Гибель Гражданина - Гамильтон Дональд. Страница 14

Немцы могли только усилить охрану и квакать в эфире, а возмущенные праведники в родной стране способны были прикончить всю организацию. Убивать нацистов похвально, однако надлежит блюсти гуманные правила войны; эта Mordsgruppe чудовищна и выставляет нас в очень скверном свете. Интересно, сколько хороших людей и славных идей легли на алтарь маленького, обернутого в целлофан божка - пропаганды. Честное слово, было время, когда я чувствовал, что сволочную войну и выигрывать не годится, ибо мы наверняка испортим отношения с Германией и Японией.

В итоге нашу деятельность на несколько месяцев прикрыли, а всем охотникам добраться до Большой Скотины велели расслабиться и утихнуть. Дальнейшее внимание посвящалось не столь заметным личностям.

Тина сказала:

- Думаешь, это пришло в голову одному лишь Маку? У них имеются свои специалисты. Эррера была не из последних, но теперь пропадет без вести. Из мотеля она выписалась. Одежда и вещи спрятаны. Машина стоит в Альбукерке, на кладбище автомобилей, перекрашенная, с новыми номерами. Скоро ее продадут честному бедняку. Я тоже исчезну. Машины у меня нет, одежда на мне, сумочка в руке. Лорис примется расспрашивать в отеле; огорчится, не разыскав жену, известит полицию. В газетах, возможно, объявят, что меня обнаружили мертвой - с пулей тридцать восьмого калибра в голове или странным ножом в глотке. А что подумают коллеги Эрреры? Что бы на их месте подумал ты?

- Что вы с малышкой сцепились, и она победила. Именно так подумают, если плохо с тобой знакомы. Тина засмеялась.

- Ты мне льстишь. Но будем надеяться, что ты прав. Хотя, возможно, уже знакомы и со мной, и с Лорисом. Если нет - познакомятся. Пускай решат, будто Эррера была вынуждена ликвидировать меня при встрече, а теперь скрывается, покуда не утихнет шум и не появится возможность работать дальше. Какое-то время будут выходить на связь - впустую. А мы выиграем время. Через неделю Амос Даррел делает доклад в Вашингтоне. Там его защитят надлежащим образом.

- Амос? - брякнул я, впрочем, не слишком удивившись. Что-то уже нашептывало об опасности, грозившей Амосу.

- А кто еще? Тебя, что ли, устранять, милый? Конечно, перо сильнее меча, но эти люди не шибко интересуются литературой. На тебя не истратят хорошего агента, даже если сотворишь еще одну подрывную книгу, вроде - как это? - "Шерифа из Палаческой Лощины".

Я проворно ответил:

- Никогда не писал...

Она изящно повела плечами:

- Не помню точно названия, cheri. Я хмыкнул.

- Ладно, ладно. Черт побери, неужели Даррел такая величина?

- Такая величина. Кто, по-твоему, нынешние генералы? Кто командует войсками, Эрик? Лорис, я, Эррера - мы устраиваем незначительные стычки. Линия фронта находится в лабораториях. Убираешь нужного человека - рушится программа исследований. Мы обучились - и они обучились: по фюрерам уже не бьют. Грузовик раздавил маленького незаметного человечка в Вашингтоне полгода назад. Свернулся многомиллионный проект. Ракетный специалист застрелен на западном побережье - случайно оскорбленным пьяницей. Погибает куча невосполнимой информации. Ты об этих людях не слыхал, немногие слыхали. Ты знаешь Амоса Даррела только потому, что вы живете в одном городе, а город - неподалеку от Лос-Аламоса, а жена Даррела собирает художников и литераторов, как иные собирают марки. Доктор - значительная фигура в своей области, его смерть была бы серьезным ударом по атомным разработкам. Неудивительно, что в Вашингтоне припомнили военные ухищрения Мака, вызвали его и попросили безжалостно противостоять угрозе.

Тина сморщила нос.

- Разумеется, колебались долго. Вашингтон - город цыплячьих сердец и дубовых голов.

- А что же Амос?

- Не поспей мы вовремя, был бы мертв. Она пришла с рекомендательным письмом и серией очерков за душой. Какой выдающийся человек откажет хорошенькой одаренной девушке, не уделит хотя бы несколько минут? Оба удалятся в кабинет. Грянет выстрел. Она выскочит в окно или застынет над телом, обезумевшая, с пистолетом в руке, растрепанная, в разорванном платье...

Тина пожала плечами.

- Есть немало сценариев, ты же знаешь. Забыл генерала фон Лауше? Агентом, особенно красивой девицей, всегда можно пожертвовать. Но мы успели. Девочка нас узнала, поняла, что жить ей недолго, и попыталась найти надежное убежище. Рукопись была отговоркой на случай твоего неожиданного появления в студии. Ты, к сожалению, не смог увидеть заготовленного ею спектакля. Было бы очень любопытно.

- Пожалуй. Мак, выходит, устроился государственным телохранителем?

- Не совсем так, - сказала Тина. - Охранять можно двумя способами, правильно? То ли опекать объект сутки напролет, надеясь отвратить "пулю или нож вовремя, то ли выследить и обезвредить будущего убийцу. Полиция и ФБР поневоле работают в кандалах, не имея права судить и казнить убийцу, покуда тот не убил. А мы в этом отношении свободны. Охотимся на охотников. Казним заблаговременно.

- Да, - сказал я, поворачивая ключ зажигания и наступая на педаль газа. - Еще один вопрос. Тебе нужно временное прикрытие. Вы с Маком определили, куда нырять?

Она тихо засмеялась и положила ладонь прямо на колено:

- Естественно, милый. Поеду с тобой.

Глава 15

В Нью-Мексико дороги прокладывают по правилам. С небольшим отклонением. Уложив покрытие, дают знак пьянице, сидящему на тракторе с дисковой бороной, а тот пускается во все тяжкие по свежему асфальту, вихляя от обочины к обочине...

Возможно, все происходит иначе, но я не в силах придумать другого объяснения длинным, параллельным, извилистым бороздам, украшающим наши юго-западные шоссе. Они почти незаметны. В "кадиллаке" либо "империале" с мягкой подвеской их вообще не ощущаешь, но в пикапе с шинами 6.00 х 16, накачанными до тридцати пяти фунтов на квадратный дюйм, чувствуешь себя так, словно едешь по трамвайным рельсам, которые проложил психопат, преследуя одну-единственную цель: сбросить твою машину в кювет.

Незадолго до рассвета я устал бороться с рулевым колесом и свернул на проселок, шедший мимо безвестного ранчо. Я проехал по нему примерно две мили, пока утро не обозначило по левую руку лощину, где кедры произрастали чуть изобильнее. Я свернул туда, не разбирая пути.

Машина остановилась в низеньком, убогом кедровнике. Я кое-как выбрался, размял затекшие ноги и прикрыл дверь, не захлопывая, чтобы не разбудить Тину, спавшую под меховой пелеринкой прямо на сиденье. Затем поднялся на гребень ближайшего холма и стоял, глядя на светлый, желтовато-розовый восток. День обещал стать ясным. Как и большинство дней в этой части страны.

Первые слабые лучи ползли по темной равнине в сторону шоссе. У меня было странное чувство нереальности, приходящее иногда после бессонной ночи. Казалось неимоверным, что в сотне с чем-то миль к северу осталась позабытая шахта, а в шахте - хорошенькая девушка с метательным ножом в потайных ножнах и пулей в спине, - аккуратно уложенная в глубине черного туннеля, укрытая булыжниками и землей - сколько удалось набрать и наскрести. Тина посчитала это сентиментальностью и потерей времени - и была совершенно права, - но я почел за благо потрудиться и, потрудившись, чувствовал себя гораздо лучше. Я действительно стал слюнтяем. Не мог не думать о крысах и койотах.

Также казалось неимоверным, что всего в нескольких десятках ярдов спала темноволосая женщина в норковой пелерине- и не была моей женой...

Я не приверженец костерка, если приходится готовить, - предпочитаю любую переносную плитку, но в канистре не было керосина для примуса, осенняя свежесть пробирала, а вокруг валялось несколько сухих стволов. Недавно появился какой-то жук, с устрашающей скоростью пожиравший хвойные деревья. Я пошел за топором, и "вскоре под кофейником и сковородкой весело плясал огонь. Дверь кабины открылась. Я поднял глаза. Тина стояла, обеими руками отводя волосы с лица, потягиваясь и зевая, словно кошка. Я прыснул. Она взъярилась.