Змеиный Эликсир - Доннел Тим. Страница 15

Теперь он хлопотал вокруг Конана, опытным взглядом определив, что тот собирается на свидание к женщине. От бесчисленного множества туник, плащей, головных уборов у киммерийца просто глаза разбежались. Хозяин прикладывал к Конану то одно одеяние, то другое, при этом попеременно хмурясь или восторгаясь. Невероятно, но Конану впервые в жизни была приятна эта кутерьма, и он позволял купцу вертеть себя и так и эдак, выслушивая то поток восхищенных возгласов, то бурю сомнений.

Купец, чувствуя его неопытность, не скупился на похвалы, превознося свой товар. По его словам выходило, что ни один король в мире еще не носил такого плаща, а туника из тончайшего полотна была привезена из Немедии специально для него, Конана. А сандалии! Боги, что за сандалии! Кожа мягкая, как щеки юной девушки. Застежки сверкают драгоценными камнями. Подошвы так крепки, что в них можно обойти весь свет. А что еще хотел бы купить славный юноша? В лавке Агассия есть все. По если нет у него, значит, нет нигде!

Конан от души забавлялся тарахтением купца и хлопотами помощников, сломя голову носившихся из лавки в кладовую и обратно. Оказывается, и в самом деле нужно совсем немного, чтобы почувствовать себя королем: горсть монет, новый наряд да побольше шуму вокруг своей особы.

Если Конан чувствовал себя в этот час королем, то Деянира, разумеется,— королевой.

Азимандр, единственный наследник умершего год назад богатого вельможи, уже давно добивался благосклонности Деяниры, но она, капризная и своенравная, прекрасно усвоив все уроки старой Кханды, играла с ним как кошка с мышью. Порой ему казалось, что он близок к цели — но тут Деянира вдруг надувала губки, придумывая несуществующую обиду, и для влюбленного начинался новый виток сладостных мучений. Кханда колдовала над своим котлом — Деянира то многообещающе улыбалась, то озабоченно хмурилась — и вот уже юноша готов отдать все свое богатство за один только миг обладания такой ускользающей и такой переменчивой красотой.

И сейчас Азимандр рад был пожаловать ей своего лучшего жеребца, лишь бы она подарила ему улыбку и надежду.

Кони, воистину великолепные, молодые, только что объезженные, были выведены на большую площадку возле конюшен. Для хозяина и его гостей соорудили невысокий помост, на котором стояли богато украшенные кресла. Чтобы полуденное солнце не утомляло и не слепило глаза, над помостом натянули пестротканый балдахин. Деянира и Азимандр, окруженные слугами, подававшими вино, фрукты и сладости, неторопливо обсуждали достоинства каждого жеребца.

Особенно хороши были три коня, доставленные из Вендии. Разной масти — белый, гнедой и вороной,— они и по характеру были разными. Деянире сразу понравился гнедой — игривый, капризный, как она сама, но в то же время удивительно послушный под седлом опытного наездника. Юный конюх, сидевший на нем, совсем еще безусый мальчишка, тоже был очень хорош. Деянира любовалась и конем, и всадником. Азимандр, словно почувствовав это, стал расхваливать белого жеребца, приказав остальных отвести в сторону. Надув губки, Деянира отвернулась. Но Азимандр смотрел на нее такими преданными и влюбленными глазами, так старался ей угодить, что она невольно представила, как он стоит на четвереньках рядом с Рино, ее любимой комнатной собачкой, а она, Деянира, бросает им лакомые кусочки. Картина встала перед ней так ясно, что она засмеялась. И Азимандр словно ожил, довольный, что его любимая больше не хмурится.

— Душа моя, тебе понравился гнедой? Он твой, я сейчас же прикажу отвести его к тебе.

— Мне кажется, тебе жаль с ним расставаться, ведь такие прекрасные кони встречаются реже, чем красивые женщины,— Она безмятежно смотрела на молодого конюха, улыбаясь и перебирая бусины своего ожерелья.

Азимандр, уже в который раз пойманный в ловушку, чувствовал, что лишился коня, не получив ничего взамен.

Наконец Деянира позволила себя уговорить, и коня отвели к ней в конюшню. Она покинула Азимандра, одарив его насмешливым взглядом и словами притворной благодарности. Обманутый в своих ожиданиях, обозленный неудачей, Азимандр приказал высечь молодого конюха.

Когда, вернувшись домой, Деянира показала колдунье, какого чудного коня она получила в подарок, старуха хрипло рассмеялась, а потом сказала:

— Да, дочка, я вижу, ты и мне в хитрости не уступишь. Пользуйся, пользуйся красотой, пока молода! — Она загадочно взглянула на Деяниру и похлопала коня по холеной лоснящейся шее.

Круто повернувшись, Деянира ушла в свои покои, а старуха заковыляла на кухню, чтобы присмотреть за приготовлением блюд. В кушанья она добавила приправы и пряности, возбуждающие и поддерживающие любовное влечение, в вино подмешала одурманивающих трав из своих заветных мешочков. Сдобренный таким образом ужин должен был разжечь настоящий пожар в душе и теле молодого варвара.

Пока старуха колдовала на кухне, служанки готовили Деяниру к ночи любви. Они наполнили большой, выложенный разноцветным мрамором бассейн прозрачной водой, источающей едва ощутимый запах цветов. Деянира возлежала в бассейне, любуясь собой и наслаждаясь бархатным прикосновением воды, мягко обволакивающей и освежающей ее тело.

После купания служанки стали умащивать ее плечи, бедра, спину благовонными мазями и растертыми цветочными лепестками. Под их нежными, но крепкими руками кровь приливала к коже, и Деянира ощутила, как вместе с бодростью ее тело обретает удивительную легкость, почти невесомость. Прохладное прикосновение шелка приятно волновало, когда прислужницы облачали ее в платье, мягко ниспадавшее золотистыми складками. Волосы, забранные в причудливый узел, от малейшего прикосновения готовы были заструиться шелковистыми каштановыми волнами. Глаза и губы улыбались собственному отражению в зеркале — Деянира казалась себе богиней, сошедшей с небес на Землю. Служанки надевали на нее украшения, поправляли складки платья, но она их не замечала, погруженная в созерцание своей красоты, как будто гляделась в зеркало последний раз.

В это время Конан, в своем новом наряде похожий не на искателя приключений, а по меньшей мере на молодого военачальника, не спеша прогуливался по городу. Ведомый таинственной силой старой Кханды, он, улица за улицей, неминуемо приближался к дворцу Деяниры. И вот наконец киммериец остановился на знакомой площади, где полгода назад произошла роковая схватка. Теперь все было по-другому. Солнце приближалось к закату, косые тени перерезали площадь. Ворота распахнулись, словно приглашая его войти. Черные охранники стояли неподвижно, как изваяния. Конан с любопытством посмотрел на них, проходя мимо, но они даже не шелохнулись. Ворота тихо закрылись за его спиной.

По дорожке, ведущей к парадному входу, важно шел павлин. Дойдя до ступеней, он пронзительно закричал, вскочил на невысокую мраморную колонну и, свесив свой роскошный хвост и склонив набок изящную головку, уставился на незнакомца. Конан не переставал удивляться тому, что его окружало. Совсем не так он представлял, как войдет в этот дом. Вернее — совсем не представлял. Но ожидал, что это будет непросто. А тут… Тяжелая резная дверь отворилась, и две молоденькие служанки выбежали к нему, встречая его как долгожданного гостя. Конан шел за служанками, на ходу отмечая богатство отделки комнат и переходов и их поистине царскую роскошь. Наконец они вошли в большой зал, убранный намного богаче других. Ярко освещенный факелами из душистого сандалового дерева, со стенами и потолком, покрытыми затейливой позолоченной резьбой, он был похож на волшебный ларец, внутри которого хранилось бесценное сокровище — необыкновенной красоты женщина в золотистом платье, гордо, как на троне, восседавшая в кресле с высокой спинкой. Лицо ее не выражало ни удивления, ни испуга. Глядя прямо на Конана, она встала и пошла ему навстречу. Тихая музыка, доносившаяся как будто издалека, успокаивала и завораживала. Взяв Конана за руку, Деянира подвела его к одному из кресел, села рядом и заговорила: