Игры Черта (СИ) - Никитина Елена Викторовна. Страница 16

— Срок у вас маленький, поэтому управимся быстро, — ответил пожилой врач, натягивая маску на лицо.

— Замечательно.

Тишину пронизывают боль, жалость, сомнения. И это было именно то, что чувствовала я шесть лет назад, пока умелые руки врача извлекали из моей утробы жизнь. Эмоции проникают глубоко, прямо в сердце, порождая уверенность, что я пропитана злом. Оно клубится, настойчиво заполняя собой чашу моего существа, пока еще не распустившееся во всем своем величие. На губах появляется привкус крови, который невозможно смыть, о котором нельзя забыть. Меня подташнивает от отвращения к себе, и одновременно я испытываю глубочайшее удовлетворение. Скоро все останется позади.

Тишина длится недолго, однако когда раздается тихий смех, сердце замирает, пропуская удар. Пелена эмоций отступает.

— Наблюдал за тобой сегодня. Поздравляю.

Оборачиваюсь на голос. Не могу ничего разглядеть, щурюсь.

— С чем?

— С новой жизнью. Третье зеркало откроет тебе будущее. Посмотришь?

Вздрагиваю от злой иронии, прозвучавшей в голосе, но правдиво произношу:

— Я не уверена, хочу ли этого.

— А разве от тебя что-то зависит? — грубо спрашивает он. — Ты меня удивляешь. Не каждому дано заглянуть в будущее, многие легко отдавали мне душу взамен на маленькое видение. Тебе же я сам это предлагаю, без условий. Заметь — даже стандартной платы не прошу, — довольный голос с налетом ядовитой иронии.

— Я не верю, что будущее можно увидеть.

— Тогда чего же ты боишься? — снисходительно спрашивает он.

— Я не боюсь, — хочется сказать это уверенно, но тиски страха не разжимаются, и голос не обретает твердость.

Звучный щелчок утопает в хриплом смехе. Зеркальная поверхность набирает цвет, образуя фигуры.

Одноэтажные домики стоят близко друг к другу, окруженные зеленью высоких кленов, за кронами прячется вечернее солнце. Большой двор наполнен суетными студентами, моими одногруппниками. Я сижу за накрытым столом, расположенным на улице, теребя пальцами кармашек джинсовой сумки.

Странно вот так со стороны смотреть на свое тело и не иметь возможности им управлять.

Светка, наморщив нос, спрашивает: «Не слишком ли воняет гарью от мангала?».

И эпизод обрывается.

— Что это было? — удивляюсь я и отвожу взгляд от потускневшего зеркала.

— Не спеши. Все только начинается, — он растягивает слова, ему в тягость со мной беседовать, словно я неразумное дитя, которое он вынужден выслушивать.

Его слова прожигают мозг горячим клеймом, я туплю со страшной силой, не понимая, что творится с моей жизнью. Меня мучает один единственный вопрос:

— ЧТО начинается?!

— Пройдемся? — вместо ответа предлагает голос.

Щелчок, пустота твердеет, сворачиваясь в воронку, ощущаю Его близость, но по-прежнему ничего не вижу. Все вокруг взрывается и так же быстро утихает.

Осматриваюсь. Три не завешанные зеркала, три видения и три урагана эмоций.

— Это не твоя комната. Это комната Кати и Зеркала ее жизни. В нем ты увидишь результат своей мести.

Голова кружится, дыхание неровное, неглубокое; я еще не оправилась после перемещения. Заставляю себя дышать равномерно. Нельзя допустить рвотного приступа, от этого лучше не станет.

Я пытаюсь просчитать ход его мыслей, но меня уже захлестывает тревожная волна. Стук сердца сливается с паникой, потому что отражение дрогнуло и показало задымленное помещение. И там посреди плотного смога лежала она — Катя.

И я чувствую все так явно, словно нахожусь на ее месте. К такой атаке боли я не готова, она выкручивает меня, сгибает, разрывает на части, грудь сдавливает спазм, не могу дышать.

Густой дым раздирает легкие, и боль волнами растекается от горла до судорожно вздымающейся груди. Что хуже: смерть от удушья или огня? Говорят, смерть в огне самая страшная, ей повезет, если болевой шок наступит раньше.

Катя еще не совсем оправилась от потрясения, но с тех пор как упала, споткнувшись о край ковра, затуманенный страхом разум еще не работал так ясно, как сейчас. Нужно немедленно встать, искать выход, хотя бы для того, чтобы потом разобраться во всем, что случилось. Это желание, наполнив ее, заставляет подняться и оглядеться. Она трет слезящиеся глаза, стараясь сфокусировать взгляд, чтобы две одинаково горящие балки, плывущие перед глазами, соединились в одну. Мучительный кашель с хрипом вырывается из легких, ее рвет, тело безвольно падает, окровавленные пальцы скребут по полу и замирают…

Из горла рвется нечеловеческий вопль, но с губ слетает слабый писк:

— Хватит… Зачем ты меня мучаешь?… — со стоном спрашиваю я, вбирая звуки безысходности, уношусь в обреченность. Не сдерживаю слезы, всхлипываю, волна скорби нарастает. Я не могу контролировать себя, мне больно.

Зеркало тускнеет, шквал эмоций отступает. Лихорадочно соображаю, боюсь израсходовать впустую ясность мысли.

— Ты продолжаешь злиться на подругу? Хочешь придушить ее? А если я тебе скажу, что все в твоих руках, и отказавшись от Стаса, ты сохранишь ей жизнь?

— Кто ты такой?

— У меня много имен, — туманно отвечает голос.

Как бы я ни ненавидела бывшую подругу, как бы ни злилась на нее, чего бы ей в сердцах не желала, но этого я точно не хочу!

— Вот черт! — бросаю я.

— И это одно из них, — по интонации понимаю, что он улыбается.

Мысли рывками, несвязанными фразами, теснятся в голове. Отказаться от Стаса?! Нет! Стоп-стоп… Я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю. Ведь правильно говорят — предупрежден, значит вооружен.

— Даже не думай, — заявляет он. Он прочел мои мысли — но это не удивительно.

— Да? — ядовито спрашиваю я и вижу, как он улыбается, в темноте сверкнули ровные белые зубы. Я стараюсь не выглядеть испуганной, но предательские мысли этому никак не способствуют. Передо мной стоит существо, так легко извлекающее из моей памяти страшные тайны, может ли он с такой же точностью рассказать о будущем? Я никогда не верила в судьбу. Все это так, вот только отголоски боли продолжают терзать меня, но слово «судьба» всегда имело довольно расплывчатое значение, потому упрямо спросила:

— А почему бы и нет?

Черт молчит, улавливая колебания моих мыслей.

— Ты никогда не задумывалась о том, что в жизни не бывает случайностей? Хотя и предполагаешь, что одна трагедия может повлечь за собой череду счастливейших моментов твоей жизни.

Признаюсь, вопрос застает меня врасплох.

— Если ты изменишь это событие, то вычеркнешь из своей жизни целый этап. Самый прекрасный этап своей жизни. Вернемся к твоим зеркалам?

Я даже пискнуть не успеваю, ураганный ветер, подхватывает меня, заталкивая в центр смерча. Это длится секунду. Может меньше. Уши закладывает от свиста и меня выбрасывает наружу.

— Стас вновь вернется в твою жизнь только после смерти Кати, но если ты попытаешься ее спасти, то не случится вот этого.

Перемещения окончательно меня измучили, я уже перестаю что-либо соображать, а Черт щелкает пальцами, и зеркало вновь оживает, мерцая, возвращая в тот же момент. Я знала — все, что откроется сейчас потрясет меня, добьет, растопчет остатки здравого смысла.

Нет. Нет. Зажмуриваю глаза, закрываю уши. Я не хочу ничего знать, не хочу ничего видеть.

Я валяюсь возле изуродованного тела Кати. Вой сирены вспарывает массовый гул, чьи-то руки бережно поднимают меня и несут в сторону. Я прижимаюсь к мужской груди, пачкаю рубашку смешанной со слезами тушью, размазываю кровь Кати по его плечам. Мельком вижу лицо Стаса. Напряженное, грустное. И глаза — голубые. Чистые.

Меня осматривает врач, пичкает таблетками, муж не отходит от меня, помогает держать пластиковый стакан с минеральной водой. Пью все.

Могу дышать. Вздыхаю со всхлипом. Вытираю дрожащей рукой лицо. Врач светит в глаза фонариком, щупает пульс и уходит.