Охотница за нечистью. Часть 1 (СИ) - Гончарова Виктория. Страница 29

— Нет! Помни об её брате... Этот вечно подозрительный мальчишка. М-да, с Ивашковым мы оплошали...

— Вы оплошали, — прошептал себе под нос Александр.

— Он будет носом землю рыть, пока не добьется правды. Подстрой все как несчастный случай!

— Я понял.

— Она слишком опасна для нас.

— Слишком, — кивком головы согласился Александр.

***

Мирослава стояла подле каменного столба, облокотившись об холодный камень, она вдыхала аромат расцветающих роз. Розы в саду Королевского Двора цветут почти постоянно. Бутоны меняют свои цвета в зависимости от времени года. Желтые, красные, розовые, белые, синие и ещё много-много разных тонов и сортов сего прекрасного цветка.

Сегодняшний день не вещал ей ничего хорошего. Она все также, прислоняясь к столбу, скатилась вниз и уселась на корточки, опираясь руками об рыхлую землю. Ладонь её погрузилась во влажную грязь, она сжала руки в кулаки так, что костяшки её пальцев побледнели. Зарывая руки глубже в грязищу, она все сильней сжимала кулаки, впиваясь ногтями об грязные ладони.

— Как ты себя чувствуешь? — позади раздался голос её брата.

— Примерно так же, как и ты себя, — вяло ответила девушка.

Вьюга подошел к Мире и опустился на корточки напротив неё.

— Знаешь, нормальные люди используют скамейку.

— С каких это пор меня можно отнести к разряду нормальных людей?

Антон, улыбнувшись, погладил её белокурую голову. Мира, увернувшись от руки брата, пренебрежительно бросила:

— Это я должна тебя жалеть, Антон. Помнишь?

— Может, мне не нужна твоя жалость, — Вьюга поднялся и направился к выходу.

— Может, мне не нужна твоя жалость, — повторила слова брата Мира. — Может...

Может, ей и тогда не надо было его жалеть. Две недели она не разговаривала с Антоном, когда случилась трагедия с её старшим братом. Думала, что своими словами причинит ему боль. Скажет что-то лишнее или заденет его за живое. Намного проще было просто молчать, оставить его одного. Сейчас это звучит как-то ребячески, но тогда ей казалось, что это единственный выход.

Вьюга кричал и винил себя в случившимся.

— Это моя вина, — твердил он, закрывшись у себя в комнате вместе с годовым запасом алкоголя.

Мира сидела под его дверью и слушала обвинительные речи своего брата. Она не плакала и не закатывала истерик даже тогда, когда увидела изуродованное тело Тимы.

Ей позвонили на телефон и сообщили о произошедшем. Мира не поддалась истерики, а наоборот, собравшись с мыслями и стиснув руки в кулаки, она отправилась на то роковое место. Телепортировавшись из Дворца в Россию Мира прибыла на тот мост.

Охотники и чистильщики занимались деталями, скрывая факт пребывания троллей на том месте. Вьюга раненый и шокированный кричал на людей.

— Не трогайте его!

Мира посмотрела в ту сторону, куда он указывал. От её старшего брата осталось две половинки. Она бы его даже не узнала, если бы не знала точно, что это он.

Мирослава не оплакивала Тиму, не билась в истериках и не злилась. Ей было не положено. Теперь она должна дать продолжение своему роду. Артём постоянно находился с ней, успокаивал, когда она вздрагивала во сне или растормаживал ее, когда она могла резко запнуться на полуслове, задумавшись о чем-то своем. Другие думали, что ей все равно, но это было далеко не так. Скрывать свои чувства от посторонних - это стало ей в привычку. Только Артём знал, что там творилось у неё внутри. Какую рану оставила смерть её старшего брата, знал бы он, какую боль причинил ей своими словами при расставании. Внутри её уже не рана, а зудящая пустота.

Мира поднялась на ноги и, достав из сумочки влажные салфетки, вытерла грязные руки. Под её ногти забилась грязь.

«Мама разозлится», — ухмыляясь, подумала девушка.

Мира направилась к выходу из сада Королевского Двора. Место, в которое она так стремительно направлялась, находилось в самом Дворце. Верней под ним. Черный мраморный подвал сохранял в себе постоянный холод и какую-то присущую только склепам черту жуткости.

Отворив дверь подвала, который служил склепом, Мирослава прошествовала вниз по ступенькам, цокая своими каблуками. Десять идентичных дверей открылись её взору. Пять справа и пять слева он неё. Где находился склеп её семьи, она знала также хорошо, как и свое имя. Третья дверь слева. Медленно подойдя к ней, она протянула руку к округлой старинной ручке. Подняв левую руку, она дотронулась до герба своей семьи, погладив указательным пальцем букву «В», на которой расположился хост её Династии, Мира отворила дверь. Она рассматривала таблички с именами её предков. Показать, где находилась табличка её брата, она могла с закрытыми глазами.

— Ты не боялся смерти, сынок, — раздался голос Натали.

Мира замедлила шаг. Тима, правда, не боялся смерти. Мирослава не знает никакого охотника из своего окружения, которые бы боялись смерти. А чего её бояться? Жить намного страшней. Её брат был намного храбрей её. Он не боялся ни смерти, ни жизни. Он ловил самые мелкие детали и самые яркие эмоции и погиб, как храбрый воин.

— Ты чего здесь стоишь? — спросила Нина Антоновна из-за спины Мирославы.

Мира, повернув голову, улыбнулась бабушке и прошла дальше в помещение. Её отец стоял напротив Антона и о чём-то беззаботно разговаривал. Мирослава не узнавала брата. В прошлом году в этот же день Вьюга закрылся у себя в комнате и не выходил из неё до следующего дня, а через день он совершил недельное турне по барам Парижа. Мирослава злилась на брата, сколько можно было не просыхать? Она твердила ему, что это не его вина, что такое в их мире случается постоянно! Но он её не слушал, утопая свои проблемы на дно очередной бутылки вискаря.

И так было почти постоянно, от прежнего Антона не осталось и следа. Беззаботный мальчишка с несерьезным нравом превратился в свое жалкое подобие. Играя на публику, мол, все в порядке нечего обо мне волноваться. Но вот только Мира волновалась, ведь всё было далеко не в порядке.

Но сейчас наблюдая за ним, она не могла понять, что же не так. Он улыбался и даже шутил с отцом. Не наиграно, а искренне. Она-то могла отличить фальшь. Мира подошла к брату и тихо извинилась за сцену в саду. Вьюга кивнул головой, принимая её извинения.

Антон улыбнулся и положил свою руку на её плечо. Мира чуть не отдернулась от такого жеста со стороны своего брата.

— Ты чего? — также шепча, немного ошарашено спросила девушка.

— Ничего, — помотав головой, ответил он. Но Вьюга лукавил, он не мог объяснить сестре причину своего спокойствия. Она бы не поняла, а если и поняла бы, то устроила скандал, обвиняю Кристину Ивашкову в использовании какой-то особенной магии. Но магия здесь была не причем.

Антон и Тина проговорили всю ночь, парень так и не смог уснуть, а Ивашкова не смогла оставить раненного, поэтому она просидела с ним до утра, разговаривая, переменно обрабатывая его рану и меняя бинты.

— Ты думаешь Мире, легко? — спросила она его. В её голосе не слышалось порицаний или даже любопытства. Она задала этот вопрос с каким-то покровительством в голосе.

«И этой девушке только восемнадцать лет?» — удивлялся парень.

— Нет, не думаю. Я не знаю, что с ней. Она никогда не показывает своих чувств мне.

— Я думаю, — осторожно начала Тина, — что ей не менее больно, чем тебе. Это очевидно, Антон. Она потеряла одного брата, так не дай же ей потерять ещё одного. Я понимаю тебя, но своим чувством вины ты душишь не только себя, но и свою сестру. Реши, Антон, что для тебя важней: призрачное чувство вины или вполне себе реальная сестра?

Вьюга сглотнул подступивший комок в горле. Говорили ему об этом хоть раз? Бесспорно! Но то, как преподносила это Ивашкова - многое меняло.

— Ты делаешь то, что является редким уделом для людей. Ты винишь не посторонних, а себя. Ты говорил мне, что не знаешь, что сложней для тебя: чувство вины, которое грызет тебя или его смерть. Так что же, Антон? Если смерть, то это пройдет, время лечить, как бы тривиально это не звучало, но это правда. А если чувство вины, — она запнулась и немного пренебрежительно взглянула на него, Вьюгу аж дрожь пробрала от такого проницательно взгляда, — то тебе точно никто не поможет. Потому что это низко, Вьюга. Не вини себя. Вина не воскресит твоего брата и не сможет тебя наказать. Она просто будет тебя пожирать и однажды поглотит полностью. И что тогда останется от тебя?