Инквизиторы - Гамильтон Дональд. Страница 23

Полковник Санчес метнул на меня беглый взгляд.

- Я не зол от природы и не жесток, если к этому не вынуждают. Будете покладисты - на обращение жаловаться не сможете. Еще раз простите за отвратительную выходку лейтенанта Барберы.

Он молодцевато развернулся на каблуках и вышел вон. Разумный субъект. Поведал во всеуслышание: послушным и хорошим пленникам опасаться нечего, ибо партизанами командует гуманный, сострадательный начальник.

Не злой и не жестокий от природы. Разве что иногда стреляющий в женщин.

Глава 16

По сути, в любой и каждой операции рано или поздно, а наступает полное затишье. Ничего делать не приходится, нужно лишь набираться терпения и выжидать. Разумеется, главной официальной задачей моей оставался немец Бультман, а все прочее было, так сказать, занятиями попутными и побочными. Но все же...

Через несколько суток, проведенных в Лабале, казалось, будто мы здесь прожили много лет, расселенные по высеченным в диком камне, лишенным дверей кельям, в окружении величественных и мрачных древних развалин. Выдавались погожие дни, случались и ненастные, но мы, странным образом, устроились даже не без некоторого уюта и стихий не страшились.

Питание было простым, но обильным и сытным:

полковник Санчес явно ставил себе в закон и правило блюсти данное слово. Конечные продукты упомянутого питания выводились из организма в сортирах под открытым небом. Нас любезно снабдили туалетной бумагой, сиречь подтиркой: знаменитой латиноамериканской подтиркой, тонкой, глянцевитой, начисто не впитывавшей и не поглощавшей ничего... Купались мы целомудренно, в предназначенных для купальных целей костюмах (дамы) и плавках (господа). Cenote оказался по-настоящему приятным водоемом, и я с лихвою восполнил упущенное в первый день удовольствие. В cenote же стирали мы белье и верхнюю одежду.

К неописуемому изумлению моему, Франческа Диллман, современная, раскрепощенная, образованная и высокомерная особа, взялась меня обстирывать и настояла на этом едва ли не со скандалом. Возможно, хотела доказать Санчесу, что честно меня соблазнила и завязала с Фельтоном отношения чуть ли не семейные.

Не исключаю также, что просто бросала вызов ханжам из археологической группы. Ежели всяким Уайлдерам и Толсон вольно осуждать бесстыжих сожителей, пусть полюбуются, как нежно Франческа заботится обо мне, и вознегодуют еще больше...

Но вернее всего, это было простым извинением, замаливанием греха - коль возможно звать грехом полное отсутствие оного. Ибо мы прекратили совокупляться, хоть и спали в одной пещерке, по сути, бок о бок.

Целомудренная инициатива, конечно, была не моей. На третьи сутки природа предъявила мне законные и обоснованные требования, вызвав естественную мужскую реакцию на присутствие подруги, лежащей поблизости. Поднявшись, я воодушевленно двинулся к Франческиному тюфяку, но при первом же прикосновении доктор Диллман отпрянула. А мгновение спустя уселась и посмотрела на меня очень пристально.

- Сэм, не могу, прости, - прошептала она. - Прости, но действительно ведь не могу! Дверей нет, кому-то вздумается устроить обход или просто наведаться... Да и... нет в этом дальнейшей... нужды.

Я заиграл желваками, потому что обижаться способен, как и все прочие. Значит, она и впрямь отдавалась мне лишь по приказу Монтано... Весьма нелестно для самолюбия.

- Знаю, - продолжила Франческа, - ты сумеешь... уговорить, если захочешь. Я не деревянная. Только не надо больше, ладно, Сэм? Понимаю: трудная просьба, мы живем в одной келье... Фу, я рассуждаю так, словно считаю себя верхом неотразимости!

- Справедливо считаешь, - заметил я. - Но если жалобно просишь устоять против несравненного своего обаяния, попробую устоять.

Чисто женская логика, право слово. Насколько я разумел, доктору Диллману Франческа уже изменила вдоль и поперек, и несколько добавочных соитий с нахальным господином Фельтоном ничего не убавили бы и не прибавили.

А вот коли дело было не в ханжеской струнке, следовало крепко призадуматься. Ибо, сколь ни страстно уверяла Франческа, будто сполна пожертвовала совестью, а совесть у нее наличествовала и весьма чуткая... Вывод напрашивался неутешительный и грозный.

Однако выяснять отношения было не время и не место. Ведь велел же Патнэмам вести себя тише воды, ниже травы, казаться поглупевшими от страха и нерассуждающими. И нужно принимать собственное лекарство, не морщась. Как говорится: врачу, исцелись сам. Избегать опасной проницательности, прекратить игры в Шерлока Холмса...

Хотя бы внешне.

Вот и зажили мы с Франческой мило и непорочно. Об этом, разумеется, никто не догадывался, и Уайлдеры, напрочь переставшие выносить меня после речей, произнесенных Санчесом у cenote, винившие во всех приключившихся несчастьях одного лишь Сэма Фельтона (Миранду винить уже не доводилось), шипели нам вослед и едва ли не плевались.

Впрочем, плюнуть Маршаллу Уайлдеру было бы нелегко. Попробуйте, плюньте как следует, когда выбито два или три передних зуба и рассеченные губы распухли, точно сливы. При иных обстоятельствах я, наверное, пожалел бы пожилого дурня, которому повредили жевательное оборудование. Уайлдер не мог ни толком поесть, ни вразумительно поговорить. Но то, что удавалось разобрать из произнесенного по моему адресу, звучало или злобно, или угрожающе. Посему я перестал сострадать Уайлдеру очень быстро.

Женушка его жаловалась на головные боли, а еще без устали повторяла, как жаль, что вместо Миранды не застрелили Фельтона. Заодно растолковывала, что ни одна порядочная женщина даже под страхом смерти не связалась бы с негодяем, подобным Фельтону. Что чувствует себя замаранной просто будучи вынуждена дышать одним воздухом с Фельтоном...

Странно, В начале путешествия чета Уайлдеров показалась вполне заурядной и безобидной. Так оно и было, покуда не грянул гром. Любопытно, сколько в заурядных и безобидных по внешности людях умещается дремлющей злобы! О глупости уже и речи не веду.

В головные боли тетушки Уайлдер я не слишком верил. Старуха одолевала склон холма с похвальной прытью, равновесия не теряла, не бледнела безо всякого повода, и съеденное извергала не через горло, а общепринятым способом, сквозь анальное отверстие. Сотрясение мозга исключалось. Просто не могла бедолага допустить, чтобы мужу сочувствовали, а ей, сердешной, нет.

В спокойной и монотонной обстановке тех дней нельзя было забывать, однако, нашу главную цель. Я измыслил и продумал чуть не полдюжины планов, каждый из которых полностью зависел от нечеловеческой силы и гениальности Мэтта Хелма, способного первой же мало-мальски удобной ночью бесшумно вывести в расход трех-четырех вооруженных молодых супостатов... Ни единый порядок действий не годился. Надлежало подумать лучше.

Тем временем лейтенант Барбера исправно подвергался дисциплинарным взысканиям. Сводились они к непрерывному унижению лейтенантского достоинства. Барбера нес караулы наравне с рядовыми, а также помогал им стряпать и разносить пищу. Бессрочный наряд на работу получался. Только сомневаюсь, что Глория Патнэм и Джеймс посчитали эдакую кару достаточной. Они обращались друг с другом подчеркнуто ласково и оттого казались еще несчастней. Супружество повисло на волоске, и ни муж, ни жена, кажется, не знали, как спасти его после приключившегося.

- Ох, и прочищу я мозги ребяткам не сегодня-завтра! - посулила седовласая генеральша Эмили Гендерсон, сидя рядом со мною подле cenote.

День приближался к середине, наступило время стирать и мыться под присмотром юного партизана, стоявшего поблизости со штурмовой винтовкой наперевес.

- Что, собственно, произошло? - задала миссис Гендерсон риторический вопрос и тут же ответила на него сама: - Ну, побывал кто-то в уголке, в котором бывал раньше только Джеймс. Не конец мирозданию! Ох, и вразумлю обоих...

Она метнула на меня быстрый, внимательный взгляд.

- Сомневаетесь, молодой человек?

- Отнюдь нет, сударыня. И спасибо за комплимент.