На острие клинка - Кашнер Эллен. Страница 42

— Я сам напишу письмо, — молвил Горн. — Пошлю его с кольцом в таверну, куда обычно заходит твой друг. Как только он выполнит мое задание, я буду считать, что конфликт между нами исчерпан.

— Быть может, в знак искренности намерений вам лучше послать одно из своих колец? — произнес Алек.

Горн с жалостью поглядел на юношу, столь неловко пытавшегося выдавать себя за высокородного.

— Я джентльмен, — пояснил лорд. — Сент-Вир знает, мое слово крепкое.

* * *

Сент-Вир был в ярости: гонцу дали уйти. Розалия не раз была свидетельницей дуэлей, которые устраивал под крышей ее заведения Сент-Вир, однако она только сейчас поняла, что никогда прежде не видела мечника во гневе. Ричард не повышал голоса, движения сохраняли прежнюю плавность и четкость. Люди, плохо знавшие Ричарда, могли даже не обратить внимания на бледность мечника и окружавшую его ауру безмолвия, напоминавшую затишье перед раскатом грома. Изменился лишь голос, чарующие нотки ушли в небытие. Теперь Сент-Вир говорил ровно, бесстрастно, не интонируя фразы.

— Я же сказал — хватайте всех. Всех, кто станет меня спрашивать.

— Но это же был гонец. Всего-навсего, — успокаивающе повторил Сэм Боннер.

С каждым разом его голос звучал все ласковее. Впрочем, он был единственным из всех собравшихся, кто выпил достаточно, чтобы набраться храбрости отвечать Сент-Виру. Остальные опасались, что у мечника сдадут нервы, и он одним ударом положит конец потоку объяснений. Однако Ричард оставался спокойным, пусть даже подобное хладнокровие далеко не всем приходилось по вкусу. Роджер и Ловкач Вилли переглянулись. Воришка сделал шаг вперед и, придав своему детскому личику серьезный вид, предпринял еще одну попытку побеседовать с мечником:

— Понимаешь, мы пытались его остановить. Он хотел бросить пакет на стол и сбежать, но Роджер, вот он, Роджер, заступил ему дорогу. Однако этот малый все равно ничего не знал. Он был напуган как заяц, а вдобавок вооружен, так что мы просто срезали у него кошель. Не так-то уж много там и было.

— Разумеется, мы стали его расспрашивать, — кивнул Боннер. — Думаешь, мы забыли, что ты нам велел…

— Сэм, — предостерегающе произнес Роджер.

— Да только он ни черта не знал, — не обратив на него внимания, продолжил Боннер. — Получил сверток через посредника, велели отнести. Ни черта не знал.

Собравшиеся с опаской посмотрели на Сент-Вира, когда он сорвал с пакета восковую печать. Бумага упала на пол. В руке мечника сверкнул перстень, украшенный рубином. Он стоил целого состояния. Кто-то из доброхотов сунул мечнику в свободную руку пиво. Сент-Вир стиснул кружку в пальцах, но даже не глянул на нее.

— На бумаге что-то написано. — Это была Джинни Венделл, которая тоже принимала участие в поисках. — Я могу прочесть, — хрипло произнесла она.

Ричард поднял бумагу с пола, взял женщину под локоть и вывел ее в пустой двор.

В свете разгоравшегося дня Джинни глянула на записку. К счастью, она была короткой. Тщательно выговаривая слова, женщина медленно прочитала:

— «Немедленно выполни мое задание, и я сразу же верну его тебе в целости и сохранности».

Подпись отсутствовала.

Печать на внешней стороне была без оттиска, а внутри на красном воске красовался герб, который Ричард уже видел на другой записке, вызвавшей столько издевок со стороны Алека.

— Вот оно как, — протянула Джинни. — Плохо дело.

Сент-Виру придется отказаться, и Джинни это прекрасно понимала. Ни один мечник не может позволить себе стать жертвой шантажа. Потерял он своего Алека… Наверное, ему будет даже лучше без этого малоприятного школяра. Через несколько дней, когда все успокоится, он и сам в этом убедится. Джинни не стала спрашивать, кому принадлежит герб. Видать, какому-нибудь очень могущественному нобилю, которому позарез нужен лучший мечник.

— Наверное, ты захочешь на пару дней залечь, — произнесла она. — Я скажу Вилли, чтобы он приносил тебе все новости. Если у тебя назначены какие-то встречи, Хьюго может…

Он поглядел на нее невидящими глазами:

— Что ты такое говоришь? — Его глаза были цвета погруженных в воду гиацинтов.

— Его светлости придется не по вкусу твой отказ, — пояснила она. — Сейчас город для тебя не самое подходящее место.

— Это еще почему? Я выполню задание. — С этими словами он сунул ей в руки кружку пива, к которому так и не притронулся, и пошел прочь. Перед воротами он остановился, будто вспомнив о чем-то, и, обернувшись, произнес: — Спасибо, Джинни!

Несколько коротких мгновений она смотрела ему вслед, после чего резко повернулась на каблуках и медленно побрела обратно в таверну. Все правильно, Сент-Вир не мог допустить, чтобы его шантажировали. Но вместе с тем мечник не мог никому позволить, чтобы его лишали близкого человека, человека, которого он взял под свою защиту. Сейчас Ричарду важнее всего было вызволить Алека на свободу.

Мечник не имел ничего против Майкла Гудвина, ну а то, что ему было известно о Горне, не вызывало у него симпатии: лорд был глуп, развратен и нетерпелив. Это означало, что Ричарду вряд ли удастся отыскать Алека, прежде чем Горн поймет, что мечник не станет выполнять его задание.

Вместе с этим Сент-Вир понимал: к несчастью. Горн не настолько глуп, чтобы прятать Алека у себя в особняке. Ричард известен тем, что с легкостью проникал в дома. Мечник стал перебирать в голове разные планы, однако на осуществление любого из них требовалось время, тогда как в записке было яснее ясного сказано: «Немедленно». На Всхолмье у Ричарда не водилось должников: он не любил быть обязанным и не терпел, когда ему были обязаны другие. Конечно же, имелись люди, которые согласились бы ему помочь, однако мечнику довольно уже того, что почти все в Приречье знали об исчезновении Алека, и он не желал, чтобы теперь об этом заговорил весь город.

Он смял записку в кулаке. Надо не забыть ее сжечь. Сегодня ночью он бросит вызов Годвину и расправится с ним. Остается надеяться: герцогиня или те, кто стоит за ее спиной, будут нуждаться в Ричарде настолько, что в случае необходимости защитят его от адвокатов семейства Годвинов. На протекцию Горна Сент-Вир не рассчитывал. Ну а о том, что случится после, Ричарду придется позаботиться самому.

Глава 16

Ричард вышел из Приречья задолго до наступления тьмы, надев удобный наряд коричневого цвета. Мечник знал, что в этот час большинство нобилей расходятся по домам, чтобы приготовиться к вечерним увеселениям.

Пешеходов на улицах Всхолмья было мало; мимо Ричарда время от времени пробегали слуги, спешившие выполнить срочные поручения, которые им дали в последнюю минуту. Подводы с мясом и прочими продуктами разъехались, несколько часов назад доставив свой товар, и теперь на кухнях вовсю трудились повара. Во дворах особняков слуги наводили блеск и лоск на экипажи нобилей. Ворота и стены дворцов отбрасывали на широкие проспекты длинные тени, в которых уже чувствовалась прохлада наступающего вечера. Из-за влаги, столь привычной по весне, пыль еще не успела покрыть глинистую землю и в свете заходящего солнца переливалась золотом, обрамленная тенями, что отбрасывали здания.

Особняк Годвинов оказался не очень большим. Он был построен с отступом от общей линии зданий, образовывавших улицу. Ко входу вела дорожка, огороженная воротами. Очень удобно. Попасть в здание или выехать из него можно только через них. Ричард притаился в тени, которую отбрасывала стена, и принялся ждать.

Потянулись минуты. Ричард, сам того не желая, снова вернулся в мыслях к Алеку и лорду Горну. Он сильно сомневался, что его друг будет держать свой остренький язычок за зубами, но надеялся, несмотря на тон записки, что Алеку не причинят особого вреда. Нобили были очень непохожи на обитателей Приречья. Они потворствовали собственным прихотям, порой не догадываясь, что делать можно, а чего нельзя. У них отсутствовал инстинкт, который подсказывал, когда лучше махнуть рукой и уступить. Именно это и спасло Алека от смерти, когда он впервые в одиночку попал в Приречье. Люди почувствовали, что с ним что-то не так, и поэтому не стали мстить за оскорбления, которые он им наносил. Но Горн мыслит совсем иначе. Кроме того. Ричард уже знал, какого Алек придерживается мнения о лорде. Сент-Вир представил Алека, читавшего перед камином записку Горна, и почувствовал, как его губы расплываются в улыбке.