Милость Келсона - Куртц Кэтрин Ирен. Страница 70
«Так легко уступить… так легко…»
— Это может быть очень легко, Дункан, — мурлыкал над его ухом голос Лориса. — Это почти не больно. Ты вынес уже куда больше страданий. Говорят, есть крошечная точка, вот тут, сразу за ухом…
Дункан почувствовал, как острие кинжала на мгновение прижалось к его коже, нежным, ласкающим движением, — но он не успел прижаться к нему, оно уже отодвинулось. Жар от пламени факела колотился в его закрытые глаза, делая воспоминание о прохладе металла еще слаще и приятнее…
«О, милостивый Иисус, пожалей своего слугу!» — в отчаянии взмолился он.
— Ну что, ведь хочется, а? — шептал Лорис, снова поглаживая горло Дункана плоской стороной лезвия. — Ах, но ведь это был бы такой желанный обмен, разве не так, Дункан? Мгновенное милосердие кинжала — против безжалостного жара костра. Ну же, ведь ты можешь это сделать, хотя ты и ослабел, ты можешь… а иначе тебя настигнет пламя. Если ты скажешь мне то, что я хочу знать, я окажу тебе милосердие… Ты сможешь сам…
«Ты сможешь сам…»
Дункан с трудом разлепил веки, — ловушка внезапно стала слишком очевидной, даже для его притуплённых чувств. Лорис пытался вовлечь его в страдание куда более длительное, нежели страдание на простом костре. Лорис предлагал ему вовсе не coup de grace — смертельный удар, прекращающий страдания и нанесенный из милосердия, нет. Лорис предлагал обменять смерть от огня на смерть Дункана от его же собственной руки — а это повлекло бы за собой куда более тяжкие последствия, чем простая смерть тела, — ведь Дункану предстояло предстать перед судом Господа…
А кроме того, даже если бы Дункан оказался настолько глуп, что согласился бы на условия Лориса, — где гарантия, что Лорис выполнит свою часть сделки? Неужели Лорис действительно думает, что он может предать свою совесть и своего короля, что он может взять на себя смертельный грех самоубийства?
— А, ты не интересуешься моим скромным предложением, — сказал Лорис, покачав головой с насмешливым сожалением и возвращая кинжал Тибальду. — Ну, наверное, я никогда и не предполагал, что ты заинтересуешься. Но я все равно забочусь о твоей душе — если, конечно, Дерини вообще имеют душу. И даже если среди твоих проступков не будет самоубийства, я уверен — ты с радостью примешь возможность подумать о других твоих грехах. Огню этого костра понадобится много, очень много времени, чтобы убить тебя. А это будет весьма полезно для твоей бессмертной души, — продолжал он, начиная понемногу отступать назад. — Ну, конечно, твое тело при этом…
Он взмахнул факелом, и огонь пронесся так близко к вязанке хвороста, что Дункан задохнулся в ужасе.
— Но ты наверняка видел, как другие очищаются в пламени, — снова заговорил Лорис, — как чернеют и извиваются их тела… как руки дергаются в судорогах, когда из-за жары начинают сокращаться мышцы. Конечно, ты можешь быть и мертв к тому времени, когда это произойдет…
Воображение Дункана переполнилось множеством отвратительных деталей гибели в огне задолго до того, как Лорис добрался до края дровяного кольца и его голос стал не слышен. Когда же пылающий факел в руке Лориса стал опускаться все ниже и ниже, и наконец коснулся вязанки, и хворост вспыхнул, — со стороны наблюдающих за казнью воинов раздался рев.
Солдаты колотили мечами и кинжалами по щитам, одобряя и поддерживая Лориса, а Лорис медленно пошел вдоль вязанок, касаясь факелом то одной, то другой, и по всему окружавшему Дункана дровяному кругу начало разгораться пламя.
Отчаявшись, Дункан отвел взгляд от все увеличивавшихся языков огня и сосредоточился на холмах вдали, молясь о том, чтобы ему была дарована милость умереть так, как умер Генри Истелин — твердым в своей вере, до самой смерти преданным своим клятвам, своему королю и своему Господу.
«Помилуй меня, о Боже, потому что я всегда был честен… я вверял себя Тебе… и потому я не оступался. Испытай меня, о Боже, и исследуй меня… загляни в мое сердце…»
Но его испытанию предстояло быть жестоким, Дункан знал это — и смертельным, по крайней мере, для его тела. Языки пламени вздымались все выше и выше, и они уже начали продвигаться к нему, — но нестерпимый жар, заставивший Лориса и его приспешников отойти подальше, еще не настиг его в полной мере… возможно, до настоящего пекла ему оставалось еще с полчаса.
Но в любом случае этого жара не хватит, чтобы сразу убить его. Он уже чувствовал укусы жара своей изодранной кнутами спиной, и жар стекал по его рукам и ногам… но это был жар не только окружившего его огня, но и припекающего солнца, и его собственных нервов.
«Тебе, Господи, вверяю себя… дай мне силы никогда не совершите постыдного… поддержи меня своей правотой… Склони ко мне ухо Твое — освободи меня… В Твои руки я отдаю свою душу — Ты один можешь помочь мне, о праведный Боже, вершитель суда…»
Вдали, за стеной пламени, Сикард и его офицеры стали понемногу расходиться к своим отрядам и готовиться к выступлению. Кавалерия и пехота ощетинились копьями и пиками, гремели щитами и вскидывали на плечи луки, становясь в ряды. Конные разведчики уже умчались на запад, на рекогносцировку.
Почти весь лагерь был уже свернут, даже шатер Лориса уже разобрали, и солдаты укладывали свернутую холстину на вьючных мулов. Вдали рыцари епископа, в белых плащах с синими крестами, уже садились в седла. А самые бесстрашные из солдат суетились возле костра, окружавшего проклятого герцога Кассанского, следя, чтобы пламя разгоралось ровно со всех сторон.
«Я подниму глаза свои к холмам, с которых придет ко мне помощь и спасение… Господь мой пастырь… я не захочу иного…»
Дункан настолько углубился в свою молитву, что сначала и не заметил, что свет солнца, заливающий землю на востоке, начал отражаться от наконечников сотен пик… и что сияние солнца скрывает ровное и уверенное приближение знамен Халдейна.
Но Сикард заметил их… и Лорис тоже. И их офицеры мгновенно начали выкрикивать яростные приказы — вооружаться и садиться на коней… а пыль, поднятая неудержимо мчавшейся армией Халдейна, уже поднялась над равниной огромным клубом, как будто несся навстречу Сикарду некий гневный ангел, пылающий жаждой мести…
Глава XVII
Я взглянул, и вот конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить. [18]
Халдейн!
Внезапно все холмы на юге и на востоке ощетинились копьями и поднятыми вверх мечами, и конница Халдейна понеслась вниз по долине Дорна, сметая со своего пути армию Меары, и алые знамена Халдейна полыхали на солнце. Сквозь стену пламени, все выше вздымавшуюся вокруг него, Дункан смутно осознавал, что меарская армия впала в панику, и с трудом разобрался, в чем тут причина… но это знание было чем-то словно отстраненным от него, и теоретически подобное изменение окружающей обстановки едва ли могло коснуться его лично; он слишком хорошо понимал, что пламя доберется до него раньше, чем те, кто может его спасти.
Вокруг его погребального костра отряды воинов Меары, совсем недавно собравшиеся вокруг, чтобы посмотреть, как сгорит Дункан, метались теперь в смущении и испуге, и им ничуть не помогал вернуть самообладание Лорис, потрясавший епископским посохом и во все горло требовавший коня. Рыцари Церкви, в белых плащах, беспорядочно метались вокруг епископа-отступника, и кто-то наконец привел лошадь, но рядом метались огромные взволнованные боевые кони рыцарей, и конь епископа тоже заразился всеобщей горячкой, и потому Лорису весьма трудно было забраться в седло, и Лорис яростно орал на всех подряд, пока Горони пытался собрать вместе наемников Коннаита.
Воины-миряне пришли в себя быстрее, — может быть, потому, что Сикард отдавал приказы четко и спокойно, не поддаваясь пылким страстям, которые явно обуревали Лориса, — но даже при его уверенном и разумном руководстве часть меарских солдат никак не могла сообразить, что им делать, — хотя их офицеры пытались выстроить отряды для контрнаступления. Наконец кое-как выстроенные отряды меарских солдат начали движение через равнину, на перехват атакующего Халдейна, — но множество небольших групп меарцев не замедлили в полном беспорядке устремиться на запад, — в единственном направлении, пока еще возможном для побега, где им не грозили атакующие силы Халдейна.