Императрица и смерть (СИ) - Чурсина Мария Александровна. Страница 2

- Я лично позабочусь о безопасности во время похорон, моя императрица, - добавил начальник тайной полиции.

Вкрадчивый голос Аластара Орлана научилась слушать, не задерживая дыхание. Она давно привыкла к его манере говорить, делая между фразами долгие паузы.

- Вы явите милость, разрешив мятежному магу присутствовать на похоронах брата, и авторитет власти немало вырастет.

Сцепив руки в замок, Орлана рассматривала мага, стоящего перед ней - худощав, и в волосах притаилась седина, одет неброско, но, пообретавшись эти несколько лет по высшему обществу, Орлана знала, что дорого. В его глазах - доля снисходительности к молодой императрице.

Так что же, стоит согласиться на ещё одну встречу с дядей Орденом? Вспомнить Январский переворот?

- Что говорят в Альмарейне? - Вместо ответа она уткнулась лицом в сцепленные руки, но перед этим успела заметить едва различимую улыбку на лице Аластара.

- Болтают разное. Не стоит обращать внимания на перепуганных обывателей, моя императрица.

- Эти обыватели - моя страна. Обратите внимание, когда следующий раз будете беседовать со своими подчинёнными.

Даже не отрывая глаз от блестящей поверхности стола, она всё равно видела, как по аллеям парка стелется туман и шары белого огня едва-едва освещают дорожки из круглых камней, и тенями бродят стражники в тёмных мантиях.

- Да, я напомню секретарю, чтобы отправил приглашение Ордену.

Когда начальник тайной полиции вышел, Орлана всё ещё сидела, опустив голову на руки. Подниматься не хотелось: из простенькой деревянной рамки на краю стола, с фотографии улыбалась она сама - ворот чёрного плаща отогнулся от ветра, за зелёным зонтом вырастал многоэтажный Нью-Питер, а на объектив камеры упала большая капля дождя.

Неделю назад она впервые села за этот стол и тут же смутилась своего смеющегося взгляда - и едва удержалась, чтобы не спрятать фотографию в верхний ящик стола. Тогда ей это показалось дурной приметой.

Орлана выдохнула воздух сквозь сжатые зубы и опустила её изображением вниз.

Она вдруг вспомнила, когда был сделан снимок.

Молодой парень в куцем пальто стоял прямо на проезжей части, машины сигналили, вынужденные объезжать его, а он только давил на кнопку камеры. И Орлана замерла на секунду, чтобы представить, что же он видит в своём объективе: серое здание больницы и дерево, окружённое бетонным бордюром. Дерево, на котором набухли липкие зелёные почки.

Шёл мартовский дождь, его капли висели на почках, на ветках дерева, на краешке её зонта.

- Девушка! Постойте. Девушка! Разрешите, я вас сниму. У вас такой зонт... зелёный.

Он догнал её у перекрестка, где заманчиво светился подземный переход, где дорога превратилась от дождя в чёрное стекло, и Орлана обернулась. Совсем молодой парень - куцее пальто и тонкие пальцы.

Она улыбнулась, и камера ответила ей вспышкой несколько раз. Фотограф поблагодарил, и, сбегая по мокрым ступеням вниз, в метро, Орлана ещё чувствовала на себе его взгляд и тонкий запах вернувшейся весны - как будто раскрываются липкие, влажные от капель дождя почки.

Этот день пролетел мимо скорым поездом, обдавая её душным жаром. Лица, лица, слова, уже пришедшие послания с соболезнованиями, снова лица. Секретарь к вечеру приготовил ответы на все письма, уложил аккуратной стопкой на стол все приглашения на похороны, где ей самой оставалось только расписаться, и Орлана скользнула взглядом по одному из ответов.

'Благодарю за заботу... ваша поддержка очень помогает...'

Слова, лица, разговоры о предстоящей церемонии. Пальцы слишком сильно сжались на солнечном пере, и оно хрустнуло. Когда Орлана поняла, что дневной свет за окном меркнет и над садом зажигаются шары белого пламени, рука уже болела от бесконечных подписей. Солнечное перо упало на очередное письмо, и Орлана поднялась.

Она постояла у раскрытого в вечер окна, прижимая холодные ладони к пылающим щекам. Вдалеке, за садом, стелилось зарево огней. Там под светом белого пламени переживала рухнувшее на неё горе столица. Без высокопарных фраз и фальшивых сожалений она просто ждала, что будет дальше.

Оставив недоделанную работу, бросив письма шелестеть от дыхания ветра на столе, Орлана ушла из кабинета. Ей опостылело молчание, хотя утром это и казалось единственным спасением - молчать и притворяться, что не чувствуешь. Ей хотелось взять кого-нибудь за руки, чтобы, глядя в глаза, рассказывать о страшном сне из темноты и сполохов, который снился ей каждую ночь.

Ишханди ждала её на террасе. Орлана пришла к ужину точно по времени, как и всегда, пусть и не хотела есть. Она цеплялась за реальность обеими руками, боясь выпустить скользкий край и упасть в безвременье.

В этом безвременьи её и ждала Ишханди - глава касты Хаоса и дважды вдова, магичка, которая давно должна была привыкнуть к смерти, да так и не смогла этого сделать.

Холодный ветер тревожил лёгкую штору.

Орлана остановилась на ступеньках, тяжело опёрлась о перила. Она даже обрадовалась этой встрече: наступило самое время для того, чтобы прикоснуться к плечу вместо слов утешения. Они же всегда понимали друг друга с одного прикосновения.

Холодный ветер тревожил подол тёмно-красной мантии.

- Когда похороны? - Ишханди, казавшаяся на полутёмной террасе ещё тоньше, ещё бледнее, чем обычно, обернулась к ней. Из причёски выбилась и трепетала от дыхания ветра прядка.

- Завтра, - повторила Орлана. Она уже говорила об этом, поймав мачеху за запястье в зале советов. - Ты можешь не приходить, я понимаю, тяжело...

Тугие фиолетовые бутоны раскачивались от ветра, касались Орланиных рук.

- Но ты будешь там. - Ишханди взглянула на неё сверху вниз - с высокой террасы, а за её спиной зажигались шары белого пламени: наступило время ужина.

По щиколоткам побежала судорога, словно бы в тёплом осеннем вечере возникла фантомная позёмка. Орлана кивнула, как будто извиняясь.

Ишханди качнулась. Показалось вдруг - она сейчас упадёт на стеклянный пол террасы, со звоном рассыплются камешки из её серёг, осколками света покатятся вниз по ступеням, под ноги Орлане, спрячутся под широкими, глянцевыми от дождя листьями цветов хаоса.

- Орлана, - изменившийся вдруг голос Ишханди блеснул стальными нотками, - хоть притворись, что тебе жаль.

- Пойдём на ужин, - предложила она, сжимая брошь, которой скалывала отворот мантии.

Раньше, когда ещё всё хорошо было с её отцом, ни один ужин не начинался, пока за столом не собирались все. Мог опоздать Адальберто, задремав в какой-нибудь из комнат замка, хотя чаще всего он приходил первым и ворчал потом, что с такими правилами можно умереть голодной смертью. Ишханди являлась вместе с Зоргом, бесшумно следуя на шаг сзади него, словно боялась, что без него её могут не принять.

Сама Орлана редко опаздывала. Чаще она бродила вокруг стола, на котором уже были расставлены приборы, и таскала с большого блюда хрустящие кусочки свежеиспечённого хлеба. Под снисходительным молчанием Луксора ей это сходило с рук.

Сегодняшний траурный ужин предстояло пережить, как ещё один эпизод невыносимо долгого и душного дня. И на этот раз никто не опоздал.

- Как ты себя чувствуешь? - спросил Адальберто, когда она мучительно размышляла, стоит ли занимать место во главе стола.

Ишханди давно уже опустилась на своё, первое с правой стороны стола. Луксор оглянулся на стеклянную дверь веранды: она осталась незакрытой, и ветер шевелил лёгкую штору, будто в обеденную залу прокрался призрак.

- Всё в порядке, - кивнула Орлана и села на своё прежнее место.

Место умершего императора осталось пустовать. Ишханди кашлянула, будто бы подавилась сладким вишнёвым соком, а Адальберто ничего не заметил. Луксор молча сжал руку Орланы под столом. Она несколько первых минут так и просидела, спрятав руки на коленях. Сама мысль о еде вызывала приступ отчаянной тошноты.

- Орден придёт завтра, - произнесла она, глядя в перламутровое донышко собственной тарелки.