействовать. Конечно, риск, что его кто‑то заметит был минимален. Попробуй заметить мелкое черное насекомое в одном из темных углов большой пещеры! Прямо как общеизвестный поиск черной кошки в темной комнате. Но все же я не хотел рисковать. Так что, выяснив, все что хотел, я тоже заказал себе завтрак.

Поглощая бутерброды с колбасой и мой любимый черный чай, я задумался, чем мне заняться. До ночи я был полностью свободен — а это еще часов двенадцать.

И я решил заняться проблемой языка — того самого, который я увидел еще через муху (дальше, когда я управлял пауком, я видел, что и все остальные надписи на стенах, сделаны на том же неизвестном языке). Мой знакомый гном — книжник помог мне и в этой ситуации — за некоторое количество золотых кругляшек, которые он так любил, я смог изучить пять книг. Эти пять книг были, по сути, самоучителями по древнему гномьему языку — ларди. А вообще, они появились благодаря тому, что гномы уже давно не пользуются своим языком в повседневной жизни. Их больше устраивает немного архаичный вариант ирского — того самого языка, на котором разговаривают люди. Почему так — я не знаю. Не знал и гном — книжник, когда я у него спросил об этом. Но факт остается фактом — это был «мертвый» язык, и разговаривать и читать на нем могли немногие гномы. Кстати, оказывается, самые старые книги и свитки были написаны именно на ларди. Он играл такую же роль в жизни гномов, как и на Земле латинский язык. Я довольно быстро запомнил эти книги, но разбираться с самим языком мне предстояло еще долго. Это был сложный язык, в котором на смысл слов влияли все соседние слова, и каждая фраза была, по сути, головоломкой. Разумеется, были определенные четкие правила. По которым и строились предложение. Но они были многочисленны, их мало было просто запомнить, — их еще нужно было научится применять…

До вечера я разбирался с ларди. А когда ушли последние посетители, я двинул свою химеру вперед.

Семнадцатая пещера. Она была посвящена обычным рунам — гном — книжник меня не обманул. Вот здесь я притормозил, и внимательно осмотрел всю пещеру, запоминая. У меня давно было желание разобраться с артефакторикой, как раз и использующей такие руны. И было у меня такое подозрение, что гномы не спешат делиться с людьми своими знаниями. Так что я запоминал все, что здесь было записано. За несколько часов мне это удалось, и я (а точнее, моя химера), оказался в следующей пещере. Вот оно! Я испытал гордость за себя. Добрался. Смог‑таки найти способ, и осуществить его.

Слева от входа был ряд синеватых надписей, начинавшихся тут, а заканчивавшихся через два десятка метров. Можно было предположить, что это вводная, вступительный пласт знаний. А дальше было что‑то непонятное. Небольшой участок, на котором нарисованы какие‑то черточки, точки, закорлючки и куски каких‑то геометрических фигур. Причем, на мой взгляд, абсолютно бессистемно. А рядом — текст на ларди. И все это обведено одной, светящейся сильнее остальных надписей линией. И вся остальная часть пещеры была в таких же группах. Ну, а дальше уже пошло по накатанной. Паучок подполз поближе — я запомнил, следующий участок — тоже запомнил, и так еще четыре часа подряд.

Все. Я все закончил — можно было возвращать свою химеру назад. Хотя можно было поступить и наоборот — продолжить исследовать Зал Памяти. Впереди, согласно тому, что я знал, были пещеры с секретами тренировок Мастеров Гор. Но я не решился на риск. Шансы, что меня могут засечь, были, и немалые. Если гномы — гвардейцы из Серебрянной полутысячи сумели углядеть мои плетения в своем соплеменнике, то на что способны их коллеги из Золотой сотни? А Мастер Гор? Если они заметят моего паучка, то дальше логическая цепочка будет очень проста: любой одаренный, адепт магии Жизни скажет им, что это химера. А что делает химера в Зале Памяти? Я, как мастер магии Жизни, окажусь под подозрением в первую очередь. А вот это уже грозит мне большими неприятностями. Да и зачем это мне сейчас? Я даже не знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы переварить уже то, что я запомнил. Год? Два? Десять? Лучше уж я потом сюда еще вернусь и «попытаю щастья»…