Адам и Ева — 2 - Шумилов Павел Робертович. Страница 12

Так я и стал женатым человеком, обреченным на воздержание. Здорово. Такое может случиться только со мной. Недаром в детстве мямлей звали.

Нужно думать, как жить. Семь лет назад здесь жили люди. Нужно посмотреть, что осталось из их вещей. Они же на сутки уходили. Ничего с собой не брали, но и к долгому хранению ничего не подготовили.

– Кир, только не будем селиться в большом поселке, – говорит Шейла. – Поселимся где-нибудь на отшибе. Смотреть, как разрушаются без хозяев дома – это так тоскливо.

Уже почти привык к ее манере разговора. Когда я думаю, а Шейла отвечает вслух.

Сворачиваем палатку, собираем вещи. Последний раз смотрю на карту, закидываю рюкзак за спину, кладу на плечо копье, и мы трогаемся в путь. Где-то впереди река. Сколько до нее, трудно понять. На листике размером с тетрадный изображена одна восьмая всей поверхности планеты. День сегодня – чудо! Воздух такой, что вдохнул – выдыхать жалко. Но я никогда больше не увижу ребят из нашей группы, так и не узнаю, организовали у нас факультет ксенопсихологии, или нет. Никогда мои руки не сожмут ручку управления малого десантного катера, а небо на экране переднего обзора не пройдет все оттенки от голубого до темносинего во время тренировочных полетов.

К вечеру выходим на берег реки. Это не та, которая на карте, это ее приток. Ее можно по камням перейти. На одном берегу растут сосны, на другом – березы. Я хочу остановиться на сосновом, Шейла – на березовом, но тут же соглашается со мной. Разбиваем палатку и лезем в речку купаться. Вода до жути холодная и очень мокрая. В бассейне такой мокрой воды не бывает! Вылезаем на берег и учимся добывать огонь без помощи зажигалки. Бывалая таежница Шейла этого не умеет. Всегда брала зажигалку. На практике я тоже не умею, но теоретически умею девятью способами. И мы претворяем теорию в практику. Это очень весело и интересно, но огня нет. Шейла поджигает костер зажигалкой, а эксперименты откладываем до утра. Начинает холодать. Шейла надевает меховую куртку, лукаво улыбается и натягивает на голову капюшон. Бог ты мой! Она пришила к капюшону ушки.

– Чебурашка! – говорю я.

– Медвежонок! – возмущается Шейла и кидает в меня шишкой. Я ловко уворачиваюсь от шишки и ударяюсь головой в дерево.

– Тоже неплохо! – заявляет Шейла. За ужином обсуждаем, может ли Чебурашка быть медвежонком. И наоборот. После ужина смотрим, как догорают угли костра и идем спать. Я долго вспоминаю просторы Хануануа, джунгли Лаванды, а Шейла начинает плакать и шепотом ругать драконов нехорошими словами. Потом разыскивает щит и кладет мне под подушку.

Утром глаза у нее красные и заплаканные. Просит, чтоб я надел щит. Понимаю это так, что будет говорить неправду. А почему? Потому что это не предназначено для ушей драконов. Шейла смотрит мне в глаза и чуть заметно кивает. А я должен буду гадать, что она хотела сказать, произнося каждую фразу.

Вот так они и жили, – отрешенно думаю я. – В клетке. В стеклянной клетке. Сначала одна Шейла, теперь и я. Целая планета, а мы в клетке. Нет, на фиг! К дьяволу! На этот раз ты, Мрак, просчитался. Я – космодесантник. Ты хочешь, чтоб космодесантник жил в клетке? Тогда ты плохо знаешь космодесантников.

И сразу наступило спокойствие. Как перед зачетом по пилотированию. Руки немного дрожат, но мозг работает четко и быстро. Нужно только все учесть и составить план. Шейла тоже все поняла. И вяло ругается. Просто так. Можно сказать, риторически.

Драконы сильны. Но они не всесильны. Они равнодушны к страданиям Шейлы. Но не по злобе. Считают, что счастье одного человека можно принести в жертву ради светлого будущего всего человечества. Зараза! Я тоже так считал. Неделю назад. В лицо плюнул бы тому, кто не согласен. А теперь? Когда за живое задело? Когда тот самый человек, которым надо пожертвовать – Шейла. Плюнуть вверх и харю подставить? А потом лечь на девочку и осчастливить ее младенчиком, чтоб драконы были довольны. Самое смешное, она простит. Меня – простит. Мне она все простит. Вот ведь штука какая.

И тут я понял, что нам нужно делать.

Медленно стянул с шеи медальон.

– «Слушай меня, Шейла, слушай, не перебивай. Я не могу вслух говорить. Но мысли читать драконы не умеют. Поняла? Я мысленно с тобой говорить буду. А тебя потом морзянке обучу. Будешь меня за ухо азбукой морзе покусывать. У нас все получится! Такой план! Пальчики оближешь. Они в свою игру играют, делают вид, что не вмешиваются. А мы в свою игру сыграем. Будто весь их проект накрылся медным тазом.»

Поняла! Шейлочка, умница! С полуслова, с полумысли поняла! Только перестань улыбаться. Веди себя естественно.

Улыбка, так и не родившись, трансформируется в злобный оскал.

– Ты зачем, гад, щит снял? Не ругайся, да? Сам накройся медным тазом.

– Не гунди. Мне подумать надо над тем, что ты сказала.

– Укройся щитом и думай, сколько влезет.

– Сама укройся. Он думать не дает. Я с ним себя идиотом чувствую. Он мои мысли глушит.

– Врешь ты все. Внушил сам себе. Просто тебе думать нечем.

– Пусть так. Сказано – не гунди. Я думаю.

– Мне-то лапшу на уши не вешай. Думает он.

Здорово? Сидят два придурка спиной друг к другу и лениво собачатся. Идиллия! А на самом деле я в это время излагаю Шейле свой план. В деталях. С картинками, если она их видит. Не знаю, как спросить об этом. Ну, Шейлочка, милая, если ты согласна…

– Ты, сукин кот! – взрывается Шейла. – Не будет этого, понял, гад! Хоть сдохнем здесь, а не будет! Кобель! Ты щенок против меня!

– Недотрогу из себя строишь? Надежда человечества. Луч света в темном царстве! Рот закрой. Кроме мата слов не знаешь? Знаешь, кто ты на самом деле? Фонтан фекалий!

Дальше – больше. Я ору на нее, что эгоистка, плевать ей на человечество, только о себе думает. Она – что козел, сексуально озабоченный ублюдок, гнида, она лучше под гиббона ляжет. Тут я вскакиваю, хватаю ее за плечи… и отскакиваю с поднятыми руками и квадратными глазами. Пячусь, пока не упираюсь спиной в ствол сосны. Словно марионетка на ниточках делаю шаг вперед и начинаю приседания – все так же с нелепо поднятыми руками.

– Сесть! Встать! Сесть! Встать! – командует Шейла со зверским оскалом. – Сволочь! Сесть! Встать! Гад! Кобель! Гнида! Сесть!

– Отпусти, сука! – хриплю я. Хватаюсь за ветку, но ноги продолжают сгибаться, будто я все еще приседаю.

– В обезьянку решил поиграть? Лезь на пальму, падла! – командует Шейла. И я лезу! Подтягиваюсь на правой руке, хватаюсь левой за сук, подтягиваюсь на левой, хватаюсь правой… Пять секунд и пять метров. Без помощи ног.

– Знаешь, кто мой настоящий отец? Всемогущий! – кричит снизу Шейла. – Думаешь, я только мысли читать могу? Драконы так тоже думали. А вот фиг вам! Я все могу. Ты мне как собачка служить будешь! Как я мечтала передушить вас всех в поселке. Вашими же руками! Сколько лет сдерживалась! Но ты меня достал! Пусть драконы из меня фарш сделают, но на тебе я отыграюсь! За все отыграюсь. Слезай, гад.

Все это время я висел на одной руке и скрипел зубами. Услышав команду, дергаясь как марионетка, начал спускаться. На высоте трех метров схватился за сухой сук, сук, конечно, обломился и я с криком упал на землю. Но тут же перекатился несколько раз и уткнулся лицом в медальон. В щит! Поднимаюсь и, неторопясь, надеваю его на шею. Шейла смотрит на меня с ужасом и бледнеет прямо на глазах. Иду на нее медленно и грозно, словно танк. Девочка уже пришла в себя. В глазах обреченность.

– Насмерть бей, – просит Шейла. Сбиваю ее с ног оплеухой. Из разбитой губы – кровь по щеке. Отворачиваюсь и сажусь на землю. Сам себе противен. Озверел как скот. За спиной плачет Шейла.

– Кир, прости меня, пожалуйста. Я больше никогда себе не позволю. Если ты не простишь, я повешусь, честное слово. У меня кроме тебя никого нет. Совсем никого. Что хочешь со мной делай, только не бросай.

Чувствую спиной тепло ее тела. Оборачиваюсь и прижимаю к себе вздрагивающие плечи. Кажется, сам плачу.