Мартлет и Змей - Яковлев Олег. Страница 130

Он глядел на нее, не в силах оторвать взгляд. Теперь и он похолодел от ужаса. В этот миг он действительно понял, когосотворил. В первый раз он попал в собственную ловушку, когда забыл снять образ треклятого эльфа и получил стрелы, которые сам же и зарядил. Но второй раз… О, это было поистине ужасно. Это как глядеть на себя со стороны в удушающем сне, в котором тебя убивают, а ты не в силах что-либо поделать. Она… Ее обычно фиалковые глаза налились янтарем и пронзали насквозь, ее взгляд подмечал каждую гранулу крови, которая вытекала наружу, она вся будто бы пульсировала. И да, о холоде она не солгала – от нее веяло затхлостью и морозом вскрытой могилы. И сейчас Танкред не мог не понимать: это он ее сделал такой, будто бы выковал меч себе на погибель. Себе на погибель…

– Но ты… ты, мой милый Тан. Ты ведь огонь! Неужели ты не в состоянии согреть меня? Согрей меня, молю тебя…

– Крови хочешь? – из последних сил вымученно усмехнулся Танкред.

Она вздрогнула и отшатнулась. Глаза ее подернулись, и цвет зрачков вдруг приобрел обычную синеву.

– Что? Нет! Ни за что! Я хочу… – она прикоснулась к нему пальцем. – Я всего лишь хочу… – Она дотронулась до его лица, нежно прижав ладонь к его щеке. – Я всего лишь хочу обнять тебя. Как прежде!

Она осторожно, чтобы не задеть раны, прижалась к нему.

– Не нужно бояться меня, Тан. Мы же так идеально подходим друг другу: ты пламя, а я… я замерзаю. Ты согреешь меня, а я остужу твой жар. Я слышу, как бьется твое сердце. О, оно еще сильное – ты слишком хорошо подпитал его своей колдовской ртутью. Но при этом… – она оторвалась от него на несколько дюймов и в упор взглянула в его глаза, – ты отравил его ею. Ты стал монстром, но… – она улыбнулась, – и я ведь монстр теперь… А знаешь, что делают монстры сейчас?

– Что? – Его уже била крупная дрожь, постепенно переходящая в судороги. Если бы какой-нибудь чернокнижник решил вдруг превратить всю утраченную им кровь в золотые монеты, то, несомненно, разбогател бы.

– Монстры собираются в дорогу.

Леди Сесилия с силой прижалась к мужу, от чего тот вскрикнул и едва не потерял сознание от боли. Рывком она поднялась на ноги, увлекая его за собой. В следующий миг они оказались подле окна, которое тотчас же распахнулось будто бы под невидимым порывом ветра. Он закрывал ее от солнца, и из-за его головы и плеч растекался свет, наделяя его ореолом.

– Наконец… – Ее руки сжались, обхватив его спину, как металлические тиски. – Наконец я могу чувствовать жар. Это тепло. Ты дал мне его, Тан. У тебя все получилось! Ты смог меня согреть! А я… – Леди Сесилия шагнула вперед и нырнула в распахнутое окно, не ослабляя своих объятий.

Ветер ударил Танкреду в лицо. Он кричал, но не слышал своего крика. Они крутились в полете, и она тлела. Когда солнечные лучи соприкасались с ее кожей, она превращалась в пепел, попадая ему в лицо, в разорванный криком рот, в глаза. Танкред уже был полон ею…

– Я… – прохрипела она.

Тридцать футов. Они летели вниз с башни. А Танкред не хотел умирать. Только не так! Только не сейчас! Нет! Как же все его незавершенные дела?!

– …тебя… – она прижалась губами к его уху.

Ее плечи, спина, затылок уже начали осыпаться пеплом.

Двадцать футов. А как же его победа?! Все, что он сделал! Все его трофеи и свершения! Все его… НЕТ!!! Постойте-ка!!! Мгновенно, как будто в его сознание вонзилась игла, вдруг он все понял. «Его победа»? А ведь верно – он же победил! Все вышло.

Танкред повернул к ней лицо. Она была так красива, умирающая… уже мертвая…

– …люблю.

Десять футов. Ее фиалковые глаза. Он обнял ее… Ее истлевающее в его руках – уже в его – тело. Ее багровые губы.

Он впился в них поцелуем.

Земля. Камень. Твердь. Вспышка жара и… тьма.

Все завершилось. Он… победил.

Эпилог

Любовь. Сын

Месть. В путь

По дороге, ведущей на север от Теала, к Восточному Дайкану и долине Грифонов, громыхала разбитыми колесами старая телега. Кляча медленно перебирала копытами, но те, кто на телеге ехал, никуда уже не торопились. Все безумства, горечь и отчаяние остались за спиной. На передке сидела молодая, весьма красивая женщина в бледно-голубом платье и серой остроконечной шляпе. Подле нее, закинув ножку на ножку, вальяжно развалился рыжебородый кобольд в длинном черном колпаке. Сейчас он занимался тем, что всячески выдрыгивался и пытался очаровать красотку, что ее несказанно смешило. Ее веселость карлик принимал, само собой, на счет своего обаяния и мысленно уже записал в книжечку собственных великих достижений и славных побед.

В телеге лежал однорукий человек, почти полностью перебинтованный и бледный, но, как говорится, живой – и это главное. Подле него небыстро ехал всадник в плаще с капюшоном. Они поддерживали тихую беседу между собой.

– Так все это было затеяно, чтобы покарать кого-то? – спросил Томас.

– Не кого-то, а ни много ни мало целый Дом – это сотни эльфов, от лорда до самого жалкого из слуг. Все они заплатили за измену миру в Конкре.

– Вы так опасаетесь войны, что убиваете детей, которые, может, даже и не принимали участия в каких-то богомерзких ритуалах?

– Не убиваем – казним. И это разные вещи, – с каменным лицом произнес господин Жаворонок. – Великая Смута – это худший кошмар, постигший эльфов. Мы не допустим его повторения и ради мира пойдем на любые средства.

– Что ж, не мне вас судить. Мы ведь живем в разных реальностях, так сказать. Я многого не знаю и не понимаю. Слишком коротка жизнь… хе-хе… но я благодарен вам за эту горькую отраву, что вы влили в меня, пока я был без сознания.

– Отвар из листьев Белого Дуба. Целебное зелье. В нем столько живительной силы природы, что оно какое-то время не дает умереть, но излечивать раны твоему телу, человек, придется самому.

– Да, я это уже понял…

– Теперь расскажи мне, зачем ты все это делал? Зачем служил Бремеру? Ради золота?

– Рядом с вами, господин Жаворонок, с вашими моральными устоями, нерушимыми принципами и твердокаменной волей я чувствую себя какой-то низменной тварью, червяком, недостойным вашего спасения. Я пытаюсь оправдать это тем, что человеку отмерен слишком короткий жизненный срок, и приоритеты у нас, так сказать, несколько иные, чем у вас, долгоживущих детей Тиены. Да, золото. Но при этом риск. Азарт. Шпионские игры, когда сердце дрожит, а дыхание перехватывает, когда бежишь по лезвию ножа… Хотя кому я все это рассказываю?! Хе-хе… Хаэтану, вся жизнь которого балансирует на грани?

– Знаешь, человек, мы не такие уж и разные. И среди народа Тиены есть те, кто молится на золотого идола. У кого душа весит четко просчитанное число, равное рубинам, изумрудам и сапфирам. Но разница между мной и тобой в том, что меня не захватывает то, чем я занимаюсь, я не тону в черноте плаща, если ты понимаешь меня. Как паук не теряет от сладострастия рассудок при ловле мух, так и хаэтан всегда трезв разумом, не подвержен легкомыслию, азарту, а чувство риска, которое горячит кровь и сжигает сердце, из нас вытравливают в самом детстве.

– Что же касается меня, то я, знаете ли, уже как-то подустал от всего этого… И подумываю, уж не сменить ли род деятельности. Вон и Ведриг давно не бывал в своих родных горах…

– Я знаю, о чем ты думаешь, человек, – улыбнулся господин Жаворонок, многозначительно кивнув в сторону женщины.

– Да, вы правы. Знаете, я все это начинал ради красивых одежек. Сапожки, атласные перчатки, щегольской плащ – да мне и не нужно было большего, покрасоваться, и только. Но сейчас… мне кажется, я обрел нечто, что несоизмеримо дороже. Я не знаю, верите ли вы в то, что можно увидеть именно тогочеловека, стоит только взглянуть на него, но я буду так думать, несмотря ни на что. Сейчас, с четырьмя дырками от стрел в теле, я по-настоящему счастлив. Вот только не знаю, что она… я ведь… ну, не богат… калека… и все такое…

– Ты закрыл ее от стрел своим телом. Насколько я знаю женщин, для них это кое-что да значит. Полагаю, она для себя уже все решила.