Инферно. Последние дни - Вестерфельд Скотт. Страница 24

— Еще раз прости. — Я поерзал в кресле, вспоминая, как в час ночи таращился на собственный телефон, желая, чтобы у меня хватило мужества позвонить. — Ну, теперь мы с тобой разговариваем.

— Ммм… Это тоже аппетитно. В конце концов, мы с тобой разговариваем, и никого нет рядом.

— Да, это круто. — Горло пересохло, и неправильность всего этого ощущалась сейчас, словно зуд по всему телу. Припомнилось, как, будучи малышом, я прятался в шкафу, приятно взволнованный, но одновременно охваченный страхом, что кто-нибудь может открыть дверцу. — Могу я задать тебе вопрос, Мин?

— Конечно. Спрашивай о чем угодно теперь, когда никто нас не слышит.

— Ну… да. — Внезапно холодильник замолчал, и я оказался в тишине. И наверно, поэтому невольно понизил голос. — Насчет того, что вы с Перл уходите раньше. Дело же не в уроках испанского, правда?

Она тихонько рассмеялась.

— Нет. Нам нужно вернуться до того, как Лус поймет, что мы уходили.

— Опять эта Лус! — Я заметил, что пальцы правой руки, обмотанные телефонным шнуром, стали белые и бескровные, и начал разматывать его. — Это вроде бы испанское имя?

— Оно означает «свет». «Да будет Лус».

— Значит, она твоя учительница испанского. Или что-то в этом роде.

— Si. Y un problema grande. [41]

Даже я оказался в состоянии понять эту испанскую фразу. Лус — большая проблема. Но кто она такая? Няня? Домашняя учительница с религиозным уклоном? Психиатр?

— О чем ты думаешь?

Я поерзал в кресле, снова почувствовал зуд на коже.

— О тебе.

— Ммм… — промурлыкала она. — О том, не сумасшедшая ли я? Или, может, плохая?

Я сглотнул.

— Нет. Но я на самом деле не знаю тебя, если не считать репетиций.

— Думаю, ты знаешь меня, Мосси. Вот почему я хотела, чтобы ты позвонил. Потому что ты из тех, кто понимает.

— Ммм… Понимаю?

— Да. Просто закрой глаза.

Я так и сделал, а она начала еле слышно напевать. Я представил себе, как она поет на репетиции, увлекая меня за собой. Фрагменты ее песен эхом отдавались в голове. Возникло ощущение, будто меня уносит куда-то.

Она замолчала, но я по-прежнему слышал ее дыхание.

— Где ты берешь слова, Мин, для наших песен?

Она негромко рассмеялась.

— Внизу.

— Типа, из глубин своего сознания или что-то в этом роде?

— Нет, глупенький, — прошептала она. — «Внизу» значит «из-под моего дома».

— Правда? — Глаза у меня были закрыты, и казалось, что она совсем рядом, шепчет мне на ухо. — Ты пишешь у себя в подвале?

— Поначалу так и было — когда мне позволяли спускаться туда. У меня был жар, и я чувствовала, что под домом что-то есть. Что-то грохочущее.

— Ну да. — Я кивнул. — Понимаю, что ты имеешь в виду. Когда ты поешь, я чувствую что-то типа… под нами.

— Что-то в земле. — Сейчас ее дыхание участилось. — Видишь? Ты понимаешь.

— Иногда возникает чувство, будто моя музыка просто наполняет воздух вокруг. Но ты утягиваешь ее вниз, привязываешь к чему-то реальному.

— Ммм… Это реальнее, чем ты думаешь. — Какое-то время я слышал лишь ее дыхание. — Хочешь больше, Мос?

Я сглотнул.

— Как тебя понимать?

— Хочешь… больше? Я могу дать тебе все остальное. Пока ты попробовал на вкус только крошечную частичку.

Я открыл глаза. Внезапно тьма на кухне стала пронизывающей.

— Частичку чего?

— Того, что имею я. Приезжай, и я покажу тебе.

Стол, казалось, дрожит: это сердце колотилось в кончиках пальцев.

— Приезжать… прямо сейчас?

— Да, Мосси. Приезжай и спаси меня и Зомби.

— Зомби?

— Это мой не-мертвый раб.

Я сглотнул.

— Правда?

Она еле слышно усмехнулась.

— И его дыхание пахнет кошачьей едой.

— О-о-о… — Я медленно выдохнул. — И еще у Зомби есть усы?

— Да, и он тоже понимает. Но… Мос?

— Что?

— Я голодна.

Я засмеялся. Глядя на ее худобу, никогда бы не подумал, что Минерва может чувствовать себя голодной. На репетициях она ела много вяленого мяса, но я полагал, что это ради голоса.

— Ты хочешь отойти и поесть? Я подожду.

Сейчас мне хотелось минуту-другую посидеть здесь в тишине, просто чтобы прийти в себя. Просто чтобы расцарапать себя всего.

— Не могу.

— Почему?

— Видишь ли, на двери в мою комнату вонючий запор. Снаружи.

Я удивился, по-настоящему удивился.

— Типа, родители запирают тебя на ночь?

— И днем тоже. Потому что я прежде была больна.

Я снова закрыл глаза. Кокон неправильности вокруг меня стал плотнее, наполняя комнату негромким гудением.

— Именно поэтому ты должен прийти и спасти меня, — продолжала она. — Чтобы я смогла выйти и показать тебе все.

Я прикусил губу.

— Но ты живешь в… Бруклине?

Она застонала.

— Не будь занудой. Просто поезжай подземкой. Всего-то полчаса.

Всего-то полчаса. Плюс неизвестно сколько ждать, пока придет поезд; может, час. Но не вечность же — я пока не боялся подземки.

И если я не увижусь с ней, сколько времени проворочаюсь без сна, один в своей комнате? Тысячу часов как минимум.

Всякий раз, увидев, как она поет, и, почувствовав, как ее песни проникают в руки, управляя моей игрой, в тот день я ложился спать с ее голосом, эхом отдающимся в сознании. И каждый раз воображал, как еду следом за ней в Бруклин. И вот теперь она сама приглашает меня.

Если я скажу «нет», зуд под кожей никогда не уймется.

— Здесь все спят, — сказала она. — И я могу показать тебе, откуда приходит моя музыка.

— Ладно, Мин. Я приеду. — Я встал, словно прямо сейчас собирался выйти за дверь, но голова у меня закружилась, и я снова сел. — Но как ты выйдешь наружу?

— Ты спасешь меня. Это легко. Перл каждый раз делает это.

— Что, я должен вскарабкаться к твоему окну или как?

— Нет, глупенький. Просто поднимись по лестнице. — Она засмеялась. — Но сначала ты должен найти магический ключ…

16

«Love Bites» [42]

Мосси не было целую вечность.

Я принарядилась, и это убивало меня — сидеть за столом и таращиться на себя в зеркало. Зомби расхаживал туда и обратно; звяканье моих сережек подсказало ему, что мы собираемся выйти.

— Теперь уже недолго, — негромко сказала я.

В животе у меня урчало.

Мысль о том, что Мос приедет, нарушила равновесие внутри — голодная тварь пробудилась от сна, в который ее загнала Лус. Я уже сжевала весь свой аварийный запас вяленого мяса, стараясь не думать о запахе Моса. Таком сильном, таком аппетитном.

Я положила в рот кусок кожуры бекона, и ее жир обволок горло. Зомби тут же примчался и требовательно замяукал, так что я дала ему облизать пальцы.

— Скоро сможешь пойти поиграть со своими маленькими друзьями.

Я взглянула на часы: больше двух. Вонючий Мос. Что, если он пошел на попятный? Я хотела спуститься ближе к земле. Пение — это замечательно, но мне нужно почувствовать землю кончиками пальцев, ощутить запах и вкус того, что скрывалось внизу.

Мне нужно было узнать больше, чтобы слова в моих блокнотах обрели плоть.

В животе снова заурчало, и у меня возникло странное чувство, которого я давно не испытывала. Типа как было до появления Лус — что-то… нечеловеческое. Нехорошо.

«Не смей есть Мосси», — подумала я и оторвала зубок чеснока.

Он был совсем свежий, что, по словам Лус, лучше всего, тонкая кожица все еще с прожилками розово-фиолетового. Я расколола его зубами; вкус был острый, обжигающий, как свежая кровь цыпленка. Запах с дыханием проник в легкие, и нервы немного успокоились.

— Это научит тебя, — прошептала я, обращаясь к голодной твари внутри, отпила большой глоток из бутылки текилы, которую Перл украдкой пронесла сюда, и прополоскала рот.

Не хотелось, чтобы от меня странно пахло. В ясности своего чесночного кайфа я надела черные очки и посмотрела в зеркало, спрашивая себя, куда я направлюсь сегодня ночью.