Я и мой капитан - Морозов Артем. Страница 20

Мой симбионт, вздохнув, поместил Шарика обратно в клетку. Даже самке подвида Б стал очевиден тот факт, что игнорировать традиции родной планеты дальше она не сможет.

– Нисколько.

– В чем же тогда заключается наказание?

– Ну если даст красную карточку, то удаляют с поля, – пояснила Вика.

– Хм… и это все? Странные у вас обычаи. Откровенно цепляют биподами игроков противоположной команды. Ты только глянь – никто не подчиняется полицейскому дроиду! Еще и позволяют себе огрызаться на него. Неудивительно, учитывая вашу систему правосудия. На «Арене Федерации» дроид немедленно распылил бы подобное существо. Зачем тогда вашему судье дезинтегратор на шее, если он его не использует, кроме как дуть в него?

– Кто же станет играть в игру, где арбитр может тебя убить? – Брови симбионта поползли вверх.

– А какой смысл, скажи мне, если половина игры состоит из нарушений правил, наказанием за которые служат всего лишь эти ваши «штрафные»? В половине случаев механика игрока даже до ворот добить ему не позволит с такой позиции. Так еще и стенку перед ним ставить позволено! – Я так распалился, что не заметил, как выкрутил громкость на максимум.

– Дикость! – не слушала меня Вика, продолжая гнуть свою линию звонким голоском, пытаясь перекричать динамик. – А еще что-то там трындишь о ступенях цивилизации. Мы, такие все из себя примитивные, отказались от гладиаторских боев около двух тысяч лет назад. А вы, умники, уничтожаете все, что движется, за малейший проступок!

У меня много чего было возразить на столь ничтожный аргумент. Можно было бы привести примеры некоторых не столь давних войн на Сол-3, да мало ли… И я почти уже это сделал, только процессор вдруг напомнил канцелярским тоном: «Одна минута до гиперпрыжка». Я мгновенно взял себя в руки и, чуть поостыв, сказал:

– Мы никого не уничтожаем. Вообще никого, даже серийных убийц. Первый закон Федерации: тело заменяемо, сознание – бесценно. Сознание убивать запрещено.

Мой симбионт обдумывал услышанное. Потом изрек:

– Выходит, полноценная спасательная шлюпка мне не светит.

– Пять секунд до гиперпрыжка! – объявил процессор по громкой связи.

Вика сидела надувшись на своей кровати. Мумрики – в клетке. А в трансляции матча был перерыв на рекламу. У меня тоже не было особого желания продолжать спор с симбионтом. Похоже, самке было неуютно в полной тишине, и она первой прервала затянувшееся молчание.

– Макс, выведи изображение снаружи, – попросила она примирительно.

– Там не на что смотреть. – Кажется, мой ответ прозвучал обиженно.

– Но мы же в гиперпространстве, так?

– Ну да.

– Значит, там должен быть такой красивый туннель с переливающимися всеми цветами фрактальными стенами. Покажи.

Я был в небольшом замешательстве. Даже не знаю почему: то ли от неожиданности, что самке известно значение слова «фрактал», то ли испытав очередное столкновение реальности со стереотипами Вики. В конце концов, спорить с ней – себе дороже. Это я давно усвоил, поэтому просто спроецировал требуемую картинку на стену.

– Ну и где? Где эта червоточина?

– Это она и есть. – Экран был абсолютно черным. – Почему ты решила, что тут должны быть какие-то радужные стены? Мы просто плывем в пульпе из нейтрино, кварков и других субатомных частиц.

– Н-н-не, не знаю… Видела в фильмах, что должно быть так, то есть не так, как у тебя.

– У меня… – усмехнулся я. – Я не тот, кто устанавливает законы физики. Обращайтесь по адресу. Мы находимся в шестом измерении. Здесь та же материя, только путь короче.

Симбионту мои пояснения явно не пришлись по душе. Состояние Вики стремилось к положению «скука», за которым следовали еще более угнетающие «разочарование» и «грусть». По этой причине я поспешил ее информировать:

– Выход из гиперпространства через две минуты.

Я сфокусировал внешние камеры, дав две картинки А и Б Проциона и общий вид системы над ними. Вика, лежавшая до того на кушетке, хмуро уставившись в потолок, встрепенулась и села на своем ложе.

– О, о-о-о! – только и смогла произнести она в первое мгновение. – Такая желтая, и эта беленькая рядом.

Меня позабавило, что на земном для ускорения общения использовались уменьшительные суффиксы. То есть, надо понимать, «белая» значит «белая большая», а «беленькая» – «белая маленькая». Надо запомнить. Гораздо позже я узнал, что определение «гигант» произносится как «белюща-а-а-йа!» или «о-о-фигеть йа-а-ар-ка-йа!»

– Да, желтый субгигант, немного ярче вашего Сол, но старше. И белый карлик Процион Б – умерший красный гигант, некогда бывший старшим братом в этой паре.

– А где та планета, на которую мы садимся? Ты вроде бы упоминал, что это будет не станция.

– Один из спутников Процион-11 – это газовый гигант, но вокруг него вращается несколько десятков твердых спутников. Хотя тут, конечно, вопрос в том, планетоид какого размера считать спутником… Некоторые ученые приводят…

– Макс!

– Что?

– Не отклоняйся от темы, – назидательным тоном посоветовала Вика. – Есть там жизнь?

– Да. Пятый спутник называется Фулонг на универсальном. Жители… не знаю, как перевести на земной, фулонгийцы, что ли, или фулонгиане… Химический состав атмосферы: сорок шесть процентов – оксид углерода, двадцать один процент – азот, четырнадцать процентов – оксид серы, восемь процентов – кислород, три процента – аммиак…

– Я поняла, поняла, – вновь оборвал меня симбионт. – Ты просто душа компании! Так что там на планете-то?

– Ну если планируешь выход на поверхность, то тебе понадобится скафандр. Температура на планете неприемлема для твоего организма, дышать нечем, да и гравитация в полтора раза больше земной – это затруднит передвижение. Поэтому я бы предпочел, чтобы ты осталась в приемном терминале. Кстати, а почему ты спрашиваешь?

– Хотела травки мумрикам насобирать, – так вот просто и невинно ответила Вика.

Не знаю даже, какие доводы приводить симбионту в подобной ситуации: тот, что «травка» с Фулонга «не катит» в пищу му’ум-рэкам или что там нет и не может быть никакой травки в ее привычном понимании…

– Зачем? – спросил я вместо этого. – Мы все равно планировали их продать, если повезет.

– А если нет?

– Тогда продлю аренду парковочного места еще на час, не купят – полетим дальше. По моим расчетам, мы окупим этот товар за земную неделю. Ну не то чтобы окупим, по крайней мере, не потеряем вложение.

Вика как-то странно посмотрела на клетку, в которой после сеанса парикмахерского искусства, закрыв глаза, лежали му’ум-рэки. Было бы интересно знать, какую тактику поведения она просчитывает в данный момент.

– Там что-то было в договоре, – начала самка, наморщив лоб, – насчет «корабль обязан… бла-бла… подбирать любое живое существо»…

– Разумное существо, – пришпилил я симбионта. – «Взять на борт любое разумное существо, нуждающееся в помощи, и не допустить уничтожения его сознания», – процитировал я первый параграф.

Виктория подвида Б надолго замолчала, оценивая безукоризненность моих аргументов и грустно поглядывая на клетку. После чего выдала свой не терпящий отрицания довод:

– Ма-а-кс, давай оставим их, они такие миленькие!

– Но это МОИ сорок кредитов! – воскликнул я.

– Ма-а-кс, ну пожа-а-а-луйста-а-а! – чуть не плача, попросила самка.

Я не мог понять, собирается ли гуманоид впасть в одно из нестабильных состояний прямо сейчас или это простая уловка, дабы склонить меня к принятию желаемого решения.

«Дурилка картонная!» – сказал мой процессор.

Его сентенции я тоже не оценил.

Тот момент был самым обычным. Вовсе не каким-то «эпическим». И помнить о нем, наверное, не следовало бы. Мне он врезался в память только потому, что в этот самый момент мое существование, да и не только мое, кардинально преобразилось и впитало в себя весь страх неуверенности в завтрашнем дне, подстегиваемый неопределенностью последствий и постоянным ощущением конца.