Эринкаль (СИ) - Березенкова Евгения Георгиевна. Страница 49

— Аль! Да что с тобой? — Рывок за плечо вновь вернул меня в реальность, и я обнаружил напротив глаза обеспокоенного друга.

Исса мило беседовала с девочками неподалеку, стоя ко мне спиной, а находились мы в шикарно обставленном фойе, с коврами (где надо и не надо), вазами (на причудливой формы столиках), занавесками (почему-то черного цвета), лестницей, уходящей под потолок, одной огромной люстрой (в случае падения может прибить человек десять не напрягаясь, причем не только размером, но и весом), и кучей мелких магических светильников по стенам. Странно, мало того, что на дворе еще день, да и света в комнате в три вензенских окна, никак не может быть мало, а светильники зажжены, разве что люстра нет, просто поблескивает в отблесках света. Наверное, просто похвастаться, больше причин не вижу, кроме откровенной глупости.

— Эй, может, скажешь, что с тобой такое? — Меня вновь нетерпеливо подергали за плечо.

— Все нормально, — упс, чуть не заехал другу в глаз, когда отмахивался. — Просто мне здесь не нравится.

— М-да? А почему? — Рон принялся с опаской осматриваться по сторонам. Вот что значит приучить друзей к осторожности!

— Да нет, тут безопасно, просто не люблю роскошь и вообще…

Что именно «вообще» договорить мне не удалось, поскольку именно этот момент выбрали хозяева для триумфального появления в холле, где мы так и замерли, переступив порог. Скажем так, господа на меня впечатления не произвели. Грузный мужчина в коротких рейтузах, достающих едва до колен, смотрелся забавно. Его жена в темно красном платье, расширяющемся книзу, с высоким лифом, подчеркивающим, чего скрывать, великолепную грудь, и с веером в руках, видимо для контраста со спутником, производила впечатление великосветской простушки.

Не смотря на действительно небывалую красоту женщины, в ней чувствовалась какая-то слабость, причем не физического плана, а внутреннего. Вот и сейчас она радушно улыбалась и бросала удивленные взгляды на собранного хмурого супруга, стоящего, насколько позволяло пузо, прямо и похлопывавшего по ноге трубкой.

— Рад твоему возвращению сынок. Что-то ты припозднился. И потом, кто это с тобой?

— Дорогой, разве так встречают гостей? — Разлился под сводами восхитительный тембр. — Проходите в гостиную, гости дорогие, сейчас чай пить будем, что ж это вы в дверях застыли? Меня зовут Камилла. Камилла де Форсал-Гаронда. А этот грубиян, мой муж — барон Гаронда, но он исправится, вот увидите. Ферен разве ж так можно? — Прошипела она на ухо супруга, но звук прокатился по всему залу, заставив хозяина еще больше надуться.

— Отец, может быть, мы действительно выпьем чаю? За ним и поговорим?

— Хорошо, — прошипел барон, первым направляясь в гостиную. Мы двинулись следом.

Остановившись в дверях, благо я шел последним, немного сдал назад и прислонился к стене, рядом со входом. Охрана предпочла отползти в сторонку в ответ на мой пристальный немигающий взгляд. Надо же, а людишки оказались понятливыми! Скучились по другую сторону двери и тихо перешептывались, изредка бросая в мою сторону опасливые взгляды.

Я прислушался к звукам, долетающим из зала и порадовался собственному решению, поскольку на вопрос удивленного моим отсутствием друга, барон отмахнулся, заявив, что слугам место среди слуг, и уже тем более таким опасным. Спорить Рон не стал, что меня несказанно обрадовало, поскольку сходу портить отношения с хозяином дома не стоит никогда. Зато после того, как сам господин признал меня опасным, стражники еще плотнее сжались в клубок, переместившись в самый угол.

Далее прислушиваться я не стал, а заловив одну из служанок, покидающую зал с пустым разносом, в приказном порядке поручил принести мне перекусить прямо в коридор. Естественно девушка была удивлена, а затем и напугана до ужаса моей незабываемой улыбкой, а мне отчего-то стало легко и приятно. Дружески улыбнувшись охранникам, отчего они сглотнув дружно отвернулись, я переставил с резного декоративного столика тяжеленную вазу на пол, аккуратно расправив засохший скелет какого-то растения, уселся на единственный, столь же декоративный стул, и с комфортом принялся поглощать предложенное угощение.

Уж и не знаю почему, но на подносе, предоставленном в мое полное владение, имелись только мясные блюда, по всей видимости, я был признан не только опасным, но и кровожадным. Что ж, так даже лучше! Когда боятся, обычно не пакостят. Примерно час спустя, когда я уже не торопясь догладывал десятую наверное косточку мелкого зверька, двери в зал отворились, выпуская хозяев и гостей, лишь для того, чтобы те застыли на пороге с различным выражением на лице.

Например, Рон и Исса растянули губы в довольной улыбке. Натан и его мать открыли рот в изумлении, а сам барон вновь начал наливаться багрянцем от праведного гнева. Я же, в это время, равнодушно закончил начатое дело, отложил кость к кучке ей подобных и великосветским жестом принялся вытирать салфеткой лицо и руки. Трапеза доставила мне истинное удовольствие, а ее завершение еще и приятно согрело душу. В общем, поднявшись со стула, на котором, к слову, сидеть было опасно (но я все же эльф), я вежливо поклонился всем сразу и, повернувшись к собравшимся спиной, направился в сторону входных дверей.

Спутники со смехом и восхищениями нагнали меня только на улице. Рон тут же похлопал по плечу, поздравив с успехом, а Исса отвесила ощутимый подзатыльник (и как, спрашивается, дотянулась?), по ее словам, за «сокрытие стратегически важной информации». На такие мелочи я внимания не обратил, зато тут же пожаловался на судьбу в лице двух спутников, даже не вспомнивших о том, что, если вампир голоден, он начинает видеть еду вокруг. Все дружно расхохотались, сбросив напряжение последних дней, и быстрым шагом направились в сторону конюшни.

Уже на выезде из имения нас нагнал расторопный слуга с целым мешком провизии, за что отдельное спасибо стоило сказать матери Натана, я так и не запомнил ее имени, а между тем она оказалась не такой уж и глупой женщиной. Просто, как и почти всякая леди, имеющая представление о собственной красоте и исключительности, чувствующая себя ужасно в глуши, среди мужиков, грубости мужа и полного равнодушия остальных домочадцев. Зато открытое восхищение Иссы (причем не приукрашенное, на мой взгляд) не оставило не до конца огрубевшее сердце спокойным и напомнило о первейшем долге гостеприимства, а также благодарности. Пусть баронесса имела пятерых детей, но каждый из них близок сердцу матери и его гипотетическая потеря не может не напугать. Прощальный листок с одним единственным словом «спасибо», переданный мне лично в руки, я не стал выкидывать, а засунул в карман на память.

Глава 31

От поместья баронов Гаронда до Брияра было не больше четырех часов пути, поэтому мы особо не торопились, пустив коней легкой рысью и часто переходя на шаг. Так получилось чуть дольше, часов пять, зато подъехали к городу мы на самом закате, под закрывающиеся створки ворот. Приветливо кивнув торговцу, стража взяла с нас мелочь и вежливо пригласила внутрь, пожелав напоследок удачи в поиске места. В городке, к счастью, праздников никаких не намечалось, торговые дни тоже еще не наступили, но с постоялыми дворами была постоянная проблема. Видимо, близость к границе не слишком притягивала народ.

В ответ на вежливое приглашение Антонио остановиться в его доме, мы дружно покачали головами и отказались. Во-первых, не хотелось стеснять купца, у которого домочадцев и так слишком много. А во-вторых, последние дни мне ужасно хотелось хоть недолго побыть одному, а впереди, судя по всему, возможностей больше не представится. Немного обидевшись, бывший уже спутник согласился с приведенными доводами и, попрощавшись, отправился восвояси. Правда, до более-менее сносной гостиницы он нас все-таки проводил.

Снаружи здание впечатления не производило. Серый камень, с редкими вставками красного песчаника, например, над окнами или по углам, для отделки, по всей видимости. Слишком близкое расположение проемов, отчего ставни первого этажа до конца не открывались. Одинокий флюгер, давно сломанный, проржавевший и создающий раздражающий свист. Белые шторы во всех комнатах, которые неприятно кольнули воспоминаниями о лазарете. И, наконец, обшарпанная дверь с остатками некогда богатой обивки.