Наследие (СИ) - Пиляев Игорь. Страница 43

- Что будешь делать, богиня?

- Пойду на поклон к деду, он отличный старик и я его люблю. Здесь моя семья и мой народ. Сколько можно скитаться с волками по лесам?.. А ты, Архонт? Куда направишься ты?

- Искать свою судьбу, Девана. Искать ответы на извечные вопросы. Может, это и донкихотство, но кто-то поставил мне тавро, которое ты называешь руной Алатырь. И я хочу узнать, кто и, главное, зачем. А еще я хочу получить ответ на вопрос, зачем мы пришли на эту землю. Зачем люди любят и страдают, созидают и творят, ненавидят и уничтожают себе подобных? Только для того, чтобы в один прекрасный момент быть смытыми с лика земли морской волной? Я не верю, что в этом заключался великий замысел Творца. И я найду ответы на свои вопросы.

- Ты неисправимый романтик, тринадцатый Архонт, - одними губами прошептала Девана, а потом нежно поцеловала Стаса на прощание. - Мне будет тебя не хватать. - Последние слова отразились эхом от купола огромной пещеры, в центре которой высился каменный трон Властелинов Ирия.

Германарих был стар. И хотя жизненные силы еще поддерживались в его увядающем теле магией и целебными настоями придворных друидов, его мозг устал бороться за эту жизнь. Великий король необъятной империи вестготов, протянувшейся от Дуная до верхнего Поволжья и от Балтийского до Черного моря, устал от жизни, от постоянной борьбы и бесконечных венных компаний. Покорив половину мира, достойный сын своего отца Агиульфа из династии Амалов [151] не испытывал ничего, кроме бесконечного безразличия и глухой тоски. Лишь одна утеха оставалась в жизни стодесятилетнего старца - и это были женщины!

Поразительно, но именно упругие прекрасные молодые тела его многочисленных жен и наложниц могли привести умирающее тело и утомленный мозг в тонус, дать толчок и стимул к дальнейшему существованию. Его гарем насчитывал почти три сотни жен, неисчислимое множество наложниц и рабынь - и, несмотря на возраст и испещренное морщинами и шрамами старческое тело, Германарих был невероятно силен в постели. Вот и сейчас, проснувшись, он ощутил невероятное напряжение в чреслах. Нащупав правой рукой упругие ягодицы молодой наложницы атаулки, властно потянул ее к себе и грубо по-хозяйски вошел в лоно девушки, разрывая нежные ткани еще не до конца оформившегося юного девичьего тела.

Через некоторое время, удовлетворенно откинувшись на шкуры своего необъятного ложа, шлепком тяжелой ладони оттолкнул от себя скорчившееся от боли и слегка попискивающее создание. Две другие рабыни, также ночевавшие с ним и исправно служившие утехой его похоти вчера вечером, уже массировали его плечи и растирали виски. Девчонка атаулка, превозмогая боль и глотая слезы, наклонилась над его пахом и языком слизывала остатки семени и крови, приводя хозяйство своего властелина в надлежащий вид.

Пребывая в приподнятом расположении духа, кряхтя встал с постели, накинул легкий атласный халат и дернул за шнур, вызывая прислугу. В распахнувшейся двери, согнувшись в почтительном поклоне, появился его первый визирь и главный советник Мардигорд в сопровождении многочисленной челяди, несшей серебряные подносы с завтраком. Пока рабы занимались омовением его тела и облачением в царские одежды, Германарих вкушал сочную мякоть спелой дыни, сладкий сок которой стекал по его бороде, пачкая бесценные парчовые наряды.

- Ты чего глаза прячешь, Мардигорд? Я стар, но не глуп. Выпрямись и говори.

- Беда, владыка... - Руки придворного мелко дрожали, отбивая барабанную дробь на медном подносе. - Не вели казнить за плохую весть.

- Говори, - король отложил ломоть дыни и пристально посмотрел на своего советника.

- Твоя жена, Сунильда, - заикаясь, начал Мардигорд.

- Продолжай, - угрюмо произнес король.

- Бежала ночью из гарема, - прошептал визирь.

- Поймали? - почти равнодушно спросил Германарих, но глаза его стали наливаться кровью. Вопрос женской верности всегда был для него болезненным, и об этом была прекрасно осведомлена вся его многочисленная свита.

- Погоня идет по их следу. Мы непременно их поймаем и доставим к тебе, государь. Но это еще не все, - придворный вновь замолчал, не решаясь продолжить.

- Если ты разучился говорить, то я сейчас вот этим ножом вырежу твой поганый бесполезный язык и скормлю его псам.

- Рандвер, твой сын, - обреченно начал Мардигорд. - Он бежал вместе с нею.

- Они умрут страшной смертью! - Многочисленные подносы и посуда разлетелась в разные стороны. - Но тебя, Мардигорд, ждет еще более страшная кара, если к полудню ты не приведешь их ко мне. А теперь пошли все прочь.

Сунильда была сестрой князя Руксоланов Буса Белояра, старого и верного союзника Германариха во всех его неисчислимых завоевательных походах. Несмотря на то, что Лебедь - такое имя она носила в своем родном городе Кияр - была невероятно красива и стройна, их брак носил скорее династический характер, призванный укрепить дружбу двух великих народов. Покорив половину континента, обратив в рабство народы галиндов, чуди, мери, мордвы, вандалов, языгов, тайфалов и многих других, названия которых он стер из памяти и истории Земли, Германарих не смог избавиться от одного комплекса, приобретенного в далеком детстве.

Великой империей, под натиском которой дрожали границы священного Рима, правил человек, которому в далеком детстве отказала в женской ласке простая рабыня. Во главе непобедимого стотысячного войска стоял полководец с глубоко ущербным эго, [152] с надломленной психикой, но в то же время наделенный железной волей и гением разрушителя. Владыка Готланда, [153] воздвигнувший на руинах Боспора [154] свою столицу Данпарстадир, в безумном гневе и ярости метался по каменным коридорам дворца.

Они стояли на коленях у подножия его трона, избитые, ободранные, с кровоточащими ссадинами и ранами, но не сломленные. И именно осознание этого факта лишало великого правителя последних капель здравого смысла и рассудка, порождало волну необузданного неконтролируемого гнева.

- Раздеть ее! - глухо прорычал Германарих. Налитыми кровью глазами он наблюдал за тем, как с девушки срывают остатки одежды, итак превратившейся в лохмотья, а затем медленно встал с трона. - Насиловать ее будет здесь, в тронном зале, вся стража по очереди и вместе. Насиловать непрерывно, в течение шести часов. На глазах у этого ублюдка, - кивок в сторону сына, - и всей придворной челяди.

- Но, владыка, - Мардигорд, склонившись к уху короля, попытался что-то прошептать, но звонкая оплеуха оборвала его речь, и визирь, схватившись рукой за правую щеку, попятился назад от трона.

- На закате этого недоноска оскопить и повестить на крепостной стене. - Король перевел мутный взгляд на тонкий стан девушки. - Сунильду же, после того как она сполна насытится любовью, протащить по камням на рыночную площадь и в присутствии всего города привязать к хвостам четырех диких кобылиц. - Германарих устало встал с трона и, шатаясь, поплелся к потайной двери, ведущей в его личный кабинет.

- Как ты посмел меня перебить, Мардигорд? - Великий гот хмуро смотрел на коленопреклоненного министра.

- Прости, повелитель.

- Теперь говори. Мы одни. Я спокоен и готов тебя выслушать.

- Твоя воля исполнена, и не мне указывать великому правителю на допущенные ошибки, тем более что исправлять их уже поздно. - Несмотря на позу, выражавшую крайнюю степень покорности, в голосе придворного вельможи явно ощущалась обида от нанесенного оскорбления.

- Поясни. И можешь встать.

- Бус Белояр и князья Руксолани никогда не простят тебе нанесенного им оскорбления.

- Лебедь моя жена. Я вправе поступать с нею так, как мне угодно. И она сполна заслужила свою участь.

- Ты вправе был ее наказать или убить. Но, Великий, ты нанес публичное оскорбление княжне древнейшено арийского рода, стерпеть подобное унижение наши старые союзники не смогут.