Голубая ива - Смит Дебора. Страница 31
Впрочем, никому нельзя позволять обращаться с собой подобным образом. Артемас тоже ничем не лучше! К черту детскую верность! Эта унизительная сцена в Нью-Йорке два месяца назад…
И тем не менее от сердца отлегло, когда она прижала к себе эти милые вещицы. Почему-то подкосились ноги, и девушка безвольно опустилась на сено. Стало хорошо-хорошо, и она задремала.
Звук хлопнувшей дверцы автомобиля разбудил ее.
Лили встала пошатываясь и наскоро поправила волосы. Неужели Джо Эстес пришел побродить вокруг своего нового дома? Тогда она вытащит большой пистолет и оставит ему такой же шрам, как у себя, на память. Джо, неотесанный здоровяк в модных джинсах и дорогих ковбойских ботинках, какой-то неестественно бледный после тюрьмы, смотрел на эту ферму с презрением, словно не принимая всерьез затею своего отца.
Девушка высунулась наружу и замерла, в ярости сжав кулаки и открыв рот от изумления.
«Артемас!»
Он растерянно оглядывался по сторонам, запрокинув большую красивую голову с копной густых черных волос. Белоснежный пуловер облегал его широкую грудь, кремовые брюки подпоясывал коричневый ремень. Юноша широко расставил ноги в тяжелых туристских ботинках, оперся рукой о капот седана последней модели, взятого напрокат. Он прямо-таки искрил энергией с выражением тревоги и нетерпения на лице, и лишь благодаря большим темным глазам он казался более притягательным, чем был на самом деле.
Лили словно остолбенела. Его уверенность, прекрасное телосложение, физическая сила и в то же время некая грациозность завораживали: она могла бы стоять так всю жизнь.
Все ее чувства мгновенно всколыхнулись, голова была неприлично пуста, по телу разлилось непонятное тепло. Эта утрата контроля над собой ужаснула и разозлила ее. Она не могла двинуться с места. Ожидая, что он придет — всю свою жизнь она ожидала этого, — Лили поэтому ненавидела его.
Артемас оглядывал коробки на крыльце старого дома, При взгляде на открытую входную дверь его охватило волнение. Голубовато-зеленые ивы высились в нескольких ярдах за домом, образуя величественный фон, который прекрасно сохранился в его памяти. Ветер шелестел верхушками деревьев, и по берегам ручья дружно квакали лягушки.
Смутное предчувствие заставило его затаить дыхание. Где она? Надо найти ее и сделать все от него зависящее.
«Я всегда буду возвращаться сюда к Лили. Снова и снова», — печально подумал Артемас.
Он медленно повернулся, обозревая двор и поля, не в силах стряхнуть какую-то истому. Дыхание перехватило от неясного предчувствия.
Блуждающим взглядом юноша окинул старый амбар с остроконечной жестяной крышей и… ощутил острую боль.
«Лили!»
Он видел всего лишь одну фотографию испуганной и потому особенно привлекательной девочки, но нисколько не сомневался, что высокая стройная девушка на сеновале, с вызовом глядевшая на него, — Лили. Он быстро пошел, почти побежал к ней, зная, что она не сводит с него глаз.
С каждым шагом выявлялись милые мелочи: волосы, сохранившие цвет фантастической лилии, толстой косой заброшенные за плечо, полная грудь, крутые бедра. Свободные шорты в сочетании с обычной тенниской, облегающей ее фигуру, лишь придавали ей привлекательности, оттеняя женственность и непримиримую силу.
Она следила за его приближением коварным, опаляющим взглядом блестящих голубых глаз, нахмурившись и стиснув зубы. Все в ее позе внушало угрозу. Величественная осанка полностью разрушила ее образ, все то, что он ожидал и к чему себя готовил.
Артемас выдержал осуждающий взгляд.
— Тебе исполнилось всего шесть лет, когда я видел тебя в последний раз. — Голос его охрип от волнения.
Она все так же гневно смотрела на него, не произнося ни слова. Он поборол желание крикнуть, оправдаться перед ней.
— Ты рассердилась, потому что не поняла ситуации, а я не знал, как лучше объяснить. Ты была ребенком… как и я, но теперь мы не дети. Я не разочаровал тебя раньше, не разочарую и теперь. Спускайся, давай поговорим.
Она спокойно поставила ногу на крюк ворота и дернула туго натянутую веревку. Артемас затаил дыхание. Лебедка скрипнула в последний раз, она ступила на землю рядом с ним. От неожиданной близости атмосфера наэлектризовалась. С мертвенной бледностью на лице, не считая розовых пятен на щеках, она отшвырнула веревку в сторону и посмотрела на него в упор, дрожа от негодования.
Неожиданная искра чувственности, вспыхнувшая между ними, уничтожила все слова. Девушка была на грани срыва, молниеносно, с какой-то дикой свирепостью она ударила его. Тяжелая кожаная рукавица ничуть не смягчила бы удара, но он перехватил ее руку. Удар пришелся ему по голове. Ее лицо исказилось от досады, девушка снова замахнулась.
На этот раз он вынужден был действовать: обхватил ее за плечи и встряхнул с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Резким движением он привлек ее к себе, вывернул руки, а другой рукой схватил за косу. Она пыталась вырваться, хрипя от негодования и пиная по лодыжкам.
Артемас уже ощущал ее дыхание, взгляды их встретились.
— Я не знал, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Не знал, что нужен тебе. Я никогда бы так не поступил.
— Лгун! Проклятый лгун! На самом деле тебе наплевать!
Она боролась изо всех сил, стараясь его руками причинить себе ощутимый вред.
— Прекрати! — прорычал он. — Послушай.
Она перестала вырываться, но смотрела по-прежнему недоверчиво и с видимым отвращением.
Он тяжело вздохнул:
— Тамберлайн — он говорил с тобой в Нью-Йорке — имел указание отшивать любых посетителей. Вот почему он сказал, что я не хочу тебя видеть. Это не так.
Ее глаза презрительно сощурились.
— Но я писала тебе, и ты мне не ответил. Писала, что мои родители погибли. Твоя дружба мне куда дороже, чем деньги.
— Я перестал читать твои письма. Я не знал, что ты потеряла родителей и нуждаешься в деньгах. Я не имел понятия о том, что ты приезжала в Нью-Йорк два месяца назад, и узнал об этом только сегодня утром. Поверь.
Он все еще не отпускал ее, словно таким образом мог укротить; она все еще смотрела вызывающе, но вместе с тем в глазах Лили застыли боль и удивление.
— Узнал бы, если бы захотел, — настаивала она. — Почему ты больше не писал мне?
Правда о его хладнокровной сделке с сенатором де Вит-том навсегда бы похоронила его в ее душе. Пришлось объясняться, нелепо, жестоко — но объясняться.
— Я теперь не один и хотел в конце концов написать тебе о ней.
— Ты не читал моих писем, чтобы избавиться от ревности той, что живет с тобой теперь? — Она стремительно повернулась, но попытка не увенчалась успехом, она глухо застонала. — Думаешь, я буду сидеть и ждать, пока ты вернешься и женишься на мне из-за какого-то чертова обещания, которое дал мне, будучи ребенком? — От частого дыхания грудь ее конвульсивно вздымалась, губы скривились в презрительной усмешке. — У тебя дурной вкус, если ты подцепил такую, которая не слишком доверяет тебе, чтобы позволить иметь друзей. Или ты самый соблазнительный мужчина в Нью-Йорке?
— Твой лексикон походит на мусорную свалку.
— Я набралась от тебя, когда мне было шесть. Словечки приклеились навсегда.
— Ты не виделась со мной двенадцать лет и до сих пор помнишь?
— Я помню все, — огрызнулась она. — Какой ты замечательный, думала я. Твои письма приходили как раз тогда, когда мне было особенно плохо, именно ты помог мне осознать себя! Вот почему я не могу теперь принять каких-то нелепых извинений.
Он ослабил хватку, но все еще не отпускал.
— Я проклинаю себя за то, что натворил, — выдохнул он. — И не такой уж я благородный рыцарь, как тебе казалось. Я совершаю ошибки, иду на компромиссы. Но сейчас я здесь, чтобы помочь тебе.
Рот ее вновь скривился в ехидной ухмылке. Артемас потерял всякую надежду.
— Может, дело в том, что ты не понимаешь, что за жизнь у меня теперь?
— Да-а-а. — Она озлобленно протянула это слово. — Потому, что мне все еще хочется думать, что ты — Терпеливый принц — Она покраснела. — Потому, что тебе можно доверять, как это делали мои родители, — Голос ее задрожал. — После их гибели я считала, что есть еще Артемас! Боже, какой же я была дурой!