Затворник. Почти реальная история - Кузнецов Сергей Борисович. Страница 27

...Ольга стола на берегу и смотрела на море, вдаль. Раскаленная докрасна монета солнца садилась за горизонт.

...Она повернулась на другой бок и открыла глаза.

Часы на тумбочке в противоположном углу комнаты показывали четыре минуты третьего. 02:04. Бездушные цифры ядовито-салатового цвета. У кого это она прочла: «...не способные говорить о времени, способные только его показывать». Неплохо сказано, черт побери, а?

Она откинула простыню и села на постели. На часах стало 02:05. Идет времечко-то...

Слева, с набережной, из ресторана «Якорь», пел Киркоров:

Тебя звали Салма,

Как розовый остров

В загадочной стране...

Не лично, конечно, – в записи. Справа, из кафе «Гульба», находящегося ближе к ее дому, чем «Якорь», неслось сумасшедшее БУМ-БУМ-БУМ-БУМ, перекрывавшее голос Филиппа Бедросовича, который ей нравился, – голос, не певец.

Но разбудило ее даже не это, и не звуки матюков и драки под окнами – опять курортники сцепились с местными... Духота ночи и комары. Она только ступала на тонкую, едва различимую тропинку сна, как очередной «бомбовоз», повизжав над ухом подобно мини-бормашине, тяжело плюхался на ее щеку или руку (что там на ногах – она старалась не думать) и вскидывал свое жало. Причем, как бы ни был он тяжел, когда она заносила руку, ему непременно удавалось улепетнуть. И ни ветерка за окном, ни вздоха воздуха в комнате.

Укладываясь в постель, она минут десять простояла под холодным душем, рассчитывая охладить разгоряченное за день тело, но желаемого результата не добилась: трубы холодной воды прогревались за день и совсем не остывали ночью, так что из холодного крана текла теплая вода. Сейчас простыня, которой она накрывалась, была влажной от пота.

Она вспомнила Астрахань, конец восьмидесятых, трудовой лагерь, куда в погоне больше за самостоятельностью и самоутверждением, чем за деньгами, ездила студенткой два лета подряд. Работали на бахчевых в совхозе. Пацаны покупали у местных самогон, иногда спирт и шприцами загоняли огненную жидкость в поспевающие или поспевшие арбузы, потом срывали их и вечерами устраивали попойки арбузной водкой, которая была еще и газированной, потому что спирт и самогон в арбузах на солнце бродили. Все это неслабо шибало по мозгам и выгоняло на подвиги – в основном на воровство по садам и на битву с местным населением. Постоянно хотелось... не есть, а именно жрать; сельпо было убогое, а в совхозной столовке кормили отвратно, норовя подсунуть студентам несвежее. Парни и девушки то и дело маялись животами. Но главное: изнуряющая жара, днем за тридцать в тени. Душными ночами, чтобы уснуть, следовало напиться арбузной водки или хорошенько намочить простыню, подержать ее пару часов в холодильной установке, потом закутаться и постараться быстро отрубиться. Успел – твое счастье, сон до восхода обеспечен. Нет – начинай по-новой. Правда, у таких экспериментов была и обратная сторона: студенты заболевали от переохлаждения, иммунитет у всех от тяжелой работы был ослаблен; кого-то даже приходилось отправлять в Москву.

Она улыбнулась своим воспоминаниям. Пожалуй, все светлое и радостное осталось там, в юности. Последующее – лишь череда потерь и поражений.

И значит, она поступила правильно, когда собралась и приехала сюда.

Если только... она действительно приехала для того, чтобы...

Последние несколько месяцев в ее жизни происходят события, призванные поколебать решимость. Сам город, море и горы ежедневно осторожно нашептывают ей при каждом удобном случае: не спеши... Ты не погорячилась? Есть время взвесить, передумать... Не тобой дадено – не тебе отнимать.

Шептали, убеждали... Ольга слышала их, но слова не достигали сердца, которое было занято решимостью. Все сердце, целиком, без остатка.

Даже если попытаться... что потом? Да и нужно ли ей потом, если понятно, что судьба отвернула от нее свое светлое улыбающееся лицо и оборотилась оскалом; и все хорошее, что происходит с ней здесь, – обман, готовый в любой момент стать правдой, ее правдой. А в ее правде нет ничего, кроме обид, слез, предательства и горя.

Ждать нового удара она не хочет. Само ожидание удара болезненно, не говоря о факте.

Она приехала затем, зачем приехала. «Ожидание отложенной казни», вот что сейчас происходит. Месяц, два, три... что они изменят? Можно решиться сейчас, сию минуту. Или дать себе очередную порцию временной форы, отодвинуть неприятный момент.

Она усмехнулась: неприятный...

«Душа и сердце хотят жить. Разум не видит смысла. Кого слушать?»

Она медленно поднялась и, почти не сознавая, что делает, стала одеваться.

На это не ушло много времени: шорты, футболка, шлепанцы. Надевать на себя что-либо еще в такую жаркую душную ночь было преступлением. То, чем могла

могла? должна?

закончиться ее прогулка, тоже было преступлением – единственным на свете, за которым не следует наказание, поскольку было и наказанием одновременно: так сказать, «все включено»...

Но шла она именно на прогулку, убеждая себя в этом, затыкая тонкий писклявый голосок, вопящий: «Держите! Не пускайте! На самом деле она хочет...»

Народу на улицах было предостаточно. Все, как один, – курортники; аборигены спят (или пытаются уснуть; чем дальше от центра, от набережной – тем больше шансов): многим завтра на работу. Отдыхающие же веселятся на полную. Набережная залита огнями. Всюду музыка, смех, фотовспышки.

По дороге ей пару раз приходилось почти продираться сквозь толпу, уворачиваясь от тянущихся мужских рук, морщась от перегарных «выхлопов», стараясь не слышать скабрезностей и недвусмысленных предложений. Пьяных и в подпитии много; еще бы! все увеселительные заведения работали до утра. Сейчас – пик сезона. Хозяева ресторанов, баров, кафе и дискотек даже в этом захолустье не хотели терять прибыль.

Ольга вышла на набережную и некоторое время издалека смотрела на «Святую Терезу», упорно не желая признаваться себе в том, что прощается с яхтой. Красавец корабль, единственный среди буйства света, цвета и звука, был тих и темен. И он прощался с ней, откуда-то зная, что она не вернется с прогулки. Он был почти живым существом – и Ольга знала, что ему жаль прощаться с ней. Если бы он мог, он бы ее удержал. Но он не мог. Как не могла и она сама.

Аура спокойствия и мира, которая неизменно окутывала Ольгу, как только она оказывалась на борту «Святой Терезы», даже сейчас висела над женщиной, будто охраняя, медленно растворялась, таяла.

Они прощались.

Горечи не было, только светлая печаль. Все доброе и красивое когда-то уходит. Не нужно удерживать, чтобы не стать свидетелем увядания. Отпусти...

Словно в ответ на ее мысли в кармане шорт зазвонил мобильный. Оказывается, выходя, она машинально положила телефон в карман. Его полтора месяца назад подарил Вадим, он же оплатил прямой номер и безлимитный тариф.

«Что это он звонит в такой час? Почувствовал?»

Она извлекла телефон из кармана и, не глядя на экран, легким движением кинула изящную «раскладушку» в море. Несколько гуляк удивленно уставились на нее.

Ольга еще раз взглянула на «Святую Терезу», повернулась и пошла прочь, провожаемая зычными, точеными, как их фигурки, голосами «Стрелок». Ей необходимо было попасть на ту сторону бухты, на платный пляж. Она молила бога, чтобы дискотека там уже закончилась.

Чем дальше Ольга уходила от центра городка, набережной, света, шума, разгульной жизни курортников... тем больше успокаивалась. И, хотя двигалась теперь вдоль высокого темного забора военно-морской базы с одной стороны и жилых домов – с другой, нисколько не боялась. Собственно, бояться следовало одного: того, к чему она шла.

Вокруг уже не было ни души. Последний раз она повстречалась с патрульными в украинской военно-морской форме несколько минут назад, у поворота. Ребята курили и посмотрели на нее с подозрением, но ничего не спросили и не стали останавливать.

Огни городских фонарей остались позади. Сюда, в узкий проулок, доставал лишь свет низко висящей луны. Было почти тихо в окружающем мире; грохот ночной жизни отдалился и превратился в едва уловимый шум. Где-то рядом в траве стрекотали цикады.

Она вдруг осознала, что идет быстро – почти бежит, – и сбавила скорость. В самом деле: куда торопиться?

Сердце билось тяжело и медленно; Ольга ощущала мощный выброс адреналина в кровь. «И правильно, – подумала она. – Нечего себя обманывать. Надо быть сильной. Это были восхитительные каникулы. Будет о чем вспомнить в последние мгновения».

Страха, отчаяния или ложного трагизма с внутренним заламыванием рук и рыданиями она не испытывала. То есть вовсе. Ольга слегка изумлялась своей холодной решимости, хотя все разложила и определила для себя, и произошло это не вчера; решение было принято давно, осталось лишь сделать дело. А уж по части воплощения задуманного в ее жизни ни разу не было сбоев (один раз все-таки был...), даже если речь шла – идет! – о ее собственной жизни. Чего-чего, а силы в ней предостаточно.

Лунный человек в пижаме и колпаке, бросив случайный взгляд из окна своего лунного дома на землю, в этот уголок мира, увидел маленькую одинокую фигурку женщины, неторопливо но уверенно идущую... к своей цели.

Выйдя на набережную с другой – правой, если стоять лицом к морю, – стороны залива, она некоторое время двигалась вдоль полузатопленных и заброшенных гротов и штолен: здесь во время войны и после ее окончания располагалась одна из важнейших и секретнейших баз подводного Черноморского военно-морского флота Советского Союза. Сам город был закрыт для туристов. Несколько лет назад секретность сняли, на сохранившиеся стоянки подводных лодок водят туристов, а сама база перешла в ведение Министерства обороны Украины.

Набережную освещали фонари. Отраженная от воды какофония звуков из разнообразной музыки и неразборчивых криков слышалась здесь прекрасно.

Она дошла до строящегося небольшого отеля, предназначенного для состоятельных туристов, и остановилась.

Не реже двух раз в неделю Ольга выбиралась на платный пляж, располагавшийся неподалеку, и всегда замедляла шаги и любовалась на построенное здание. Отель напоминал стилизованный средневековый замок с башенками, окнами-бойницами, конусообразными дверями-воротами из красного дерева, витражами из разноцветного стекла. Он выглядел громоздким и легким одновременно; из материалов преобладали металл и стекло, но при этом возникало стопроцентное ощущение надежности и защищенности человека за этими стенами.

Она никогда не видела его ночью, и сейчас, при свете луны и фонарей по периметру ограды (территория была довольно большой), отель производил сильное впечатление.

Чтобы разглядеть его получше, она подошла к самой ограде.

«Будет жаль оставить их, – подумала Ольга. – Будет жаль только их двоих: "Святую Терезу’’ и отель. Я привязалась к ним».

Справа, в глубине двора, под навесом, она увидела запыленный мебельный фургон. Скоро они обставятся, и тогда появятся первые постояльцы...

Она постояла еще несколько минут и двинулась дальше.

Справа надвинулась темная громада гор, слева было море. Освещенная набережная осталась позади. Шум с той стороны залива отдалился.

Не доходя ста метров до платного пляжа, дискотека на котором закончилась давным-давно, на высоте пятнадцати метров над водой был мост, под которым выходили в отрытое море в надводном положении советские субмарины с ближних стоянок. Здесь большая глубина. Сейчас с этого моста в воду прыгают подростки, в основном – местные: приезжие боятся. Высота слишком велика.

Этой ночью первый и последний раз в жизни с моста решила прыгнуть Ольга.

Стать частью моря. Раствориться в нем.

Именно для этого она приехала в маленький пыльный захолустный украинский городок, с самой высокой горы которого днем в ясную погоду видно тонкую, едва различимую кромку турецкого берега.

Городок на краю мира.

Она стояла на самом краю бетонного карниза, обеими руками держась за парапет сзади. Море и небо были одного цвета. Море было абсолютно спокойным, в нем отражались луна и звезды, и оттого казалось, что она собирается сигануть в небо.

Впрочем, так оно на самом деле и было.

Время даже не остановилось – оно просто исчезло. Пропали звуки. В ее голове не было ни одной мысли, а в душе – чувства. Она не вспоминала свою короткую и непутевую, как всегда ей казалось, жизнь, ни с кем не прощалась. Она вглядывалась в необъятную равнодушную бездну, силясь увидеть, кто встретит ее там, по ту сторону. Получалось – никто, кроме...

Она медленно махнула сначала одной ногой, потом другой – шлепанцы беззвучно полетели вниз.

Она подняла голову, бросила спокойный, чистый взгляд на луну, потом отпустила руки и слегка толкнулась ими.