Бесконечный тупик - Галковский Дмитрий Евгеньевич. Страница 106
Чехов писал в «Скучной истории», что начиная с 60-х годов ни одна русская книга не выходила без «но»:
«Умно, благородно, но неталантливо; талантливо, благородно, но неумно, или наконец – талантливо, умно, но неблагородно».
И далее:
«(В иностранных книгах) не редкость найти главный элемент творчества – чувство личной свободы, чего нет у русских авторов. Я не помню ни одной такой новинки, в которой автор с первой же страницы не постарался бы опутать себя всякими условностями и контрактами со своей совестью. Один боится говорить о голом теле, другой связал себя по рукам и по ногам психологическим анализом, третьему нужно „тёплое отношение к человеку“, четвёртый нарочно целые страницы размазывает описаниями природы, чтобы не быть заподозренным в тенденциозности … Один хочет быть в своих произведениях непременно мещанином, другой непременно дворянином и т. д. Умышленность, осторожность, себе на уме, но нет ни свободы, ни мужества писать, как хочется, а стало быть, нет и творчества…
…Необычайная важность, игривый генеральский тон, фамильярное обращение с иностранными авторами … Не только статьи, но мне тяжело читать даже переводы, которые делают или редактируют русские серьёзные люди. Чванный, благосклонный тон предисловий, изобилие примечаний от переводчика, мешающих мне сосредоточиться, знаки вопроса и «так» в скобках, разбросанные щедрым переводчиком по всей статье или книге, представляются мне покушением и на личность автора, и на мою читательскую самостоятельность … Друг к другу и к тем писателям, которых они критикуют, относятся они или излишне почтительно, не щадя своего достоинства, или же, наоборот, третируют их … Обвинения в невменяемости, в нечистоте намерений и даже во всякого рода уголовщине составляют обычное украшение серьёзных статей».
Это настроение, лишь мелькнувшее у Чехова как отзвук бесед с Сувориным и виртуозная упреждающая заглушка, очень было близко Набокову, стало его кредо.
248
Примечание к с.19 «Бесконечного тупика»
Чернышевские и Писаревы выросли в «Вехи» … Всё «получилось». Но получилось чужое.
Почему «Вехи» все же не получились? Потому, что это был максимум для их авторов. А должен был быть минимумом. С этого начинается философия, а не заканчивается. А они, когда писали «Вехи» (все без исключения), задыхались в разреженном воздухе альпийских вершин собственной философской мысли. Если бы это были серьёзные мыслители, которые в целях ПОПУЛЯРИЗАЦИИ своих взглядов СНИЗОШЛИ до разговора на столь элементарном уровне. А так – увы! – русская интеллигентская масса осталась для веховцев референтной группой (252), людьми, с уровнем которых они соотносят и сопоставляют свои знания, причём неосознанно.
И всегда противные оговорки. (260) Верили ли сами в них? Тем хуже, если верили.
249
Примечание к №232
Интеллигенция не ощущала себя юной, в ней был нелепый переход от детства ко «взрослости».
Русская интеллигенция не поднялась даже до осознания собственных сословных интересов. (257) Ворочали глыбами: нар-род, Р-рос-сия. А если бы сказали прямо: «Что делать, и нам нужно место под солнцем. Вам, дворянам, с детства было дано всё. А мы жили в атмосфере хамства, сквернословия, побоев. У нас нет культуры, воспитания. И тем не менее, если не за счёт таланта, то по крайней мере за счет трудолюбия, мы выбились в люди, в средние слои общества. Мы образовали новое, молодое сословие, важное и полезное для России. Нам нужно дать некоторые привилегии, льготы…»
Нет, начали с другого: «Мы соль земли русской». Всё началось с этого истерического бреда сентиментальной потаскушки. (283) Дворянство как сословие – крепостники, бурбоны, невежи и невежды, мешающие общественному прогрессу; духовенство – мракобесы, пьяницы и развратники; купечество – хамы и дебоширы; чиновничество – взяточники, жулики и карьеристы; военные – солдафоны; ну а простой народ – тёмное, невежественное быдло (тут оговороцка: да, грязные свиньи, но не сами по себе, а потому что искусственно в невежестве держат).
То есть, иными словами, интеллигенция это такое сверхдворянство, такое сверхпервое сословие, такая элита, такая «супер стар», по сравнению с которой бледнеет спесивость римских патрициев и китайских мандаринов. Даже средневековое дворянство никогда не считало себя «солью земли» и признавало влияние духовенства и, в определённой степени, городских сословий. Тут неслыханный, неправдоподобный АРИСТОКРАТИЗМ русской ДЕМОКРАТИИ ещё за полвека до Октября предварил создание советской номенклатуры.
Злозоркий Набоков точнёхонько подметил в «Даре»:
«Изучая повести и романы шестидесятников, Чердынцев удивлялся, как много в них говорится о том, кто как поклонился».
Одно из впечатлений детства: стою на перроне Курского вокзала, а рядом сидит какая-то бабка на корзинах, вся кутанная-перекутанная в платок, похожий на высохшую половую тряпку. Лицо тупое-тупое, красное, и глаза щёлками. С ней рядом на корзинах внучка, наверно. И вдруг бабка ей: «Ой, девочкя, мотри, уточки какие!» (287) (Пальцем на голубей.) Это вот русская интеллигенция «один к одному». Такую тупость ещё поискать. Конечно, дурачков использовали, но должна же быть и своя голова на плечах.
Из воспоминаний одного «ходока в народ», потерпевшего неудачу в своих науськиваниях:
«Я начал с расспросов крестьян об их деревне, нужде, о том, как у них себя ведёт начальство, и затем уже переходил к своим заключениям и обобщениям. Но тут я натыкался всякий раз почти на одно и то же возражение: соглашавшийся с моими посылками кологривец делал из них свой вывод или подводил свой итог, а именно, утверждал, что сами они, деревенские, во всем виноваты и им приходится терпеть нужду, обиды и скверное обращение собственно потому, что они сами поголовно пьяницы и забыли Бога».
Интеллигенции до этих кологривцев пахать и пахать. Зарвались с полунамёка. (292) Им только намекнули, только бросили идейку – и всё, пошло в рост моментально. Сразу поверили и в свою избранность, и в чужую ничтожность. Самоанализ = 0. Если бы Чернышевский написал «Что делать?», где рассказал бы о судьбе молодого человека из поповичей, попавшего в совершенно чуждый и враждебный Петербург, и как ему там трудно и тяжело пришлось, как потерпели крах его наивные представления о столичной жизни… А то: «Я Иисус Христос. Я принёс миру Правду».
Ленин писал Горькому в 1919:
«Интеллигентики мнят себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно.»
Это, пожалуй, единственное высказывание Ильича, с которым можно вполне согласиться. Особенно если учесть, что сам Ленин был типичным интеллигентом (297).
250
Примечание к №212
«Поприщин!.. Аксентий Иванов! титулярный советник! дворянин!.. Фердинанд VIII, король испанский!» (Н.Гоголь)
В детстве, стоило кому-нибудь на улице крикнуть, например: «Володя!» – как я сразу же оборачивался. Хотя звали меня вовсе и не Володей. Думал, может, меня, может, имя перепутали. Кого же ещё звать могут? Вот и сейчас. Сколько лет прошло. Но скажут громко, например: «Соловьёв» – и я сразу вскидываю голову.
251
Примечание к с.19 «Бесконечного тупика»
Вот и вся сказка. Очень короткая, глупая и злая.
Даниил Хармс написал для детского журнала «Сказку» (253)