Изумруды Кортеса - Гальван Франсиско. Страница 30
— По какому праву испанцы и португальцы поделили между собой земли и богатства Индий? — произнес Флорен. — Разве другие народы не имеют на них никакого права? Или вы просто-напросто решили отнять у нас нашу долю? Если так, то мы силой возьмем у вас то, что должно по праву принадлежать нам.
Этими речами француз безуспешно пытался оправдать морской разбой и представить его как дело богоугодное, служащее восстановлению справедливости.
Пока корсар вел спор с Киньонесом, к кораблю причалила шлюпка, спущенная с одного из пиратских кораблей, подошедших вскоре после захвата второго испанского судна. В шлюпке прибыл Тристан, который не замедлил подняться на борт и чрезвычайно обрадовался, вновь оказавшись лицом к лицу с Киньонесом, чего никак нельзя было сказать о капитане, пребывавшем в самом мрачном расположении духа. Тристан вмешался в беседу Киньонеса с Флореном и поздравил испанца с тем, что ему удалось задержаться на этом свете, несмотря на мастерский удар кинжалом в таверне.
Киньонес отвечал ему со своей обычной сдержанностью:
— Было бы несправедливостью, если бы благородный человек погиб из-за предательского удара, нанесенного ему негодяем без чести и совести, который к тому же оказался французским пиратом.
— Храбрая, но не слишком учтивая речь! Впрочем, вы напрасно стараетесь оскорбить меня: я не причинил бы вам зла во время нашей прошлой встречи, если бы вы не оказались таким бестолковым упрямцем и любителем вскрывать чужие письма.
— Эти письма, как выяснилось, были написаны предателем, — отозвался Киньонес, — и к тому же они были вручены мне лишь для того, чтобы обмануть меня. Только одного я не могу понять: как вы решились пойти на такой риск и отдать их в мои руки?
— Вы сами доверительно рассказали мне, что собираетесь в Испанию. Согласитесь, было бы подозрительно, если бы я отказался от предложенной вами помощи, так что я воспользовался случаем и написал моей возлюбленной, донье Мариане. В письме к ней был использован условный язык, который понятен только нам двоим. Я сообщил ей, что это письмо, попавшее к ней в руки, возвещает беду.
В самом деле это значило бы, что мне не удалось захватить ваши корабли по дороге в Испанию и что я, может быть, уже в тюрьме или даже убит. В этом случае, получив мое письмо, она должна была немедленно бежать во Францию, кем бы ни был прибывший к ней гонец: в любом случае он стал бы вестником беды. Но, к счастью, это письмо никогда не дойдет до своего адресата, и нам с Марианой уже не о чем беспокоиться и менять наши планы. Впрочем, о планах этих я вам рассказывать не стану — вряд ли вас сейчас заинтересуют дела любовные. Скажу лишь, что причитающаяся мне доля захваченного на этих судах богатства позволит мне и моей избраннице счастливо и безбедно провести остаток наших дней. Тристан помолчал и добавил:
— Единственное, чем я рисковал в этой затее с письмами, — это вероятность того, что я мог бы каким-то образом навлечь на себя ваши подозрения. Кстати, я до сих пор не понимаю, как вам удалось раскрыть мою игру? Ведь вам отводилась почетная роль галантного посланца, доставляющего послание донье Мариане в Толедо, не правда ли?
— Именно так, и, играя с вами в кости в Сантьяго, я еще не знал, что дон Эрнан Кортес уже заподозрил вас в измене и даже в убийстве его супруги.
— Поистине, сеньор губернатор очень догадлив, но что касается первого обвинения, тут он ошибается: я вовсе не изменник, поскольку не предавал свою родину. Ведь моя родина — вовсе не Испания, а Франция, так что я был и остаюсь верным слугой моего короля Франсиска.
— А второе обвинение?
— Тут он прав: действительно именно я убил донью Каталину, о чем до сих пор весьма сожалею. Это была дама высочайших достоинств, так что если бы не крайняя необходимость, я, конечно, не обошелся бы с ней столь невежливо. Интересно, как об этом узнал дон Эрнан?
— Он ничего не знал наверное. У него родились кое-какие подозрения после того, как он начал распутывать нити этого загадочного дела. На постели убитой был обнаружен изумруд: легко было предположить, что его потерял убийца. Вы были первым, о ком он подумал, так как знал, что вы не давали прохода донье Каталине. Дальнейшее ваше поведение лишь подтвердило его предположения, так что он отправил на Кубу Сандоваля, чтобы тот разыскал вас.
— Да-да, у меня была с ним встреча, и пренеприятная. Он прикончил моего слугу. Этого я ему никогда не забуду, — злобно пообещал Тристан.
— Мерзавец! Почему вы убили донью Каталину?
— Для человека, который находится на один шаг от смерти, вы, право же, чересчур любопытны. Но так и быть, я расскажу вам и об этом — все равно эта тайна очень скоро навсегда канет вместе с вами в морскую пучину. Мои отношения с доньей Каталиной завязались по чистой случайности. Ее брат, дон Хуан Суарес, предоставил мне такую возможность, уговорив меня поухаживать за ней и тем самым приобрести на нее некоторое влияние. Он рассчитывал, что я при помощи доньи Каталины помогу ему добыть доказательства измены Кортеса, ведь Диего Веласкес и епископ Фонсека убеждены, что Кортес — предатель и бунтовщик. Они полагают, что Кортес только и ищет случая, чтобы завладеть всеми богатствами Мексики. Не скрою, мне очень понравилось его предложение, поскольку я получал возможность сблизиться с доньей Каталиной с ведома и благословения ее брата. Впрочем, единственное, что мне было нужно, — это как можно больше разузнать об отправке в Испанию кораблей с золотом, тех самых, что сегодня попали к нам в руки.
— И для этого вы связались с изменниками-испанцами, которые доставляли вам сведения…
— Вот именно. Я не стану называть их имена, но все это весьма знатные и влиятельные люди, и притом очень падкие на золото и драгоценности — потому-то они и не погнушались помогать мне. Но, как я уже сказал, в конце концов пришлось убить донью Каталину — у меня просто не было другого выхода. На званом вечере, устроенном в честь присвоения Кортесу звания губернатора Новой Испании, у нее вышла размолвка с супругом, и она покинула зал. Я отправился за ней в ее покои. Отношения между нами были весьма запутанными — она упорно не желала наносить какое-либо бесчестье своему мужу или действовать ему во вред. Один раз мы даже поссорились из-за этого в храме после мессы. Той ночью я нашел ее в капелле; она была вся в слезах, и я, воспользовавшись случаем, попросил у нее прощения за случившуюся между нами ссору. Она рассказала мне, что смертельно обижена на своего мужа и мечтает только об одном — поскорее умереть. На это я повторил ей, что она напрасно так блюдет супружескую верность дону Эрнану, который ее недостоин. Я сказал, что если она расскажет мне все, что ей известно о кораблях с золотом, отправляющихся в Испанию, то я сумею добыть для нее богатство и сделать ее свободной от постылых семейных уз. Она сможет отправиться куда пожелает или поехать со мной во Францию. Но на все мои просьбы она упорно отвечала отказом. Нашу беседу прервал Кортес, который появился в капелле. Я едва успел укрыться за колонной. Супруги удалились в опочивальню, но вскоре Кортес вышел оттуда и отправился на встречу с Сандовалем, оставив жену в одиночестве. Я все равно не мог расслышать, о чем говорили губернатор и его капитан, так что предпочел зайти в опочивальню и снова попытался выпытать что-нибудь у доньи Каталины. От своих испанских сообщников я уже точно знал, что готовится большая отправка золота за океан. Однако дама продолжала упорствовать, и беседа наша продолжалась в резком тоне. Наконец она подняла крик, и это не оставило мне выбора — пришлось ее задушить. Кстати, я весьма сожалею о том, что при этом потерял изумительной красоты изумруд, который мне совсем недавно удалось раздобыть.
— Вам удалось раздобыть его благодаря убийству бедных безоружных индейцев, — с укоризной произнес Киньонес.
— И в этом случае, поверьте, мне не оставалось ничего другого. Этот наглый индеец подслушал мою беседу с испанскими друзьями, так что нам пришлось расправиться с ним.