Все это очень странно - Линк Келли. Страница 47

— Так вы с ним разговаривали? Как он тебе?

— Кто? Он? Очень симпатичный.

— Да-а-а, — вздыхает Луиза. — Мне тоже он нравится.

Возвращаются оркестранты. Молодой виолончелист в очках и с большими руками смотрит на подруг и расплывается в блаженной улыбке. Может, они там не сигареты курили?

Анна спит в футляре от виолончели — похоже на большую зеленую горошину в шкатулке.

Луиза представляет виолончелистов без одежды. Представляет, как они трахаются с Луизой. Нет, с Луизой, в смысле с ней самой. Интересно, который из них номер четыре? Тот, с бородой? Ему нравится, вспоминает она, когда Луиза сидит сверху и скачет вверх-вниз. Партнерша трудится, а он только ручкой машет. Дирижирует ею. Луиза считает, что это забавно.

Вот все виолончелисты голые в одной постели. И она тоже там. Сначала тот, что с бородой. «Ложись на спину, — говорит она ему. — Закрой глаза. Не двигайся. Я главная. Этой пьесой дирижирую я». Потом тот, с тощими ногами и поджарым, как у кобеля, животом. Потом молоденький, кудрявый, который склонился над виолончелью, будто собирается туда влезть. А затем тот, что с ней любезничал. «Ну, давай!» — командует она то одному, то другому. «Ну, давай!» Непонятно только, что делать с женщиной. С номером пять. Луиза даже представить себе не может, как ее раздеть. Номер пять сидит на краешке постели, подложив руки под попу. До сих пор в лифчике и трусиках.

На минутку Луиза задумалась о ее трусиках. Белые, в мелкий цветочек. В барвинок. Номер пять сидит и ждет от Луизы указаний. Но Луизе и так хватает забот: надо дирижировать виолончелистами. Один целует ее в грудь. Другой дергает за волосы. Она же сжала двумя руками чей-то член, а еще чей-то член тыкается в нее. Члены повсюду. Да подождите вы, думает Луиза, давайте по очереди.

Номер пятый вытаскивает откуда-то из трусиков виолончель и наигрывает грустную песенку. Музыка мешает. В ней нет ничего сексуального. Один из виолончелистов встает на кровати и давай прыгать. Все остальные присоединяются к нему. Кровать громко скрипит, а женщина играет все быстрее и быстрее. Хватит, перестань, думает Луиза, еще разбудишь моего призрака.

— Блин, ты глянь! — Луиза выдергивает у нее из уха затычку и бросает на колени. — Вот он, у тебя под стулом. Смотри. Ой, Луиза, у тебя и правда призрак!

Но виолончелисты никуда не смотрят. Как аршин проглотили. Трахают пальцами свои виолончели, исторгая из них музыку, обещая призраку и йодль, и Пэтси Клайн, и похоронные марши, и целые города музыки, и музыку-еду, и музыку-питье, и музыку-одежду. Луиза в жизни такого не слышала. Мелодичная колыбельная переходит в вой целой стаи волков, потом звучит скотобойня, а потом номер мотеля, нежный шепот женатого любовника и шум воды в душе. Зубы ноют от этой музыки, сердце бьется как ненормальное.

А еще музыка похожа на зеленый цвет. Анна просыпается. Сидит в футляре от виолончели, заткнув ручонками уши.

Что-то они уж слишком громко, думает Луиза, еще соседи прибегут. Она наклоняется и — вот он, призрак, такой маленький, хорошенький… лежит у нее под стулом, будто комнатная собачка. Маленький мой, думает она, не дай им себя одурачить. Не ведись на эту музыку. Они всё врут.

Но с призраком что-то происходит. Он вздрагивает, вертится и широко разевает рот. Выползает из-под стула, оставив там аккуратненькой горсточкой всю свою шерсть. Ползет по полу, толкаясь большими красивыми руками, стрижет ногами воздух, будто кролем плывет. Он замыслил измену. Он оставит ее, а сам уйдет. Луиза вытаскивает затычку из второго уха. Лучше отдать беруши призраку.

— Останься, — просит она вслух. — Останься здесь со мной и с настоящей Пэтси Клайн. Не уходи!

Но она даже сама себя не слышит. Виолончели ревут, как разъяренные львы, как лесной пожар. Луиза умоляет призрака всё громче, но он продолжает свой путь. «Что ж, иди, я держать не стану, — вспоминается Джонни Кэш. — Увидишь, мне вообще по барабану».

Луиза, Луиза и Анна смотрят, как призрак забирается в виолончель. Подтягивается, отряхивается от воздуха, словно от воды. Уменьшается. Теряет плотность и цвет. И просачивается в виолончель, как пролитое молоко. Тут другие музыканты умолкают. Виолончелист, который поймал Луизиного призрака, играет гамму.

— Здорово, — говорит он.

Луиза не слышит никакой разницы, но другие виолончелисты завистливо вздыхают.

Призрака поймал виолончелист с бородой. Так вцепился в свою виолончель, будто она сейчас отрастит ноги и убежит. У него вид Колумба, открывшего Америку. Счастливчик играет еще что-то. Какая-то старинная мелодия, думает Луиза, и на глаза наворачиваются слезы. Лучше опять заткнуть уши. Виолончелист смотрит на нее, улыбается и продолжает играть. С тебя причитается, думает она.

Но остается самый молодой виолончелист, тот, который сказал, что у Луизы красивые глаза. Она и сама не поняла, как так получилось. Правильный ли это виолончелист? Правильную ли виолончель выбрал ее призрак? Однако музыканты уже убирают свои инструменты в футляры, благодарят ее и разъезжаются, оставив в раковине гору грязных тарелок.

Самый молодой виолончелист все еще сидит в гостиной.

— Я думал, он меня выберет, — вздыхает он. — Я уверен, у меня бы получилось на нем сыграть.

— Мне пора, — говорит Луиза, но не двигается с места.

— Спокойной ночи, — говорит Луиза.

— Тебя подвезти? — спрашивает Луиза у виолончелиста.

— Да я вот подумал, не задержаться ли мне тут немного. Может, здесь еще одно привидение есть. Если, конечно, Луиза не возражает.

Луиза пожимает плечами и еще раз желает Луизе спокойной ночи.

— Что ж, спокойной ночи, — та берет на руки Анну, уснувшую на кушетке. Анне призрак не понравился: ничего собачьего, ничего зеленого.

— Спокойной ночи, — кивает виолончелист, и дверь за Луизой и Анной громко хлопает.

Луиза тянет носом воздух. Нет, молодой виолончелист не женат, от него по-другому пахнет. Но запах какой-то знакомый.

— Как тебя зовут? — спрашивает она, но тут же затыкает уши, не дожидаясь ответа. Они трахаются в чулане, а потом в ванне, а потом он ложится в спальне на пол, а Луиза прыгает на нем сверху. «Чтобы изгнать призрака», — думает она. «Когда мы друг друга любили, жарче был только соус чили», — пульсирует в голове Джонни Кэш.

Виолончелист кончает, губы шевелятся. Кажется, он говорит: «Луиза, Луиза», но надо верить в лучшее. Ведь это может быть и ее имя, в конце концов.

— Да, Луиза, — ободряюще кивает она.

Молодой человек засыпает на полу. Луиза набрасывает на него одеяло и смотрит, как он дышит. Да, давно она не видела спящего мужчину. Потом идет в душ и принимается за посуду. Убирает из гостиной стулья. Кладет в конверт пригоршню привиденческих волос, а остальные сметает в совок. Вытаскивает беруши из ушей, но не выбрасывает.

Утром виолончелист жарит ей блинчики. Луиза подходит и нюхает его шею. Теперь она знает, чей это запах. Виолончелист пахнет Луизой — жженым сахаром, апельсиновым соком и тальковой пудрой. Только теперь она понимает, какую сделала ошибку.

Луиза рвет и мечет. Луиза и не знала, что подруга может так злиться. Она бросает трубку, когда Луиза звонит. Луиза приезжает к ней домой, но дверь не открывают. Хотя в окно выглядывает Анна.

Луиза пишет Луизе: «Прости, пожалуйста, мне так совестно! Я должна была догадаться. Почему ты мне не сказала? Он же не любит меня. Он просто напился. Может, ему стыдно. Пожалуйста, прости, прости меня. Не обязательно прямо сейчас. Скажи, что мне делать?»

И приписывает в конце: «P.S. Я не беременна».

Три недели спустя Луиза показывает меценатам сцену концертного зала. Все только что пообедали. За обедом было хорошее вино. Луиза делает акцент на архитектурных деталях, обращает внимание на ряды дорогих прожекторов. Она стоит спиной к зрительному залу. Говорит, показывает, и вдруг делает шаг назад, в пустоту. Падает со сцены.

Какой-то мужчина — юрист — звонит Луизе на работу. Сначала она думает, что это мама откуда-то упала. Юрист объясняет еще раз. Погибла Луиза. Перелом шейных позвонков.