Тень воина - Перемолотов Владимир Васильевич. Страница 29

Взгляд его упал на мешок.

В мешке, разве пошарить?

За блестящей под луной кожей могло скрываться все, что угодно - от бутыли с живой водой до портков, с карманами полными золота.

Мысль о портках мелькнула и сгинула. Не станет такой колдун, как Митридан с портками возиться, пусть даже. Живая вода это еще куда ни шло, кабы только не хуже чего внутри пряталось, вроде тех его облаков с глазами… Гаврила передернул плечами, вспомнив испытанный четыре дня назад ужас.

Вроде как сама собой всплыла в памяти еще одна картинка - выбитые ворота на княжеском дворе и бегущие следом дружинники. Он запоздало удивился, словно случилось все это не с ним, а с кем-то другим и вдруг подумал о том, что случилось бы не зайди он к колдуну.

"Помог, называется," - зло подумал Гаврила. Он уже готов был обидеться на весь мир, но вместо этого еще сильнее разозлился. Злость дала силу. Погладив мешок, как погладил бы приблудную собаку, он пробормотал сквозь зубы:

- Ничего, ничего… Будет все по-нашему… И портки новые будут и деньги… Все у меня будет.

О том, что и тень найдется, он тоже подумал, но на язык слова не пустил. На всякий случай, правда, глянул себе под ноги - вдруг да чудо? Но куда там… Время чудес еще не наступило, а может быть уже прошло.

Развесив одежду на кустах, он дождался рассвета. Ни луне, ни солнцу до его портков дела не было, как и до волчевки. Вода с них стекла, да и только. Когда вокруг начали ходить кожевники, он натянул на себя сырую еще одежду и, мысленно проклиная все на свете, пошел на постоялый двор.

Солнце светило в спину и ему хотелось, по въевшейся за долгие годы привычке, повернуться к нему лицом, чтоб идти так, как он всегда ходил, но страшно стало. Вспомнился князь Круторог, жадные руки дружинников. Наверняка ведь князь не сидел сиднем, наверняка всех на ноги поднял, всем сообщил, что есть где-то такой Гаврила Масленников, что спиной вперед ходить умеет…

Он вздохнул. Страшно ссорится с князем. Но - что делать? Пришлось. С Судьбой не поспоришь. Судьба, она сама решает бить тебя или гладить.

Потом вздохнул еще раз, теперь об Игнациусе.

Без него жизнь стала неспокойной. За эти несколько дней он уже успел привыкнуть, что оборотистый купец все делал за двоих - и расплачивался и думал, а теперь все придется делать самому.

Он вздохнул в третий раз и оглянулся, в надежде встретить хоть одно знакомое лицо.

Куда там…

Народу в Киеве хватало, но все как на подбор - чужие, незнакомые. От этого Масленникову так захотелось, чтоб Игнациус оказался на постоялом дворе, что он даже поверил в это, и чем ближе он подходил к нему, тем крепче становилась уверенность, что товарищ уже ждет его там.

Гаврила соколом влетел на второй поверх и дверь-то толкнул, набрав в грудь воздуху, чтоб радостно выдохнуть: - "А-а-а-а-а! Вот ты где!", но слушать его там было некому.

Воздух вышел из него тихим свистом. Комната оказалась пустой.

Он опустился на лавку, подпер голову руками.

Самой худшей стороной одиночества была неопределенность.

Игнациус не пожадничал - заплатил за комнату за два дня вперед, но этот второй день уже начался, к тому же есть хотелось так, словно и не было вчерашнего ужина.

- Может, бросил он меня, - вслух подумал Гаврила, втайне надеясь, что кто-то ему ответит на вопрос. - Завел в ловушку и бросил?

Но лавка промолчала, да и стол тоже не захотел разговаривать. Гаврила представил, что может произойти, если Митридан не придет до вечера, и мысль эта показалась ему настолько страшной, что он чуть руками не замахал.

- Нет. Нет!!!

Убеждая себя в ошибке, обежал взглядом комнату. Нашел мешок и ковер, что купец не стал брать с собой вчерашним вечером.

- Вон и вещи на месте…

Он произнес эти слова, и словно пелена с глаз упала. Он понял. Это было как озарение, как удар дубиной по голове, от которого мыли в голове встали в ряд. Все вещи остались на своих местах. Все. Понимание того, что происходит даже плечи ему раздвинуло пошире.

"Да-а-а-а-а, - подумал Гаврила, чуть-чуть гордясь своей догадливостью. - Это тебе не землю ковырять… Умом ведь догадался, не чем-нибудь!" Он немножко себе польстил. Какой-то особенной догадливости от него не требовалось - только вспомнить давешний разговор. Вовремя в голове всплыли слова, что сказал Васька Банишев сын "либо разбойник, либо колдун, либо трус…" Выбор-то и впрямь был не велик. Один из трех.

Он потрогал мешок, отвернул угол скатанного ковра - в глаза бросился яркий узор, напоминающий птицу, расправившую крылья.

- "Не трус - подумал он, - трус бы давно уже тут сидел, или сбежал вместе с вещами… И не разбойник… Был бы разбойник - тут сейчас не мешок бы с ковром лежали, а была бы полная каморка душегубов." Оставалось одно, но это оставшееся не укладывалось в голове - слишком много колдунов уже попалось ему на пути за эти дни.

- Что ж я им медом мазанный? - в отчаянии вырвалось у него.

Холодок страха скользнул по спине, когда Гаврила вдруг всерьез поверил, что нужен всей этой страшной непонятной братии - волхвам и колдунам, шептунам и акудникам… Перед глазами мелькнула картинка из вчерашней ночи - друг Игнациус с распростертой над избой рукой и тут же, следом хруст и обломки бревен.

Он затряс головой, сбрасывая наваждение. Не может такого быть. Не может! Не должно!!!

С Митриданом-то все было понятно. Этот, почти родной, помог из города сбежать, мешка своего не пожалел. А вот чего ждать от незнакомых?

Страх процарапал спину, но не задержался там, а куда-то сгинул. Сердце стукнуло раз другой, и только. Гаврила привалился спиной к стене и посидев так некоторое время, понял, что устал бояться. Он почувствовал себя куском железа, что эти четыре дня плющили и ковали так, что Страх, сопровождавший его всю жизнь, ссыпался с него словно окалина. Не весь, конечно. Но то, что еще осталось в нем, перестало быть одной неподъемной глыбой. Страх словно раздробился на куски, раскатился и потерял беспросветный черный цвет.

Он еще немного посидел, надеясь на чудо, но все-таки поднялся, подобрал мешок. Выбора у него не имелось. Оставаться и ждать тут, пока появится Митридан, Масленников не хотел. Если уж колдун захочет его найти, то найдет где угодно - на то он и колдун, а если нет… Он тряхнул головой, отгоняя мысль. Мешок пока у него. Не зря же, наверное, он дал ему его. Дорогой, поди, мешочек, пусть даже и порток с золотым карманом внутри нет…

А ждать Игнациуса после того, как тот его обманул… Он покачал головой. Вот уж этого теперь совершенно не хотелось.

Масленников толкнул рукой дверь, вышел из комнаты. Темный коридор направлял его к далекому светлому выходу. Не заботясь о том, что осталось в комнате из Игнациусова барахла, он пошел навстречу свету.

"А может, он просто меня пугать не хотел?" - подумал Гаврила, но второй голос, что жил в нем тут же отозвался. - "Может, и не хотел. Только в любом случае от всех колдунов следует держаться подальше. С колдунами этими одни неприятности…" С каждым шагом, свет впереди делался все ярче и ярче…

…Они сразу понравились друг другу, верно оттого, что ни один не видел в другом соперника. У каждого было свое место в этой жизни, и никто из них не желал менять его на что-то другое.

Вчера, на пиру, что устроил Круторог в честь князя Владимира, они впервые увидели друг друга и тогда же, обменявшись первыми взглядами, им стал ясно, что они, по крайней мере, не враги. Поговорить в этот день им не удалось. Хайкин, не дождавшись конца пира, ушел по княжьим делам, а Белояну, что не отлучался от Владимира, пришлось досидеть до конца.

Там много пили, много хвастались и говорили о военных делах, а теперь вот, когда пиршественная ночь миновала, один волхв пришел к другому, чтоб поговорить о своем.

- Ты что хмурый такой! Недоел или недопил? - весело спросил Белоян. Хайкин и впрямь смотрел хмуро, словно вчера вечером на пиру перебрал. Взгляд был кислым и мутным. Видно было безо всякого колдовства, что мир этот ему сегодня не по нраву - все его раздражает: и свет, и утро, и перстни на лапе гостя, да и сам гость. Но он сдержался.