Мартлет и Змей - Яковлев Олег. Страница 55

Кое-кто, правда, поговаривает, что деревянные ступени в ратуше весьма износились и обветшали, что они требуют срочного ремонта, иначе еще кто-нибудь, не приведи Хранн, споткнется о выступающий край и, полетев вниз, сломает себе шею. Есть и другие. Они заявляют, что винный погреб Дома-с-Часами требует срочной ревизии, поскольку еще кто-нибудь, упаси Синена, может отравиться прокисшим вином, чтобы потом полететь с лестницы вниз и сломать себе шею. А еще был человек, который придерживался мнения, что в самом скором времени, не откладывая дела в дальний темный сундук, следует позвать какого-нибудь мага, чтобы изгнать из стен ратуши бесчинствующее там привидение. Никого не смущает, что достопочтенный Штефан Фальк, увидев злобного и, по всей видимости, ужасного видом призрака, настигшего его за работой в кабинете, так испугался, что опрокинул себе в горло кубок прокисшего, почти ядовитого вина, чтобы смочить пересохшее от переживания горло, а после выбежал на лестницу и, зацепившись остроносым сапогом за торчащий из края площадки старый гвоздь, споткнулся и полетел вниз, обивая плечи, бока и голову о ступени, пока – наконец! – не сломал себе шею.

Конечно, все это выглядит весьма маловероятным, и никто в здравом уме не поверил бы в подобную историю, поэтому объявленная горожанам версия сходилась лишь на вине и лестнице, а насчет призрака переживал не кто иной, как сам Олаф Бремер, вступивший в должность вскоре после кончины старика Фалька. А все потому, что злобное привидение существовало на самом деле, своим богомерзким присутствием загрязняя воздух ратуши, не давая ни на мгновение продохнуть младшему брату барона Танкреда. Нет, лишенный покоя дух вовсе не выл в коридорах, не маячил за спиной и отнюдь не собирался тратить свое посмертие на преследование кого бы то ни было, а в частности Олафа. Просто сам факт его наличия в вотчине Бремера приводил нового бургомистра в такую ярость, что успокоиться порой ему удавалось лишь с большим трудом. Причиной тому служило, что призрак видел, как именнопогиб Штефан Фальк. Он видел, кто именнозаставил его выпить вино, якобы в знак дружбы, а после столкнул его с лестницы. В то, что покойники имеют такую полезную привычку, как молчать, Олаф не верил и постоянно жил в напряжении и страхе, что кто-нибудь прослышит о его злодеянии. Конечно, за ним стоял его брат, сюзерен Теала, но он вряд ли захочет помогать ему против всего города, озлобленного и вооруженного чем попало, когда толпа придет под окна ратуши за его головой.

– Как продвигается дело, мэтр Дунлинг? – Олаф стоял спиной к собеседнику и глядел в окно на площадь. Внизу привычно гомонил рынок, по другую сторону которого развесил свои ветви Дуб Справедливости. Бремеру причудилось даже, что он, невзирая на шум людской толпы, вечно что-то покупающей и продающей, явно слышит скрип веревок и петель, на которых мерно, словно маятники, покачиваются повешенные.

– Мне почти удалось, ваша светлость, – заискивающим дрожащим голоском пропищал шустрый и обычно не способный долго оставаться без движения человечек, худосочный, как лучина.

Вот и сейчас он не находил себе места, переминаясь с ноги на ногу, заламывая руки и нервно улыбаясь. Его быстрые, точно крупные блохи, глазки безумно бегали по стенам кабинета господина бургомистра в попытке найти самый темный угол, чтобы там переждать надвигающуюся на него бурю.

– Что значит «почти»?

Олаф в гневе обернулся, от чего собеседник шарахнулся прочь и сильно ударился лопатками о закрытую дверь. Ключ от кабинета был спрятан в кармане его светлости бургомистра. Многие из тех, кто знал его привычку обсуждать дела за запертой дверью (чтобы никто не смог сбежать), уже не могли поделиться ни с кем своим знанием… разве что выкопать их с городского кладбища…

– Ты маг или нет?

– Ну… – протянул человек, неловко теребя полу своей серо-голубой остроконечной видавшей виды шляпы. – В некотором смысле, я бы заметил, ваша светлость, что я не успел до конца завершить образование… ну, вы понимаете, Школы в Элагоне больше нет, и я… то есть вы… ну… никак не можете ждать от меня…

– Что?! – Олаф медленно шагнул к волшебнику. – Что ты там мямлишь?! Мне плевать на твое образование! У тебя на вывеске в твоей жалкой конуре на улице Искр что было написано?

– Эмм… Да кто ж его разберет-то, ваша светлость, это еще мой покойный батюшка писал…

– Семейное дело, так сказать, по наследству получил? И «Уэйл Дунлинг. Маг с дипломом. Берусь за любую магическую работу»писал тоже твой покойный батюшка, пусть им подавятся могильные черви?! – В эти мгновения на господина бургомистра было страшно смотреть. Хотя, по правде, на него всегда было страшно смотреть. – Не отвертишься, мерзавец! Я насквозь вижу твои жалкие мыслишки – нет, ну вы поглядите на такого наглеца: так и норовит сцепить свои крючковатые пальцы на гонораре за работу, которую не сделал, и сбежать быстрее, чем ветер! Ты ведь маг Ветра? Все вы такие, ветреные проходимцы!

– Но, позвольте, ваша светлость, я сделал все, что мог! – в отчаянии провыл, точно тот призрак, которого должен был поймать, бедняга Уэйл. – Расставил ловушки на чердаке и в погребе. А в чулане целых три! Но он шмыгает, точно тень! Нам нужно лишь подождать!

– Подождать чего?! Чтобы он начал трепать своим призрачным языком где ни попадя, выдавая всем мои тайны?!

– Что вы, ваша светлость… Мы этого злокозненного духа поймаем, и он никому не скажет, как вы… того… ну, вы понимаете, лестница, вино и так далее…

Сперва Дунлинг неловко улыбнулся и заговорщически подмигнул господину бургомистру, но, видя, как меняется его лицо, быстро зажал рот ладонью. Ох, не стоило этого говорить.

Олаф выпучил глаза и распахнул рот, как тролль, которому сказали, что он только что получил диплом королевского мага. Руки его задрожали, а на лицо медленно-медленно, точно шитый платок, наполз багрянец.

– Откуда… – с кашлем выдавил из себя, будто клубок гвоздей, бургомистр, но вскоре понял, в чем дело. – Ты говорил с ним, с этой свиньей призрачной?!

– Нет, ваша светлость, как можно – я же не некромант, упаси меня Хранн. Он просто пишет иногда на пыли… Ну вот, тяжело не заметить, вы ведь понимаете… Я, когда ловушки в чулане ставил, пытался приманить его на розу без лепестков и круг из паутины…

– Хватит. – Олаф прервал рассыпа́вшегося в оправданиях волшебника. Хладнокровие вернулось к нему. Трезвый расчет всегда преобладал в его сознании, когда он придумывал, как именно поступить с неугодными. – Когда ты поймаешь мне этого призрака?

– К вечеру, полагаю, ваша светлость. Он имеет обыкновение выходить из большого шкафа в гостиной на первом этаже примерно в восемь. Когда колокол на башенных часах отобьет половину девятого, он будет пойман.

– Замечательно, Дунлинг, – вдруг широко улыбнулся Олаф. Выражение лица его напоминало радушие любимого богатого дяди, которого ты не видел лет двадцать и которого приехал навестить за недельку до его предполагаемой кончины. – Это же просто замечательно. Когда ты изловишь мерзавца, я приплачу тебе еще пять тенриев за ловкость, ну… и ты понимаешь, чтобы ты сам не слишком болтал. И заверяю тебя, друг мой Дунлинг, что теперь у тебя не будет отбою от посетителей – я всем расскажу, какой ты умелец в магических делах.

– Правда, ваша светлость?

Волшебник не смел поверить своему счастью. В этот миг ему показалось, что нет на свете никого добрее и лучше Олафа Бремера, и пусть только он услышит когда-нибудь скверное о нем слово – уж тогда он вытрясет из наглеца и злословца всю душу, защищая честь такого благородного человека!

– Послушай, друг мой Дунлинг, а ты живешь один? – Олаф приобнял волшебника за плечо и повел к двери. В руке его появился ключ. – Ну, я имею в виду, что не имею чести знать родственников такого добропорядочного теальца, как ты. Я бы весьма хотел познакомиться с ними, мой добрый маг.

– Весьма сожалею, господин Олаф, но я живу один. Батюшка с матушкой покоятся, да приглядят за ними Хранн с Синеной, на городском кладбище, а супруженькой да детишками я еще не обзавелся…