Работа над ошибками - Ипатова Наталия Борисовна. Страница 5

Дерек и Мардж примолкли – одно это уже удача! – и тихонько расположились в гостиной.

– Это, – шепотом спросила мисс Пек, – ваша супруга?

– Бывшая.

– Ааа… извините, я не…

– Ничего особенного. Такие вещи случаются чаще, чем принято думать. Слишком разные взгляды на то, что лучше для ребенка. Ну и, разумеется, носки. Все разводы, по существу, из-за брошенных где попало носков.

Теперь, озирая старую гавань, все эти немодные вещи, купленные десятки лет назад, салфетки и занавески, я отчетливо видел, что мне никогда не было здесь места. И мне понадобилось столько времени, чтобы это понять?

Появилась Драговица, неся поднос с чашками. Я помог ей с тяжелым чайником. Мардж робко потянулась за печенинкой, а Рохля прикинулся невидимым и неслышимым. Говорить было не о чем, и мы некоторое время маялись, пока нас не спасла хлопнувшая входная дверь.

– Ну, – вскинулась Драговица, – как?

– Привет, мам. Билет восемьдесят третий. Я зашел в час сорок. Ой… здравствуйте.

– Восемьдесят третий, – кивнула Драговица. – Час сорок. Ну иди, учи восемьдесят третий.

Мусик поспешно скрылся в своей комнате. Толстоват парень. Уже сейчас толстоват, а что дальше будет?

– Зря ты это, – вздохнул я, понимая, на что обречены все мои возражения. – Он у тебя хоть раз сам за себя ответил?

– Не вижу в этом никакой необходимости, – рыкнула Драговица. – Ничего плохого я не делаю.

– Простите? – это Дерек в первый раз подал голос. – А что именно вы делаете?

– Она исправляет случившееся, – мрачно ответил я.

– Как это?

– Отматывает назад. Не спрашивай, как. Это врожденное. Как исчезновения у мисс Пек. Вот и сейчас, как я понимаю, парень завалил экзамен, но духом не пал. Выучит нужный билет, и вперед, к светлому завтра. Ты бы хоть подумала, зачем троллю диплом? Или ты не знаешь, как в этой жизни все устроено?

– А изменится что? Квоту введут, к примеру, на государственные должности для меньшинств? А Мусик-то и вот он! Ты никогда не думал о будущем!

– Вы что же… – едва шевеля губами, сказала Мардж, – меняете реальность?

– Реальность понятия не имеет, что ее поменяли. Если бы вы, барышня, могли исправить какую-нибудь ошибку, вы бы удержались?

Мардж, которая до недавнего времени не давала себя труда удержаться, чтобы не обворовать супермаркет, закрыла рот.

– Я категорически против любой уголовщины, – задумчиво произнес Дерек. – Уже потому хотя бы, что ни в коем случае нельзя светить Мардж. Штурмовать железную стену, поплевав на пальцы, я тоже, честно говоря, не готов.

– А вот на это, – томно промолвила мисс Пек, – я бы посмотрела.

– Единственный способ вытащить Ландыш из лап баньши – сделать, чтобы ее никогда там не было.

– Отмотать на три года и обучить Гедеона практическому заклинанию «только не сегодня»? Или лучше – жену Гедеона?

Рохля против воли фыркнул.

– Нет, я не настолько радикален. Всего лишь подобрать ее прежде, чем это сделает социальная служба. Мэм, вы согласитесь помочь?

– Эээ… – Драговица, кажется, дар речи потеряла. – Так то ж я для себя. То ж никого не цепляет. Капелька к капельке, волосок к волоску…

– Дерек, вертать время вспять – покруче уголовщины, – намекнул я. – А ну как сделаешь непоправимое?

– Как справедливо заметила леди, реальность изменения не увидит. Темпоральный шок примет на себя только тот, кто пойдет. Остальных теоретически зацепит причинно-следственной связью, но… Я видел ребенка. Ничтожнее существа я не встречал. Вытащить ее, или забыть о ней – для реальности значит меньше, чем на бабочку наступить. Все, что будет сделано или не сделано по этому поводу – только вопрос личной совести. Совесть подвигает нас на поступок, а значит – является учитываемой силой в причинно-следственной цепочке.

Мардж громко хлопнула ресницами.

– А если кому-то от этого будет плохо?

– Или хорошо, с равной вероятностью, или никак. Я склонен попробовать.

– А если… а если это коснется нас?

– Если все получится, исчезнет причина, по которой мы все здесь сидим. Реннарт?

– Я помню, – сказал я, – однажды тебе вусмерть захотелось попользоваться военно-транспортным драконом…

– И я, – пискнула мисс Пек. – Я ведь действительно не предлагаю вернуться назад на сколько-то лет. Одна неделя. Чем короче и неразветвленнее цепочка, тем меньше флуктуации. Коли уж я набрел на рояль в кустах, так хоть собачий вальс на нем сбацаю.

– Ты не понял, – сказала Мардж. – Вдарит не по Гедеону. Гедеон – что, он всего лишь не потеряет ребенка и будет устраивать свою жизнь, как может. Сильнее всех зацепит тебя и меня. Ты не повторишь всю эту неделю в точности, не скажешь всего, что сказано, и не сделаешь всего, что сделано. Ты… ты понимаешь, как все хрупко? А… а давай, я пойду? – нелогично завершила она.

– Идти имеет смысл тому, кто лучше считает, – резонно возразил Дерек. – Заодно воспользуюсь единственным случаем сделать то, что не сделано, и сказать, что не сказано. Не беспокойся, я знаю, что должно получиться на выходе. Удержу поди все, что там так хрупко?

– Эх, да как вы держите… – сморщилась Мардж. – Вон, Драговица, наверное, могла бы порассказать.

– Я тебя люблю, – сказал Дерек. – Ты меня… ну, надеюсь. То, что должно быть сделано – должно быть сделано. В остальном… ну, будем мантры читать, а?

– Это что же, значит, он, – Драговица указала на меня пальцем, – не зайдет?

– Я запишу на манжете, – Дерек мне подмигнул. Я цыкнул на него зубом. Все, что угодно сейчас может себе позволить, после витка – отопрется ведь, не докажешь. Да и манжет он сроду не носил.

* * *

Сами они не знали, что тут бывают дожди, и никто, разумеется, не предупредил. Лилия, обвешанная вещами, неуклюже переваливалась, следуя за мужем, который в каждой руке держал по ребенку. Она никак не могла их пересчитать. Проклятое заклинание позволяло видеть многочисленных домочадцев только в упор. Чуть только уходя из фокуса, они расплывались, и удержать их вместе можно было только за руку. Так и перемещались вдоль поребрика, цепляясь один за другого и строго-настрого заказав себе глазеть по сторонам: на эти огромные каменные домища, на пикирующие огнедышащие дракси, на то, как те паркуются, вписываясь на немыслимо крошечные пятачки. Будет время, насмотримся. Надоест еще.

Лилия и всегда-то в глубине души была против этой дурной идеи. Безумие – бросать, что имеешь, рискуя сытостью стольких ртов. Воспитание, однако, не позволяло ей перечить мужу, даже если казалось, будто все тяготы его заморочек выносит она одна.

Лишь бы не расцепились, лишь бы никто не потерялся по дороге! Пойди найди потом ребенка среди множества недружелюбных существ, спешащих, сгорбившись, под проливным дождем.

И вслух перекликать нельзя, только про себя, беззвучно шевеля губами. Не быть видимым, не быть слышимым… Это такая теперь будет жизнь?

Прикосновение к плечу. От неожиданности Лилия чуть не осела наземь под всем, что было на ней навьючено. Рыжий парень, из тутошних, небритый, стоял совсем рядом, и показался ей – с перепугу видимо – очень большим. Сутулясь, поднял воротник суконной куртки, на локтях которой Лилии почему-то запомнились кожаные нашивки, прихваченные швом через край. Темные очки, очевидно, позволяли ему смотреть сквозь их немудреную отводку.

– Мэм, это не ваш ребенок там зазевался?

Лилия, ахнув, метнулась с поребрику, где Ландыш глазела на прохожих, разинув рот и незаметно для себя выпустив ладонь брата. И то сказать, где ей прежде было увидеть столько разных странных лиц? Вот это, например: приснится в кошмаре – вскинешься в холодном поту. Мощные челюсти, обвисшие брыла, хрящевые наросты на коже, величиной с кукурузное зерно, и серые бельма без зрачков. Так и чудится: подойдет и всю тебя выпьет. Оно в сером кожистом плаще и в зеленом платье. Нешто женского полу? Мимо, мимо иди!

Она и прошла мимо, только на рыжего парня приподняла верхнюю губу. А зубищщи-то!