Сладость обольщения - Гамильтон Диана. Страница 11

До сих пор Челси справлялась с любящими пофлиртовать мужчинами, в том числе и с теми, у кого были далеко идущие намерения. Почему же тогда она дрожит, испытывая власть неотразимого очарования Куина? Он ведь ничем не отличается от остальных мужчин.

И хотя язвительный голос у нее внутри возражал против этого, Челси не стала прислушиваться к нему и занялась изучением дома, который сразу вызвал у нее восхищение, начиная с изумительной прихожей, служившей одновременно гостиной и тянувшейся вдоль всего дома. Резная изящная лестница вела наверх в галерею. Теплое летнее солнце проникало через окна с переплетами, оставляя золотые круги на темном дубовом полу и светлые пятна на стенных панелях.

— Это — совершенство, — искренне восторгалась Челси. Ее ультрамодная дорогая квартира не шла ни в какое сравнение с этим домом.

Элейн мягко заметила:

— Куин влюбился в него с первого взгляда. И в этом весь Куин — он так просто не дарит свою привязанность. Но если уж это происходит, то навсегда.

— Дом красивый, — повторила Челси. Атмосфера этого чудесного старого дома действовала на нее умиротворяюще. Ей стало спокойнее впервые с тех пор, как Майлз Робартес попытался шантажом завлечь ее к себе в постель.

Челси решила быть великодушной.

— Вы — счастливая, у вас такой заботливый сын, нашел для вас превосходное жилище.

— Но я не живу здесь, во всяком случае — постоянно, — Элейн немного удивилась. Она стояла у одного из мягких, обитых ситцем кресел возле камина, который украшала фаянсовая ваза с дельфиниумом. — Садитесь, я принесу что-нибудь выпить. — Она отошла, а Челси, блаженствуя, опустилась в удобное кресло, вытянув ноги на прекрасном старинном ковре, таких ковров в комнате было несколько. — Это дом Куина. После смерти отца, когда Куин занял его место в компании, он жил буквально на чемоданах, переезжая из одного кабинета в другой. Но три года назад он решил наконец обосноваться и нашел этот дом, хотя, должна сказать, искал он его долго.

Она протянула Челси высокий бокал с бесцветным искрящимся напитком, льдом и кружочками лимона, затем села в кресло напротив, скрестив изящные ноги в тонких черных чулках.

— У меня квартира в Париже, но время от времени я приезжаю сюда. Куин думает, я хочу присмотреть за ним, — янтарные глаза сощурились, излучая тепло, и Челси это тронуло, — но на самом деле я начинаю стареть. Когда беспокойная парижская жизнь меня утомляет, я удаляюсь сюда набраться сил и просто отдохнуть. — Она едва пригубила питье. Глаза ее блестели над краем бокала. — Но ему я не говорю правды. Я не должна выходить из образа. Если он решит, что его бедная старая мать никуда не годится, его невозможно будет переубедить. Когда у тебя такой самоуверенный, решительный сын, надо любым способом не сдаваться!

— Представляю! — улыбнулась Челси, потягивая водку с тоником. С таким человеком, как Куин, трудно, если вообще возможно, проявить характер.

— А теперь расскажите, что все-таки толкнуло вас на эту удивительную помолвку, — устраиваясь в кресле, с озорной улыбкой попросила Элейн, и Челси стало ясно, от кого унаследовал Куин свое обезоруживающее обаяние. — Он сказал, что это всего лишь трюк и, как все мужчины, не вдавался в подробности. Поэтому расскажите мне все!

И Челси рассказала, как это началось и что произошло потом, заметив, что Элейн подняла свои красивые брови, когда она упомянула имя Сэнди. Вероятно, Куину удалось сохранить в тайне от умной и умудренной опытом родительницы свои отношения с этой безнадежно влюбленной и прилипчивой особой.

Элейн встала, взяла у Челси бокал, чтобы снова наполнить его, а когда отдавала холодный, как лед, бокал, то небрежно, но весело заметила:

— И Куин решил увезти вас подальше. Он еще не привозил сюда ни одной женщины. Мне он сказал, что это место — священное. Кроме членов семьи, знает о существовании этого дома только первый помощник Куина, и то знает лишь номер телефона, по которому можно позвонить в исключительном случае.

— Чтобы газетчики не пронюхали, — глубокомысленно изрекла Челси — она не привыкла к спиртному до ленча и соображала уже туговато, хотя и казалась себе необыкновенно мудрой, — ему пришлось увезти меня. Возможно, он подумал, что я сдамся и признаюсь, что это был обман. И что тогда он станет делать с бедной Сэнди? — Челси наморщила лоб. Но Куин ведь уже направил репортеров по ложному следу, во всяком случае, это сделал его пресс-секретарь.

Элейн сухо заметила:

— Нечего ее жалеть. А у моего сына, надеюсь, хватает здравого смысла понять, что вы-то уж не проболтаетесь, иначе этот отвратительный гном Робартес вам отомстит. А, вот и ты, дорогой. Выпьешь вместе с нами?

Куин носил чемоданы через холл, но Челси нарочно не обращала на него внимания. Разговаривать с Элейн было легко, она все больше нравилась Челси. Куин уселся на подлокотник материнского кресла и одарил Челси своей обворожительной улыбкой, а Челси поймала себя на том, что непринужденно улыбается в ответ, и встрепенулась, когда он сказал:

— Нет, я не буду, ма. Я провожу Челси в ее комнату. Она наверняка хочет умыться перед ленчем.

Он медленно поднялся и протянул ей руку, но она сделала вид, что не заметила. Не такая она дурочка, чтобы на это клюнуть.

— Значит, скоро увидимся. — Элейн взяла со столика журнал. — Не торопитесь. Ленч без горячего, так что еда не остынет.

Челси оставалось лишь последовать за Куином по великолепной лестнице наверх в галерею, куда выходили двери комнат. Как и холл, галерея была обшита деревянными панелями. Ноги утопали в роскошных пушистых коврах.

— Ваша комната — последняя, рядом с моей, — сказал Куин, открывая дверь и пропуская Челси вперед.

Мельком заглянув в полуоткрытую дверь, Челси сразу поняла, что комната великолепна. Но вместо того, чтобы войти, она вскинула голову, недоуменно глядя на него из-под нахмуренных бровей. Глаза ее стали фиолетовыми.

Все случившееся представлялось ей неразрешимой загадкой. Почему он настоял на ее приезде сюда? В конце концов, они едва знакомы. Монкс Нортон, по словам Элейн, — для него священное место, даже его коллеги не знают ничего об этом доме, не говоря уже о женщинах. И он решил проблему с прессой, так что…

Глаза Куина, от которых она не могла оторваться, вдруг загорелись и потемнели. Потом медленно опустились на ее губы. Линия его рта смягчилась, и Челси вдруг поняла, почему она здесь. Хватит себя обманывать — она интересует его как женщина. Она это чувствовала еще до того, как попросила его участвовать в розыгрыше. Чувствовала, но гнала от себя даже мысль об этом, считая, что он флиртует просто по своему обыкновению. Она не обращала внимания на его слова и немые призывы, так как не хотела им верить, а если б поверила, пришлось бы действовать.

Но сейчас от этого некуда было деваться, и Челси по-настоящему испугалась. Ее еле слышный вздох стал словно сигналом к действию — Куин ввел ее в комнату, закрыл дверь, и она очутилась словно в ловушке между ним и дверью. Все произошло так неожиданно и быстро, что она, будто одурманенная, ничего не могла понять. Он касался ее своим телом, прижимаясь к груди и бедрам, и у Челси перехватило дыхание, закружилась голова.

Затем он коснулся губами ее губ, и от этих нежных, осторожных, едва осязаемых прикосновений в ней все перевернулось. Ей казалось, что по ее губам водят легким перышком, а голова была словно в огне, дыхание участилось. Она чувствовала головокружение, внутри же одновременно и пустоту и тяжесть. И как будто по чьему-то приказу, ее губы разомкнулись.

На секунду он застыл, а затем с глухим стоном и с новой силой возобновил натиск, и она оказалась так тесно прижатой к нему, что чувствовала, как в ее груди отдаются мощные удары его сердца. Ее руки сами вдруг обняли его, мозг пронзили огненные вспышки, едва не лишающие ее рассудка. Никогда ничего похожего Челси не испытывала. Даже когда считала себя влюбленной в Роджера. Сейчас же она полностью была во власти этих необыкновенных ощущений и не понимала, что с ней творится. А когда почувствовала медовую сладость его языка, ей уже было все равно.