Мартлет и Змей - Яковлев Олег. Страница 94

– О, это страшные тайны! – воскликнула Софи, при этом затравленно оглянувшись назад и задрожав всем телом – старую привычку бояться всего и вся не смогла изжить даже потеря сына. Сама того не осознавая, женщина перешла на шепот. – Страшные, потому что он не человек. Он – демон, ведь ни один из людского рода не смог бы совершить столько зла. Для начала вы должны узнать правду о его якобы покойном отце и нелюдимой супруге…

Крупный, размером с винный кубок, кристалл пульсировал изнутри, преломляя падающие на него солнечные лучи. Но не льющееся из окна тепло заставляло камень жить – невидимые для глаза магические нити протянулись от его граней к установленным в точно выверенных местах по всему замку собратьям, которые сейчас истекали лучами света, отдавая всю свою силу, истончались, покрывались трещинами, старели и умирали.

Зато их центральный собрат, казалось, даже прибавлял в весе, забирая полученное от остальных. Он наливался внутренней энергией, что выражалось в испускаемом им пульсирующем сиянии, он был очень горд собой, этот неодушевленный кусок породы, он искренне полагал, что получает то, чего заслуживает по праву рождения, в то время как остальные неудачники гибнут. Ему было ничуть не жаль тех, кто сейчас угасал ради того, чтобы он мог сверкать. Как были безразличны и мотивы этих уходящих в пустоту ничтожеств – лишь собственное «я», нежащееся в солнечных лучах и упивающееся текущей со всех сторон силой, имело смысл. В то же время он не забывал и об основной задаче: видеть и запоминать. Пути лучей магической энергии проходили через толщу стен, пронзали полотна и гобелены, достигали верхушек башен, выныривали из окон, проникали в самые глубокие подземелья и мрачные казематы. Они были везде и всюду одновременно – ничто в Бренхолле не могло скрыться от взора того, кто смотрел сквозь кристалл. О, это было истинное наслаждение – осознание полной власти над замком, способность увидеть все его тайны, проникнуть в каждый запретный и затерянный уголок.

Казалось бы, камни не обладают разумом и не способны испытывать чувств. Но только до тех пор, пока кто-то из смертных не обратит свое сознание внутрь камня, став на время его душой.

В тесной комнате, служившей до этого простым караульным помещением, – из всего убранства: грубо сколоченный стол, пара деревянных табуретов да стойка с оружием – сейчас находились двое. Первым из присутствующих был неподвижно сидящий за столом зеленоглазый воин, облаченный в отливающий серебром пластинчатый доспех, тонкий и невесомый, но в то же время невероятно прочный, давно ставший для него продолжением кожи. Искусная гравировка на наплечнике, выполненная в виде парящей в облаках птицы, выдавала в нем старшего стража. Помимо него в помещении присутствовала стройная эльфийка с глазами цвета летнего неба и длинными прядями иссиня-черных волос, скрепленных на затылке серебристой застежкой в виде песочных часов. Чародейка была одета в свое неизменное черное платье без каких-либо узоров и украшений. На ее лице застыло ставшее уже привычным надменное выражение, словно она одна знала нечто, недоступное пониманию остальных, и вовсе не собиралась этим делиться.

– Свет кристаллов не вечен, ал Рилле. – Волшебница подошла ближе и придвинула чистый лист, свернутый в свиток, к стражу. – Вам следует торопиться.

– Я знаю, Велланте. – В зеленых глазах промелькнуло раздражение вкупе с нечетким пониманием происходящего. Частью сознания воин был обращен в кристалл, частью – смотрел на чародейку и поддерживал разговор. И эта вторая часть вот-вот уже готовилась отправиться вслед за первой. – Времени хватит. Не отвлекайте меня.

– Бери перо и рисуй, – велела эльфийка. – Немедленно. Или останешься внутри него навсегда, а я еще долго буду проводить опыты над твоим лишившимся души телом.

Перо жалобно скрипнуло в яростно сжавших его пальцах – страж подчинился, осознавая, что ведьма права и к тому же легко может привести в исполнение свою угрозу. Первые штрихи чертежа легли на бумагу – в них уже можно было узнать контуры окружающих замок стен, следом стали появляться очертания башен, внутреннего двора, сооружений, пристроек, подвалов. Еще немного – и добавился объем, одни этажи сменялись другими, подземелья уходили вниз, лестницы и смотровые площадки устремлялись вверх, обозначались пустоты каменной кладки и тщательно укрытые двери: все это непостижимым образом умещалось на тонко расчерченном листе, соединяясь в подробнейший план замка Бренхолл со всеми его тайнами, переходами и секретными комнатами.

…Женщина стояла у единственного окна своей башни и, спрятавшись за шторой, смотрела вниз, во внутренний двор замка. Время едва перевалило за полдень, но солнца совсем не было видно – за окном было пасмурно, и накрапывал мелкий дождь. Над стенами и шпилями башен вот уже больше часа кружила маленькая синяя птичка с острыми ласточкиными крыльями, а внизу, прямо в луже, без движения лежал мертвец, уперев свой неживой взгляд в ее окно. Из груди убитого торчала черная рукоять кинжала.

Больше внизу ничего не было видно: ни мельтешащих слуг, ни обычно бряцающих оружием солдат, ни спешащих куда-то по своим делам родственников. Что-то случилось минувшей ночью – она чувствовала, что произошло что-то плохое, но что именно, не могла понять. Лишь изредка до нее долетали крики, но кто кричал и почему, она не знала, лишь зажимала руками уши, чтобы не слышать. Чтобы не думать. Потому что ей было страшно. Причем боялась она не того, что творится за окном, а саму себя.

Вот уже десять дней прошло с тех пор, как он запер ее здесь после того самого ужина, когда принесли весть: ее сын вернулся в Теал. Она не могла выйти: окованную железом дверь, закрытую на наружный засов, не откроешь при помощи сбитых в кровь пальцев и обломанных ногтей. Кричать бесполезно – стены в башне, видимо, закляты так, чтобы никто ее не услышал. Даже через окно… Ее тюремщик оставил ей возможность смотреть из своей тюрьмы, но никто другой снаружи никогда не увидит ее лица за стеклом – почему-то она это знала. Как и то, что она больше не отражается в зеркале, – в любом случае отражаться больше уже было не в чем: разбитые осколки разлетелись по всей комнате и теперь больно резали ноги при ходьбе. Но она их будто не замечала – кровь из ран текла неохотно, а царапины быстро затягивались. Она ушла за грань и больше не желала видеть зеркал – как и они ее.

Ключ повернулся в замке, тяжелый засов, скрипнув, отъехал в сторону – она обернулась с надежной и страхом. С надеждой – что сможет наконец выйти отсюда. Со страхом – что придет он и заставит ее покинуть башню. Эти противоречивые чувства столкнулись в ее сознании и разбились вдребезги – ей больше нечего было желать, некуда идти…

– Отлично выглядишь, дорогая.

Огненный Змей перешагнул порог комнаты.

Баронесса не ответила: все так же стояла у окна и глядела на него пустыми глазами.

– Я смотрю, твое любимое зеркало разбилось, – отметив усыпанный осколками пол, усмехнулся Танкред. Его ничуть не задело молчание жены. – Знаешь, я даже рад. У меня будет прекрасный повод подарить тебе новое.

– Я разобью и его тоже, – ее голос дрожал.

– Что ж, придется заказать такое, которое не бьется. – Злая насмешка не покидала поджатых губ Змея. – Как видишь, я готов на все ради любви к тебе.

– Ты… ты… ты чудовище. – Сесилия закрыла лицо руками, плечи ее мелко подрагивали. – Ты же не можешь любить. Без сердца не любят. Зачем ты меня мучаешь?

– Помнишь, что ты говорила на алтаре Меча и Розы? – прищурился Танкред. – «Покуда не позовут одного из нас из-за Края»? Можешь поверить – не позовут, уж об этом я позаботился. Ты будешь со мной до самого конца, а маги, как ты знаешь, живут очень долго. Только представь: у нас с тобой впереди целая вечность любви – это так романтично, как в старой балладе…

– Чудовище! Чудовище! Чудовище… – Баронессе хотелось плакать, но глаза оставались сухими, хоть грудь и сотрясали рыдания. – Ты даже слезы, эту жалкую соленую воду, у меня отнял, даже этого я лишилась…