Дева дождя - Комарницкий Павел Сергеевич. Страница 40

– Потому что не хотим, – улыбнулся Алексей, сминая и разбрасывая по полу бумаги. – Ты вот что, займись-ка… Всё равно тебе делать нечего до конца рабочего дня. Даю задание – подобрать эти бумаги, разгладить и вообще привести в порядок. Делай!

От медного истукана повеяло жаром, пенсне отпаялось и упало на пол. Ещё секунда, и сам начальник опрокинулся навзничь с таким грохотом, точно и впрямь сверзился памятник с постамента. Глиняный болван замер в неподвижности – ситуация явно выходила за рамки вложенных в него программ.

– В чём дело?! – по проходу уже с лязгом топал господин Железный Голем. Однако Горчаков более не собирался обращать на него внимание.

– Люди! Слушайте и запоминайте! Не бойтесь, люди! Они же ничего не могут сделать вам, потому как вы бессмертны! А они – нежить! Они могут лишь терзать, не больше! И чем сильнее терзают вас, тем скорее пройдёте вы весь свой путь в этом ср…ном Ладрефе! И дальше! И возродитесь! Не бойтесь, люди!

Однако на сей раз опыт не удался. Железный голем, очевидно, был рассчитан и на такие нештатные ситуации. Во всяком случае, он явно не размышлял над принятием решения. Недрогнувшей стальной лапой истукан ударил бунтовщика прямо в печень.

– Взять! – железный голем ткнул рукой в корчившееся на полу тело. – К господину Золотому Голему!

Подоспевшие керамические стражи подхватили Горчакова и понесли.

Глава 15

Небо сияло бледным золотом. Когда-то, будучи школьницей, Марина Кострова побывала в Архангельске, как раз на день летнего солнцестояния, 22 июня. Там было точно такое же небо – уже не белая ночь, как в Ленинграде, но ещё и не полярный день… Здесь, в Готимне, на всём здешнем земном шарике такие ночи были круглый год и в любых широтах. Ночь, существующая лишь для того, чтобы подчеркнуть великолепие каждого дня…

Волшебный лес затихал, отходя ко сну. Вот перестали петь невидимые райские птицы… вот над кронами в последний раз с писком пронеслись стрижи… где-то зацокала белка… Под сенью деревьев замерцали огоньки, и в ответ им засветились нежным сиянием неправдоподобно огромные цветы на краю поляны…

Девушка шумно вздохнула, встряхнула головой.

– Не получается у меня ничего, матушка Элора.

Волшебница чуть улыбнулась.

– А надо, чтобы получилось. Ты пойми – тебе надо не слушать, а слышать. Уши тут дело второе, если не третье.

Глаза Элоры смотрели прямо в душу.

– Ты должна слиться с этим миром. Пробуй ещё раз!

И снова Марина сидит в "позе лотоса", обратив раскрытые ладони к небесам, и обратив самое себя… в слух? Нет, этого мало… тут нужно…

Она внезапно поняла, что именно нужно. Нет, на словах она вряд ли смогла бы это передать, но это уже не имело никакого значения. Как всё просто, когда поймёшь…

Стрижи, разочарованные отсутствием мошек, устремились к своим гнёздам, чтобы отдохнуть до утра. Она ощущала нехитрые птичьи эмоции – усталость, неосознанную досаду… Спите, птицы, завтра будет новый день. Будет день – будет и пища…

Белка, свернувшись в развилке дерева, накрылась хвостом. Спи спокойно, зверушка-невеличка. Нет здесь ни куниц, ни других хищников, и потому никто не потревожит твой сон…

По стволу дерева полз светлячок, сияя зелёным утолщением на конце брюшка. Она ощущала совсем уже простенькое желание-инстинкт эфирного насекомого – желание найти цветок с нектаром. А вот и тот вожделенный цветок, переполненный сладким соком. Капля нектара скатилась по лепестку, повисла на краю… Она ощущала силу поверхностного натяжения, стремящуюся удержать каплю, и силу всемирного тяготения, стремящуюся ту каплю уронить… Борьба завершилась победой мирового тяготения – капля полетела вниз и сочно шлёпнулась наземь.

Резкая боль пронзила виски, Марина судорожно вздохнула, и наваждение пропало.

– Ну вот… – Элора мягко касалась головы девушки, снимая боль. – А то "не получается…" Теперь дело пойдёт резвее. Ты научилась чувствовать мир. Остался пустяк – научиться им пользоваться.

Золотой истукан возвышался над ним во всём великолепии, сверкая золотом и подавляя… Алексей улыбнулся. Изваяние, конечно, неслабое, однако он видал и покрупнее. Скажем, на площади Горького.

Золотой голем, в свою очередь, разглядывал скорченную фигурку человека, удерживаемую силовым полем в крайне унизительной позе – ноги полусогнуты и разведены в стороны, руки тоже. Обитатель Энрофа сказал бы: "в позе "цыплёнка табака"".

– Как ты посмел, тварь?! – голос истукана похож на голос древнего диктора Левитана, доносящийся из рупора мощного громкоговорителя.

– А я разве разрешал тебе говорить, металлолом? – в свою очередь спросил Горчаков, с интересом разглядывая детали изваяния. – Но раз уж ты заговорил, расскажи-ка, где вас таких делают, кто и как. Зачем, можешь не говорить, я и так знаю.

Пауза. Очевидно, ситуация была настолько внештатной, что даже у продвинутого золотого истукана в голове не нашлось подходящей программы. Или чем там они думают, эти големы…

– Тебя ждёт гаввах! – наконец обрёл голос гражданин металлический начальник.

– Ну и? – вновь улыбнулся Горчаков.

– Полный гаввах! Со списанием!

Алексей рассмеялся.

– Гаввахом больше, гаввахом меньше… Чем больше, тем скорее всё закончится. И я вернусь в Энроф. Воскресну, понимаешь, болвашка? Я же человек. А вот тебя ждёт небытие. Навсегда.

– Тварь! Ты, жалкая ничтожная тварь!..

– Молчать! – прервал истукана Алексей. – Я – человек, уясни наконец своей безмозглой башкой, отливка ходячая! Это вы здесь все бездушные твари, нежить. Я бессмертен, ваша участь - небытие. И весьма скорое, полагаю. Всё, разговор окончен!

– В карцер! – проревел золотой голем, подобно паровозу. И в рёве том явственно слышалось отчаяние.

Бескрайний лазурный купол давил несчитанными миллиардами тонн… Как это древний Атлант держал такую тяжесть? Нет, это невозможно… сейчас будет хруп – и всё…

Резкая боль пронзила виски, огнём опалила всё тело, и она закричала от этой нахлынувшей боли. Единение с мирозданием, выстроенное с таким трудом, рухнуло, как непомерно выросший карточный домик…

– …Ну-ну-ну-ну… Сейчас, сейчас будет легче.

Тёплая ладонь лежала на лбу, снимая жуткую боль, высасывая её из головы, которая сейчас казалась Марине пустой ореховой скорлупой.

– Я не сумела…

Глаза Элоры мудры и печальны.

– Ясно, не сумела. Ты пытаешься диктовать и приказывать. Навязать миру свои желания. Это немыслимо, невозможно – какая-то букашка против целого мира. Скорее муравей поднимет гору. Пойми же, всё должно быть наоборот. Простейший пример – корабль, использующий силу ветра для того, чтобы идти туда, куда ему нужно. Ветер может быть встречным – не беда, надо лишь умело управлять парусами. Ты же пытаешься устроить себе попутный ветер. Пробуй ещё!

Марина снова сосредоточилась, вызывая такое привычное… да, уже привычное чувство. Она – и мироздание…

– Нет! Не ты – и мироздание! А мироздание и в нём ты! Пробуй снова!

Если я сейчас разревусь от непосильной тяжести, Элора меня просто прогонит, внезапно отчётливо поняла Марина. Ну не удалась ученица, что делать… Я не буду плакать. Ни единой слезинки. И боли я не боюсь. Вперёд!

Волшебница вздохнула.

– Что ж, ты научилась неплохо брать скрытые, неоформленные мысли. Да, так и будет, и все обиды тут неуместны. ТАМ тебя жалеть будет некому. И твоя гибель будет не только твоей – на тебе будут ещё Йорген и Агиэль. Кто не сумел, тот не смог. Надо смочь!

Вода капала на темя медленно и размеренно. Кап… долгое ожидание… кап…

Алексей попробовал пошевелить синими от холода губами. Не получилось. Карцер НИИ ФИГА по степени воздействия на заключённых не уступал лучшим застенкам инквизиции и гестапо, вместе взятым.