Становление (СИ) - Соколова Стэлла. Страница 68

   Кто-то считал, что блажь это все Императорская, да разбазаривание денег за просто так. На деле же Лазар, пусть и не сразу, но получал выгоду - если всю степь зерном засеять, где же тут утрата? А если еще и с Долиной этим самым зерном торговать начать, так и совсем замечательно. Еще одной причиной того, что Император хотел как можно плотнее заселить север заключалась именно в опасной близости Долины. А ну как начнут берцы в степи селиться, что будет? Первые лет сто-двести смолчат, а потом глядишь заявят, что север Ардейл теперь часть Долины, потому что берцев тут больше, чем жителей Империи. И что делать прикажете? Рубить всех мечом да огнем жечь? Нет уж, с живыми так не поступают. Пусть лучше переселенцы с жителями Империи смешаются, узы кровные наладят, а там уж и себя частью Империи считать начнут и глядишь до мира с Долиной рукой подать будет. В общем, не жизнь, а почти сказка - и помощь тебе Императорская, и Застава рядом. Одно только не давало Тине покоя - все, кроме них, были переселенцами с Юга. С какой стати южанам в другой конец Империи бежать? Не случилось ли там чего?

   Решившись наконец спросить деда Альпу об этом, Тина, получив ответ, лишь удивленно плечами пожала. А сказал ей Альпа следующее - что юг, словно выжившая из ума старуха, завистью да злобой черной исходит. И, что страшно - не от стариков она идет, а от молодняка. Да все бы понятно было, простительно, если бы была то блажь молодецкая, но те, кто "блажил" и детей своих в такой же ненависти воспитывал, и внуков. Сперва-то оно не заметно было - человеку сколько не дай, все ему мало.

   Налоги купцам Владыка повысил - плохо. Теперь купеческие семьи страдают, у голодных отобрал Император последнюю кроху хлеба, стариков да детей обездолил. Поднял въездную пошлину, да налог за товар - еще хуже, теперь сословие купеческое вообще по миру пойдет, с рукой протянутой. Храмовникам вообще налог убрал - да как посмел, так-тебя-раз-так?! Храмовники эти теперь зажрутся, все до единой медяшки в карман свой уберут, а что нищим помогают - да кому какое дело до них, нищих этих? Коли Боги умом обделили, кто же тут виноват? Воинам разрешил кафтан уставной только при патрулировании носить? Да Темного на тебя нет, кровопийца проклятый! Теперь вот и портные, раньше с воинов прибыль основную и имевшие, встанут рядом с купцами на обочину дорожную, милостыню выпрашивая. Еще и закон издал о заселении приграничных территорий. А деньги лентяям этим, у кого земля даже на юге не родит, откуда берутся? Правильно, все оттуда же - из казны Имперской, где золото кровавыми слезами купцов да торговцев полито, как соусом винным отбивная говяжья.

   В общем, кому хорошо было от реформ Императорских, а кто только и знал, что зубами скрежетать, да кулаком помахивать. И ладно бы только люди, так ведь и Ааш'э'Сэй недовольны были, нос в сторону воротили, да зло на Владыку своего затаивали. А деда Альпа, улыбчивый, да сморщенный, как гриб старый, только головой качал - дескать, были времена и похуже, да не помнит никто.

   В общем, те, кто на юге из-за разговоров таких жить устал, на север двинулись, тем более, что обещал Владыка помощь каждому оказать и действительно слова своего не нарушил. Алус потихоньку разрастался, земля ожидала своего часа и все было хорошо так, что даже страшно делалось. И вот, в один из вечеров, въехал в поселок мужчина, а с ним Ааш'э'Сэй на волках. Тина их как увидела, так чуть со страху к Светлым и не отправилась - хоть и нет теперь в Бер запрета на переселение, а все-таки... Приезжие долго, до самого вечера о чем-то с дедой Альпой толковали, а как солнце село, убрались восвояси. Только тогда Тина и позволила себе вздохнуть спокойно, да только вот, рано она дух перевела, ой как рано...

   Тот мужчина, что с Ааш'э'Сэй был, в поселке остался, у старика Альпы на постой встал. Месяц он обживался, отношения добрые да дружественные налаживал, "на короткой ноге" почти со всеми стал, даже старый Альпа с ним советовался - куда деньги Императорские лучше потратить, на телегу новую или зерна на зиму побольше прикупить? Месяца через два Лорн стал помощником старосты - ни одно дело без одобрения его не делалось, а еще через месяц в поселок вновь явился Ааш'э'Сэй. Статный, красивый, только лошадь под ним была, а не Лир. И вечером того дня спокойная и размеренная жизнь в поселке закончилась навсегда.

   Поначалу все должно было пройти как обычно - люди собрались перед общинным домом, тихо переговариваясь и ожидая, пока собрание начнется. Должны были участки земли между семьями поделить, да каждому чтобы не обидно было. В какой-то момент, Лорн, встав на крыльце общинного дома, возвел руки к небесам и провозгласил:

   - Братья, сегодня мы начнем писать новую историю этого мира... Восхвалим же нашего истинного Бога - Ашара Великого!

   Как только он произнес это, земля под ногами словно бы ожила - пошла мелкой рябью, как если бы люди прямо на воде стояли. Тина, прижавшись к Полеку, в ужасе смотрела себе под ноги - земля, до этого бывшая неколебимой твердыней, вдруг стала мягкой и прозрачной, словно стекло. То, что Тина увидела под ногами, заставило ее покачнуться - где-то в глубине она ясно различила нечто, настолько ужасное, что казалось она вот-вот умрет от страха. Подняв глаза на мужа, женщина увидела, как дед Альпа, нелепо размахивая руками, падает вниз - в черную бездну, на самом дне которой жило нечто. Когда земля под ее ногами разверзлась, Тина было закричала так, что сама едва не оглохла, а Полек... Полек, самый любимый на свете человек, оттолкнул ее в сторону общинного дома - Тина упала прямо на крыльцо, сломав себе ключицу и вывихнув руку. От боли и страха женщина почти сразу после удара потеряла сознание.

   А на рассвете, когда бледное северное солнце поднялось над землей, в поселок въехали новые жители. Из тех, кто поднимал эту землю, осталась только Тина с детьми.

   Дослушав сбивчивый рассказ до конца, Тифар сухо кивнул и, ни к кому не обращаясь, пробормотал:

   - К истинному Богу, значит?

   Насколько помнил де Льен, лишь одного Бога люди этого мира могли назвать истинным - того самого, что был низвергнут новыми Богами в бездну небытия. То-то поселок странным ему показался... И улыбки эти лживые, и тень страха в глазах пухлого старосты. Одна только нестыковка была в рассказе...

   Смерив девчонку холодным взглядом, де Льен тихо спросил:

   - Из Заставы почему никого не позвали?

   Девочка вжала голову в плечи и ответила:

   - Мамка не позволяла...

   Голос девочки, до этого по-детски звонкий, стал чуть ниже, с легким, шипящим присвистом. Прикрыв глаза, де Льен вздохнул - попасться на такую детскую уловку... И в самом деле - детскую. Одним плавным движением Тифар извлек из ножен катон и ударил. Легко, почти невесомо, лезвие коснулось нежной кожи на детском горле. Санэйр, не поняв в чем дело, дернулся было вперед - но опоздал. Голова с глухим звуком ударилась о пол и, прокатившись немного вперед, остановилась. Их Высочество принц Санэйр, всегда невозмутимый и меланхолично-спокойный, в гневе сжал кулаки и, вперив в своего сопровождающего уничижительный взгляд, зло прошипел:

   - Вы со всеми так поступаете, кто ищет Вашей защиты? Я слышал о Вас ужасные истории, но ни одна из них не идет в сравнение с тем, что Вы сделали сейчас...

   По привычке потянувшись к ножнам, Санэйр не обнаружил их там, где они должны быть (на поясе, проще говоря) и гнев его возрос еще больше. Де Льен же, не обращая никакого внимания на принца, развернулся на каблуках и плавно, словно Лир перед нападением, направился к двери. Единственное, до чего он снизошел, это с холодным безразличием бросить:

   - Под ноги себе посмотрите, Ваше Высочество.

   В этот момент он распахнул дверь и сквозь проем хлынул поток ярко-желтого света. Столь резкая перемена освещения больно ударила по глазам и Санэйр был вынужден их закрыть. Единственное, что он успел различить - это смутные и какие-то неправильные силуэты, толпящиеся возле самого крыльца общинного дома. Когда резкая боль в глазах сошла, Санэйр осторожно открыл их, глядя в пол, дабы привыкнуть немного к освещению. Прямо у него под ногами лежала отрубленная голова, ничем не напоминавшая человеческую - челюсти, сильно выдвинутые вперед, кривые клыки натянувшие тонкие губы, глаза, налитые кровью и расположенные по бокам продолговатой головы, с непередаваемой ненавистью слепо смотрели во тьму.