Слово наемника - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 63

– От меня сейчас толку, как от кота кастрированного, – усмехнулся я.

Но эта стервочка не унималась и добилась-таки своего. Почувствовав «оживление», вытащила руку и одобрительно кивнула:

– Жить будешь!

– Ну, девка, ты даешь! – покрутил я головой не то от изумления, не то – от восхищения!

– Я, к твоему сведению, уже почти что фрау и, кроме законного мужа, никому давать не буду! – усмехнулась Марта. – А это… Самый надежный способ узнать – здоровый мужик или больной. Ты здоровый!

От ее слов мне почему-то стало легче. Я взял Марту за руку и сделал то, чего не делал уже много-много лет, – поцеловал женщине запястье.

Марта опешила, резко отдернула руку, поднесла ее к глазам и уставилась на запястье так, словно ожидала увидеть след от проказы.

– Ты зачем это сделал? – оторопело спросила она.

Теперь настал черед оторопеть мне.

– Что – это? – не понял я.

– Ты зачем мне руку поцеловал, словно благородной?

– Эх, Марта-Марта, – вздохнул я. – Помнишь, ты мне как-то сказала – дурак ты, наемник? Вот и я теперь говорю – дура ты, и уши у тебя холодные…

– Почему дура? – недоуменно пожала плечами девушка, а потом развернулась и ушла… Может быть, сама догадается.

Я не стал изводить себя мыслями – что и как, а попытался устроиться поудобнее и потеплее. Зарылся в солому, набросил на себя все, что оказалось рядом – поддоспешник, плащи, – и заснул как убитый.

Как мне потом сказали, я проспал почти сутки. Спал всю дорогу от долины святого Иоахима и до самого «Венаторвилля». А ведь в прошлый раз я шел почти неделю. Стало быть, был и короткий путь!

Приехали мы ближе к вечеру. Разгрузили телеги, свалив в одну кучу тюфяки и посуду, бочонки с вином и серебряную руду, накормили-напоили коней. Задумались – куда нам девать брата Гуго? Наш монашек во время пути умудрился напиться (верно, где-то в рясе оказалась фляжка) и теперь пребывал в блаженном оцепенении. Завтра он нужен трезвым, и оставлять его рядом с вином нельзя! Решили отнести «бренное тело» в сарайчик и заложить соломой. Хоть и зима на дворе, но замерзнуть не должен. Зато – протрезвеет к утру и сумеет-таки обвенчать молодых.

Марта порывалась разобрать «трофеи», но мужское большинство дружно завыло, требуя ужина. Наша атаманша смирилась, принявшись на скорую руку варить похлебку. Благо среди добычи оказались и крупа, и лук, и мясо…

Перекусили и принялись расстилать шкуры, готовясь ко сну. Марта ушла в свою комнатку, но жениха туда не пустила. Дескать, после свадьбы я вся твоя, а сейчас буду беречь девичью честь! Вальрас принял это как должное, а Хельмут со Всемиром украдкой бросили на меня взгляды, но что-нибудь сказать или хихикнуть побоялись.

Шкур на всех не хватило, а разбирать тюфяки было лень. Решив, что, проспав целые сутки, вряд ли сегодня засну, я уступил свое ложе.

Парни скоро захрапели, а я сидел около очага, подбрасывая хворост в огонь. Иногда я люблю не спать…

Сидел, думая о разном, и не сразу услышал, что кто-то скребется. Вначале решил, что мышь, но, прислушавшись, понял, что звуки доносятся от двери. Может, полевая (или лесная?) мышь в дом просится? Нет, не похоже. И скрежет всё сильнее и требовательнее! Потом я услышал гневное «Ур-рр», переходящее в грозно-перекатистое «Мррр!», подскочил к двери и открыл ее.

На пороге стоял… Китц. Замерзший и усталый котик перебирал лапками, но хвост был поднят, как королевский скипетр.

– Китц! – обрадовался я, хватая его на руки. – Какой же ты холодный!

Схватив, начал тискать, отогревая рыжего хулигана, но Китц, оттолкнувшись от меня задними лапами (треснул, как здоровый мужик!), вырвался.

– Мр-рр! – выругался кот, пытаясь что-то сказать.

Со шкуры поднялась всклокоченная голова Жана-щипача:

– Юджин, сам не спишь – другим не мешай.

– Мр-рыр! – рявкнул на него Китц.

– Чего рычишь-то? – обиделся Жан. – Уже и сказать ничего нельзя? Совсем озверел… А еще принц…

Кот еще раз мявкнул, боднул меня лбом, и только тут до меня стало что-то доходить… Позабыв обо всем на свете, я выскочил во двор.

Луна светила не слишком ярко, но мне хватило и этого.

– Гневко… – прошептал я, не веря своим глазам.

– И-го! – отозвался конь. Дескать, а чего тут такого-то? Ну вот он я, пришел.

Я подошел, уткнулся в его морду и… зарыдал от счастья. А гнедой, осторожно касаясь мягкими губами моей щеки, словно целуя, тихонечко фыркнул – ну пришел я, пришел, чего ревешь-то?

Я сел прямо на пороге, поглаживая склоненную ко мне морду Гневко… Оказывается, как мало нужно для счастья… И еще… Зачем мне какой-то Ульбург? И на кой… тоффель мне кому-то мстить? Что изменится, если я убью бургомистра и всех остальных, кто меня продал и предал? Да пропади они все пропадом!