Врата Изгнанников - Черри Кэролайн Дженис. Страница 57

— Я нашел место, — сказал Вейни, когда они опять встретились после того, как облазили все кругом, оставив серого жеребца и белую лошадь в укрытии по другую сторону холма. — Хорошо, — сказала Моргейн, вытирая лоб, — потому что в том направлении нет ничего подходящего.

Они взяли лошадей и перешли туда, где дожди вымыли яму под верхушкой холма, сложенного из песчаника, и где по песчаному ложу, окаймленному холмами, бежал ручеек, почти не видимый из-за колючих кустов и нескольких невысоких деревьев.

Невозможно представить себе лучшее укрытие!

Конечно все это означало холодную еду и едва подогретую воду, но это был отдых, передышка, после тяжелого пути и сражения, это была возможность для лошадей восстановить силы и придти в себя, хотя для него это означало походы за травой, потому что лошади должны были оставаться невидимыми.

Так он и сделал, потом вычистил их обоих до блеска, поправил подкову на левой задней ноге Сиптаха, а потом лег на солнце и уснул, пока Моргейн хлопотала над обносившейся сбруей лошадей. Потом они поменялись, она спала и он работал, а вечером они неторопливо, с удовольствием съели ужин из холодных сосисок, сыра и хлеба.

И разделили последние капли сладкого ликера из меда эрхендимов.

Уже ближе к ночи они сидели вместе и глядели, как солнце, скрытое белыми, нежными облаками садится за холмами, на землю легли золотистые сумерки; они опирались плечами друг о друга и смотрели, как лошади пьют из ручейка и едят траву, которую он сорвал в таких местах, где этого никто не заметит.

Он был доволен. Моргейн оперлась спиной о склон холма и улыбнулась ему одной из своих редких дружеских улыбок. Спокойный и ласковый взгляд ее прекрасных глаз заставил его сердце забиться так, как если бы их обоих заколдовали.

Сумерки коснулись высоких скул Моргейн, серых глаз и серебряных волос, краев кольчужных нарукавников, черной кожи, пряжек брони и — драконьего меча, лежавшего на камне позади ее. Рубиновые глаза бдительного духа-хранителя мелькнули злым красным светом.

Я здесь, казалось говорил он. Я никогда не сплю.

Но это был и его дух-хранитель, тоже. Как и Моргейн — ее молчание, маленькие изменения ее состояния, которые он мог читать или думал, что может — а сейчас он пытался прочитать ее ровный взгляд, в котором была тишина ночи, и умирающий свет танцевал в серых глазах кел и на каждой линии ее лица, которое он видел в самых сладких и самых ужасных снах.

— Как ты думаешь, — наконец спросила она, — сколько времени мы должны провести здесь?

Он нахмурился, потому что приходилась опять возвращаться к спору, в котором он победил. Во всяком случае он так думал. — Лио, не думай об этом. Никогда. Отдыхай, расслабляйся, не делай ничего. Не двигайся и не шевелись: пускай враг бегает за нами, вот что я советую.

— До зимы? — Ее глаза помрачнели.

— Несколько дней, да спасут нас Небес. Всего несколько дней. Пять. Я не знаю.

Он не хотел спорить с ней. Но обнаружил, что мышцы напряглись, дыхание ускорилось, а она недовольно ковырнула ногой камень, который полетел в маленький ручек, текущий у их ног.

Нетерпение и раздражение, вот что она такое. Она не может спокойно сидеть на месте, не умеет ждать и не может отдыхать, если у нее в голове крутятся другие мысли.

— Мы не можем ждать здесь до зимы.

— Бог в Небесах, лио, выслушай меня. Пускай они побегают. А мы посмотрим, что они могут сделать. Вот наша цель.

— А тем временем…

— Бог поможет нам. Завтра — завтра! — я разведаю местность вокруг.

— Мы разведаем.

— Но ты можешь оставаться в…

— Вместе мы сможем пройти несколько лиг на север. Это все. Если новый лагерь будет не таким удобным, мы сможем—

Он безнадежно уперся лбом в скрещенные руки. — Да.

— Вейни, я приняла твой совет — мы пойдем медленно. Мы дадим лошадям восстановиться. Но мы не можем отдаляться от ворот, до которых хотим добраться — совершенно непонятно, что этот лорд из Манта решит сделать.

— Ну и пусть! Пускай делает все, что захочет! Он придет сюда, за нами. Он попытается схватить нас. И не уйдет.

— Мы рискнем всем. И ты это знаешь.

— Ну почему? — спросил Вейни. — Скажи мне, почему этот лорд должен бросить свой народ и сбежать?

— Возможно, что они не его народ.

Он подумал, что должен понимать суть этой странной войны, протянувшейся из мира в мир, с изгибающимся горизонтом и звездами, число которых то увеличивалось, то уменьшалось, и лунами, появлявшимися и исчезавшими. Он попытался придумать умный ответ, чтобы она не решила, будто ничему не научила его.

— Ты имеешь в виду, что он может быть человеком в облике кел?

— Это имя, — ответила Моргейн.

— Скаррин? Не похоже на другие имена. Но есть множество кел с самыми странными именами.

— Это имя из очень старого языка. Я совершенно не представляю себе, где он мог услышать его. Хотя, возможно, это чистая случайность. Бывают же совпадения, и в языках. Но среди кел это имя связано с воротами, с миром ворот, и оно старше, чем кел. И значит это выживший — и очень опасный.

— Ничего не понял. Что ты сказала — старше чем кел? Кто старше?

— Старше, чем любая катастрофа, которую помнят кел. Разве я не рассказывала тебе о всех этих событиях?

Вейни промолчал. Он почти ничего не понял, когда Моргейн рассказывала ему о первой катастрофе, о том, как кел сделали ворота и заставили время течь не туда, пока Небеса не вмешались и не направили его опять вперед, как оно должно течь, и только ворота остались живыми и могущественными, и продолжали изливать свою магию (свою силу, настаивала Моргейн, не будь суеверным) в миры, где жили кел.

— Ты не понимаешь.

Вейни печально кивнул. — Да, не понимаю.

— Я не знаю точно, — сказала она. — Но меня волнует имя. На том, древнем, языке Скаррин означает чужой. Иноземец.

Уже сгустилась темнота. На небе появились первые звезды. Содрогнувшись, он сделал знак, оберегающий от злых духов.

— Таким был мой отец, — внезапно сказала Моргейн.

Он посмотрел на нее, как если бы перед ним открылась пропасть, в глазах все потемнело. Однажды она назвала имена своих товарищей, погибших еще до того, как родились он, его отец, и отец его отца.

Но она никогда не говорила о своих родственниках. Она всегда переводила разговор на непогоду, лунный свет или говорила о его собственном народе.

Я не кел, да, это она повторяла все время. И однажды сказала: Я халфлинг.

— Ты говоришь, что этот Скаррин — из твоего рода?

— Нет, я не знаю.

— А твой отец, кто он?

— Враг. — Не глядя на него она бросила еще один камень в потемневшую воду. — Все это было не в твоем мире. И он мертв. Давай спать.

Но он не хотел сходить с этого пути.

— Он был кел, с твоей точки зрения, — неохотно продолжала Моргейн. — Пускай покоится с миром. Сейчас это не имеет никакого значения. Его звали Энджурин. Ты услышал его имя. А теперь забудь, навсегда. Я ничего не знаю об этом Скаррине, но мое имя может насторожить его, заставить изменить свои планы.

Он задохнулся, потом опять глубоко вздохнул, крутя в своих пальцах стебельки травы, и уставился на свои руки. Долгое время никто из них не произносил ни слова.

Наконец он пожал плечами. — Завтра я разведаю местность, — сказал он, возвращая мир, чтобы ей стало легче, насколько возможно. — Когда пойду за травой для лошадей. Быть может есть что-то за этими холмами.

— Да, — сказала она и, подвинувшись, оперлась плечом о его спину. Он облегченно вздохнул и подставил ей всю спину. — Но лучше мы оба…

— Я. Неужели мы должны пугать любую птицу или кролика между собой и Мантом? — Опять знакомое чувство нависшей катастрофы сжало горло, заставило содрогнуться, и он почувствовал, что должен идти. — Я пойду.

— Пешком?

— Нет, поскачу прямо по ручью. — Он вздохнул, невольно хмурясь под весом ее тела в кольчуге, и посмотрел на первые звезды, появившиеся на небе. — Мы должны отдохнуть, — угрюмо сказал он.