Сладость обольщения - Гамильтон Диана. Страница 16

Нелегко будет встретиться с Куином после того, что произошло между ними ночью, думала Челси, но придется, и лучше это сделать поскорее, пока она владеет собой.

Сунув ноги в простые черные туфли-лодочки на среднем каблуке, она вышла из комнаты, прошла по галерее и спустилась вниз, полная решимости спокойно и с достоинством поговорить с Куином.

Не было и половины восьмого, и Челси молила Бога, чтобы Элейн еще не встала. Что же касается Куина, то минут двадцать назад она услышала, как сильно хлопнула дверь в соседней спальне — значит, он где-то здесь.

Челси отыскала его в огромной, с низким бревенчатым потолком кухне: он сидел посредине, за сосновым столом, углубясь в утреннюю газету. За его спиной помещалась большая, блестящая, красного цвета электрическая плита фирмы «Ага».

Он даже не поднял головы. При виде его длинных вытянутых ног в темно-синих джинсах у Челси внутри все перевернулось. Стараясь изо всех сил не обращать на это внимания, она кашлянула и скороговоркой выпалила:

— Я хочу уехать. Через десять минут я буду готова, так что у вас достаточно времени, чтобы заказать такси до ближайшей станции.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он медленно опустил газету и безучастно, словно на незнакомую, посмотрел на нее.

— Но почему? — осведомился он с холодным выражением лица. — Мы договорились, что вы пробудете здесь две недели, а вы пробыли менее двадцати четырех часов.

И снова отгородился от нее газетой, но Челси не собиралась допускать, чтобы от нее отделывались подобным образом, как не собиралась оставаться с Куином под одной крышей.

— Я ни на что не соглашалась, — резко проговорила она. — Вы угрозами вынудили меня. А если я уезжаю, то почему бы вам не спросить, кто в этом виноват?

Газета даже не дрогнула. Челси сжала зубы и медленно сосчитала до десяти. Всегда гордившаяся своей выдержкой и хладнокровием в обстоятельствах, когда другие теряли голову, сейчас она едва владела собой, охваченная гневом. Еще никому на свете не удавалось довести ее до такого бешенства. Чем скорее она уберется подальше от него, тем лучше. Поэтому, обращаясь к поднятой газете, она заявила:

— Если вы не вызовете такси, я вызову сама.

У нее перехватило дыхание, когда он швырнул газету в угол и пулей вылетел из-за стола.

— Вы этого не сделаете и останетесь здесь. — Его голос так больно ранил ее, что она вздрогнула, не зная, с чем труднее справиться — с его гневом, холодным безразличием, опасным заигрыванием или опустошающей душу страстью.

Проклиная себя за то, что не проявила осмотрительности — и не улизнула потихоньку, Челси все же смогла, не дрогнув, встретиться с его яростным взглядом и сухо спросить:

— А в чем дело? Вы сами сбили с толку прессу еще до того, как мы сюда приехали, так что эта отговорка не подходит. Вы просто хотели завлечь меня к себе и соблазнить.

Челси на секунду закрыла глаза, отгоняя воспоминания о наслаждении, которое испытала, когда он едва своего не добился, и с горечью бросила ему в лицо:

— Я не стану вашей любовницей, и вы это знаете. Я не подхожу для случайных связей… — Она вздрогнула, заметив, как насмешливо искривились его губы, а в глазах промелькнула издевка, но продолжала: в конце концов он должен понять ее. — И, прежде чем вы обвините меня в желании выйти за вас замуж, я хочу сказать вам, что я также не подхожу и для долговременной связи. Итак, я могу позвонить или вы это сделаете?

— Звонить не станет никто, — словно отрубил он и направился к двери. Вся его фигура выражала едва сдерживаемую ярость. — Если вы появитесь у себя дома или на работе, это вызовет разговоры, ведь считается, что мы помолвлены И отдыхаем в тропиках. Вы останетесь здесь, а я уеду.

Он захлопнул за собой дверь с такой силой, что казалось, весь дом заходил ходуном. Челси на мгновение замерла, затем кинулась за ним, распахнула дверь и бросила ему вслед:

— А какой в этом толк? Все равно пойдут разговоры — люди догадаются, в чем дело!

Она была так зла, что не соображала, что говорит, вне себя от мысли, что он одержал верх.

А Куин обернулся и с презрением взглянул в ее разгневанное лицо:

— Я по крайней мере представляю, как вести себя. Никто не узнает, что меня нет там, где я якобы должен быть.

Он резко повернулся и пошел в холл. Челси еле удержалась, чтобы не побежать за ним и не исколотить кулаками эту широкую, непробиваемую грудь. Она заставила себя вернуться на кухню, ноги у нее тряслись. Немного успокоившись, она сказала себе, что все происходящее с ней, должно быть, вызвано каким-то странным процессом в ее организме. Усталым движением она поставила большой черный чайник на плиту и стала ждать, когда он закипит. Гнев утих, но она ощутила ужасную усталость — расплату за прошлую ночь и сегодняшнее утро.

Сидя за столом, Челси прихлебывала освежающий чай и старалась разобраться в своем прошлом и настоящем. Ведь она всегда была вполне уравновешенной, но шантаж Майлза Робартеса довел ее до нервного срыва. А блестящая идея, с помощью которой она разрешила проблему с Робартесом, неожиданно дала Куину Райдеру все карты в руки, и эта мысль особенно ее раздражала. Когда мужское обаяние столь сильно, неудивительно, что проснувшаяся чувственность женщины, еще не знавшей мужчину, затмевает разум и тело ее раскрывается, как цветок под дождем. Злится она не на него, за то, что он уедет, а на себя самое за свое ночное поведение. Так что все очень просто, пыталась спокойно рассуждать Челси, и она только рада, что он уедет. Этот очаровательный дом и необременительная компания Элейн — вот что ей нужно. Здесь, в этой блаженной тишине, она сможет восстановить утраченное спокойствие, которое он, словно вор, так незаметно украл у нее.

— Скажите, Бога ради, что вы сделали с моим сыном? — весело спросила Элейн, входя в кухню и закрывая за собой дверь.

Челси натянуто улыбнулась, надеясь, что ее улыбка выглядит естественно и не похожа на сердитый оскал.

— Свежий чай? Прекрасно! — Элейн налила себе из чайника, а Челси вся напряглась.

Мать Куина была далеко не глупа, так что Челси могла надеяться, что Элейн проявит тактичность и не станет продолжать. Но сегодня, видно, все шло у Нее из рук вон плохо, так как, усевшись за стол, Элейн сказала:

— Даже в детстве Куин никогда не капризничал. Мы с отцом могли бы поклясться, что уже от рождения он был способен добиваться своего более приятным образом. Конечно, такого рода уверенность в собственной неотразимости может быть опасна. — Элейн поднесла чашку ко рту и посмотрела своими блестящими глазами на Челси, которая постаралась придать лицу невозмутимое выражение. — Когда схема поведения, которой следуешь тридцать шесть лет, нарушается, это ужасно, человек чувствует себя бессильным и может вспылить. — Элейн аккуратно поставила чашку на блюдце и пожала плечами. — А мальчик был вне себя, когда сказал, что едет в Бирмингем 6, а оттуда улетает в Амстердам, где какое-то время поживет в семье своего старинного друга и делового партнера. Поэтому я повторяю свой вопрос: что же такое вы с ним сделали? Что произошло?

Челси мрачно уставилась на чаинки в своей чашке — ей не хотелось ни вдаваться в подробности, ни уклоняться от ответа. Она могла бы сказать, что скверное настроение Куина объяснялось вечной, как мир, причиной — он был отвергнут понравившейся ему женщиной, но это пойдет ему на пользу, он скоро оправится от удара, так как страсть для него — нечто мимолетное, словно наполовину забытый сон, о котором он вскоре совсем забудет.

Однако вместо этого она твердо произнесла:

— Из ваших слов следует, что вы знали о его намерении привезти меня сюда и соблазнить.

И сама удивилась, как у нее хватило наглости сказать такое его матери. Внутри у нее что-то дрогнуло — она ожидала заслуженной «оплеухи» и широко раскрытыми от удивления глазами воззрилась на Элейн, когда та искренне рассмеялась.

— Не делайте из меня сводню! Хотите еще чаю? — Она наполнила обе чашки, и движения ее были совершенно спокойны. — Я знала, что Куин привез вас сюда, потому что вы занимаете особое место в его жизни. В этот дом он никого не приглашал — здесь были только мы, его семья. Он большой домосед, вы не заметили? — Она вопросительно посмотрела на Чел-си, подняв тонко очерченную бровь. — Жаль, что он так и не женился, — из него получился бы отличный отец. Но в двадцать с небольшим лет он приобрел горький опыт — девушка повела себя ужасно, и… с тех пор он перестал серьезно относиться к женщинам.