Мой любимый шут (СИ) - Семироль Анна. Страница 8
— Блин… А у тебя какие варианты?
— Никаких. Меня эта тема не волнует.
— Ого! Ты — придворный шут… и не волнует?!
— Абсолютно. Не с чего волноваться. В стране порядок. Наследник справляется с помощью советников. Её Величество тоже замечательно управлялась до поры… На фига король-то?
— Тьфу! Какой-то ты непатриотичный! — надулась я.
— Вполне патриотичный. Просто не циклюсь на несущественных для меня вопросах.
Дальше мы переметнулись на более нейтральные темы. Обсудили предстоящий спектакль в городском театре по пьесе Шута, я попыталась зазвать любимого с собой в рок-клуб в ближайшее время, Шут принялся выяснять, что любит моя мама…
Когда облачко нависшей над нашими бедовыми головами угрозы почти бесследно развеялось, дверь в кабинет Шута распахнулась. Сердце ёкнуло: раз без стука — значит, начальство. Спустя мгновенье стало ещё более неуютно, ибо на пороге возникла Её Величество. Я поспешно присела в корявом реверансе (потому что второпях ногу подвернула) и испытала острое желание спрятаться под кровать. Выражение лица королевы не предвещало ничего хорошего. А это вам не принц-подросток.
— Александр, у меня к тебе серьёзный разговор, — начала она, едва прикрыв за собой дверь, — Что ты себе позволяешь?
— А это уже не Вашего Величества дело, — негромко ответил Шут, не отрываясь от письма.
— Ты мне не дерзи! — воскликнула королева.
— А вы мне не угрожайте. Не мальчик уже.
— Ты что, забыл своё место?
— Отнюдь. Прекрасно помню. Если надо будет — напомню и вам.
Её Величество открыла было рот для очередной гневной тирады, но тут Шут оторвался-таки от своей писанины и спокойно, не повышая голоса, произнёс:
— Маменька, займитесь лучше воспитанием сыновей. Хамами детки растут, моя королева. И не лезьте в мою жизнь. Не ваш это уровень, мадам.
Королева молча ушла, грохнув на прощанье дверью так, что в шкафу упала одна из книг. Шут шёпотом выругался, потом покинул рабочее место и подошёл ко мне.
— Забавно, — сказал он с деланным весельем, — Судьбы шутов с каких-то пор волнуют их господ!
Я смотрела в пол. Мне всё происходящее нравилось всё меньше. Может, правда написать заявление о добровольном увольнении? Шут со вздохом потрепал меня по волосам.
— Не трусь, леди Марго! Собаки лают — ветер носит.
«Короли и собаки — не одно и то же», — захотелось сказать мне, но я обошлась другими словами:
— Я, пожалуй, пойду работать. Прогул мне совсем не нужен. Прости.
Шут прищурился, покачал головой. Помедлил, снял дурацкий колпак, бросил его на стол. Бубенчики жалобно звякнули, словно больно ушиблись.
— Рита, ты думаешь, тебе вообще сегодня стоит расхаживать по Дворцу? Я же сказал, что сам оформлю тебе отгул. Если хочешь уйти — только домой.
— Хочу, — выговорила я одними губами.
Шут проводил меня до ворот и долго махал рукой вслед. Я плелась, не глядя на дорогу, и с тоской думала, как новость о случившемся воспримет мама. Представила себе её печальное лицо с тонкими чертами, и внутри взвихрился обжигающий стыд. Мама, у тебя абсолютно бестолковая дочь. Если бы я мечтала о принце, не было бы никаких причин волноваться, плакать, что-то скрывать от других.
— Ну что я должна была сделать, мамочка? — плакала я дома, — Мартину в ноги кинуться, умоляя простить?
Мама покачала головой.
— Твой шут бы не позволил, ты же знаешь. Что стряслось, то стряслось. Ничего уже не попишешь.
Милая моя мама, подумала я, одна ты мне всё прощаешь и всегда поддерживаешь. А от меня тебе одни неприятности.
— Рита, я тобой горжусь, — сказала мама и устало улыбнулась, — Что бы и как бы там не было… я тебя люблю, ты же мой ребёнок — самый-самый лучший. Всё образуется.
Хотелось на этом поставить точку и перестать беспокоиться. Однако всё вышло совершенно иначе.
Вечером, придя на учёбу, я была вызвана к ректору. Уже по дороге в его кабинет я представляла, что меня ждёт. Предчувствие не подвело.
— Вы отчислены без права восстановления, — ректорским голосом можно было дробить камни. — У Вас есть сутки, чтобы забрать документы.
— Можно хотя бы узнать причину? — ровно и спокойно поинтересовалась я.
— Распоряжение свыше.
Могла бы и не спрашивать. И так всё ясно. Интересно, чей был приказ — принца или Её Величества?
— Простите, ректор, можно последний вопрос?
Взгляд исподлобья — как на мокрицу, не более. Вздох одолжения — великого одолжения.
— Спросите.
— Мне осталось только защитить диплом. Нельзя ли это сделать заочно? Это очень важно для меня.
— Милочка, я не знаю и знать не хочу, чем Вы там провинились, но одно ясно как божий день: своим пребыванием в этих стенах Вы позорите честь нашего славного Университета! — загремел ректор, — Да как Вы вообще смеете думать о таком! Какая наглость! Вон!
Вылетела пулей. Как не нашлось желающих пнуть под зад для пущей скорости, не знаю. Добрела до таксофона, набрала номер Лео.
— У аппарата, — раздался знакомый голос.
— Лео, это Маргарита. Ты чего сейчас делаешь?
— Ничего. У тебя проблемы? — голос взволнованный, ещё бы… — Приезжай ко мне.
Так и сделала. Наняла повозку подешевле и поехала на другой конец города.
В тот вечер мы с Лео завалились в какой-то грязный кабак и напились с решимостью вынужденных самоубийц. В полной уверенности, что послезавтра для нас обоих не будет.
— Рита, куда ты?
— На работу, мам.
— В таком состоянии?
— Плевать.
Перед глазами всё плыло, пуговицы вертелись меж пальцев, не желая застёгиваться. Где-то обувь валяется, найти бы… Ноги заплетались и подкашивались. Тошнило — от души.
— Рита, ты же пьянющая… — жалобно всхлипнула мама, — Тебе мало неприятностей?
— Мам, я в порядке. На свежем воздухе мне быстро станет легче.
— Солнышко, не слишком ли часто ты стала…
— У меня личная жизнь на волоске. Не хочу даже думать… а алкоголь в больших дозах изгоняет все мысли. Прости, мам.
Мерзкое состояние — нелады с телом в сочетании с абсолютно ясной головой. И правда, куда я направляюсь? Надо, надо… Уволят со скандалом? Да пусть. И так уволят…
Мама попыталась придержать меня за рукав, но я дёрнулась и буквально вывалилась за дверь. Стекла по лестнице, по стеночке вышла на улицу. Тут и вправду легче. Морозно, ярко. Снежок свежевыпавший под полозьями саней и ногами прохожих поскрипывает… Медленно повлеклась в сторону Дворца, тщательно координируясь перед каждым шагом. На повороте чуть не попала под копыта пегого жеребчика в расшитой попоне. Знать, так её и разэтак… Прикольно было бы, если б лошадка меня всё же помяла: всаднику пришлось бы раскошелиться на солидную страховку. Маме бы точно надолго хватило… Блин, скользко! И уцепиться не за что. Только не упасть… не поднимусь же. А помощи просить — стыдобища…
Дойдя до Здания Совета, по привычке задрала голову вверх: часы констатировали очевидное — на работу я опоздала. Интересно, а Лео… Чёрт, Лео же ночью забрал патруль. Стало страшно. Увижу ли я своего приятеля ещё хоть когда-нибудь? Вдруг его сошлют на каторгу?! Да и меня могут… я же Мартина в жопу послала, красавца нашего, любимца малолеток и «синих чулков»…
Через час добралась до Дворца. Охрана меня, естественно, не пропустила. Поинтересовались документами, сообщили, что в личном деле моём всё будет зафиксировано (всё — это то, что королевская белошвейка Маргарита пришла с опозданием на полтора часа — раз, в дупель пьяная — два, требовала пропустить — три) и неприятностей мне не избежать.
— Ну и хрен с вами! — буркнула я и поплелась прочь.
Видел бы меня сейчас Шут…
Домой не тянуло, ибо меньше всего мне сейчас хотелось видеть мамино горестное лицо. Друзей-подруг, у которых можно было бы отсидеться до вечера, у меня не осталось (Лео же забрали…), и я решила гулять, пока совсем не замёрзну. Пошла в городской парк.
Побродила по дорожкам, купила себе на оставшуюся мелочь булочку, половинку съела, остальное скрошила птицам. Посидела на качелях, полазила по глубокому снегу под деревьями. Ноги окоченели. Повернула домой. Хуже уже не будет.