Проклятие клана Топоров - Сертаков Виталий. Страница 79

— Ветра нет, вот что изменилось, — бросил форинг со шрамами. — Хьялти говорил тебе, разве это не похоже на второй знак?

— Знак для меня? — Конунг жадно впился взглядом в бесстрастного Хьялти. Его левый глаз снова задергался, и конунг потер лицо рукой.

Даг подумал, что этот человек, обладающий огромной властью, не может и шагу ступить без повеления богов. Еще он спросил себя, уж не святая ли водица нанесла физиономии конунга такой вред. Бояться Северянин перестал. Словно перешагнул какую — то черту, отрезавшую его от прежнего мира.

— Мой конунг, ты помнишь, как ветер раздувал наши паруса, когда ты спешил на помощь к Харальду? — спросил Хьялти. — А нынче стоит безветрие, которого не бывало десять лет. Это знамение. Ты должен решить, плыть дальше до Треннелага с этими людьми или спасать державу. Северянин прав, кто бы он ни был. Хотя это плохо, что ты не слушаешь меня внимательно, мой господин. Прежде очень многие сравнивали тебя с Харальдом Прекрасноволосым, конунг. Многие верили, что ты соберешь воедино все фюльки, изгонишь последышей Гуннхильд и дашь бондам прежние свободы. Вместо свобод ты везешь людей с крестами.

— Твои слова режут, как мой кинжал, — пробурчал Хакон. — Но что же делать? Я поклялся при всех, что не нанесу им вред. Я взял тех, кого мне поручил Синезубый. Я поклялся, что позволю им проповедовать в наших землях…

— И рушить ваши святыни, как порушили на Марсее? — не вытерпел Даг.

— …И убивать наших жрецов? — бесстрашно подтянули ярлы.

Хакон непроизвольно схватился за рукоять меча. Вместо того, чтобы спрятаться, Даг сделал шаг вперед. На короткое время Хакон погрузился в раздумья, точно уснул. Потом он встал, выпрямился во весь свой огромный рост. Его фигура вновь обрела силу, а голос громыхал.

— Передать всем — мы идем к берегу!

Барабанщик выбил дробь, пропел рожок. Дежурная смена гребцов уселась на весла. Даг заволновался, что же решили насчет него, но Хьялти Младший ободряюще ему кивнул. Гребцы ударили веслами по воде, полоска земли поползла навстречу. Чувствуя недоброе, святые отцы замерли в ожидании. Вскоре драккар царапнул килем песок.

— Вы все свободны! — обратился к бледным клирикам конунг. — Эй, Хлив, посади святых отцов в лодки и высади на берегу. Пусть проповедуют!

— Но… но… это предательство! — заверещал отец Бруно.

— Вас покарают… — пискнул другой клирик.

— Мы здесь погибнем!

Северянин оглядел местность, где посланцам папы предстояло открыть богословскую кафедру. На несколько дней пути вокруг расстилалась угрюмая скалистая местность, без признаков жилья и даже без приличного леса, чтобы соорудить укрытие. С севера наползали черные грозовые тучи. Едва дружинники пошвыряли в прибрежную гальку сундуки и тюки несчастных, как флюгер завертелся и за бортом хлестнула первая волна.

— Клянусь копьем Одина, — прошептал Хакон, — боги услышали нас! А теперь вы слушайте меня, — повеселевший конунг обратился к соратникам. — Я больше не заплачу Датчанину ни эре серебра, ни вшивого куньего хвоста! Он унизил всех нас, обмакнув в грязную воду. Пусть теперь сам лижет сапоги кейсару. А если саксонские свиньи приплывут к нам, что мы сделаем?! — Он выхватил меч и потряс им над головой.

— Пусть приходят, нам нужны рабы! — заревела в сто глоток корабельная дружина. — Мы вырвем им кишки и, подпалим им шкуры, как настоящим свиньям!

Драккар рывками отползал назад, в полосу свинцовой ряби. Паруса затрепетали на ветру. На берегу метались и сыпали проклятиями покинутые священники. Их слуги и охранники отрекались от господ, молили Хакона оставить их на корабле, но он был непреклонен. Некоторых просто спихнули за борт.

— Передать всем отрядам, — командовал конунг. — Поднять паруса, мы пойдем через Эйрарсунд и перебьем всех датчан, кого встретим в пути. Мы отомстим так, что Харальду и не снилось. Лучших из них мы заберем живыми и устроим такую жертву, что боги простят нас!

Северянин терпеливо ожидал, пока пройдет общее ликование, чтобы напомнить о себе. Но конунг сам раздвинул тесный круг ярлов и протянул Дагу полный рог.

— Пусть покарает меня Отец Павших, я был слеп, когда не признал тебя. Ты — тот, кого Он послал мне для испытания, так? Нет, молчи, не говори! Как я сразу не узнал — этот синий плащ и шляпа… Он может принимать любой образ, конечно, как я мог забыть? Прости меня. Если хочешь, я дам тебе корабль, много серебра и надежных провожатых, ты вернешься в Хедебю или Йомс, куда хочешь? Говори же, почему молчишь? Ты вразумил меня, ты снова вернул мне страну и корону. Ну, ты хочешь корабль?

— Хочу корабль, но не для того, — раздельно и четко произнес Даг. Его голос звенел, грудь снова распирало от предвкушения побед. — Хочу корабль и надежную команду. Хирд не меньше сорока человек, с жалованием от казны. Я уже был форингом и на меньшее не согласен.

Конунг пошептался со своими.

— Считай, что у тебя есть то, что ты просишь! Подожди один день. Это люди, которых привел с собой мой гость, которого я считаю братом, конунг Хольмгарда Вальдемар. Он молод, но мудр и отважен. С ним тоже поступили дурно, как с тобой и со мной. Теперь мы вместе. И Вальдемару как раз не хватает форинга на один из кораблей, которые я подарил ему. Не сомневайся, люди храбрые и надежные. Все слышали?! — Хакон снова был прежним, буйным, быстрым, помолодевшим, и лицо уже не дергалось.

— Верное решение, мой господин, — поклонился Хьялти. — Никто не будет обижен, а Вальдемару и тебе нужны такие люди.

Даг не возражал. Судьба в очередной раз делала крутой поворот. Засыпая в шатре конунга, он вспоминал рассказы Горма Одноногого и других людей про далекий, богатый и таинственный Гардар, где правила воительница Вольга. Теперь ему предстояло встать под знамена ее внука…

Хакон ошибся на целый день. Из — за слабого ветра флот норвежцев шел медленно. На рассвете второго дня в узком фиорде их встретили четыре боевых корабля. Два имели привычную форму, с драконьими головами на форштевнях. Зато два других, пузатых, из светлого дерева, Северянин встретил впервые, но на всех развевались знамена Хакона. Даг сразу узнал усатого истукана Перуна, укрепленного на носу самой большой ладьи.

Корабли сблизились. Молодой вождь, года на три старше Северянина, легко перемахнул через борт. Его светло — русые кудри прятались под шишаком с отстегнутой бармицей. Грудь и спину покрывала мелкая кольчуга. Хакон и Вальдемар обнялись.

— Хорошо, что ты не поплыл с нами, — пробасил норвежец. — Там было мало хорошего, но теперь все станет иначе. Я больше не ленник Синезубого!

— Это правильно, — тут же одобрил русич. — Ни с кем нельзя делить власть! Надеюсь, ты убил Гормссона?

— Нет, нет, он теперь заодно с германцами, — слегка смутился Хакон.

— Все равно, я рад, что ты разорвал эти путы. А мы, пока вас ждали, ощипали пару датских жирных петушков.

На палубе княжеской ладьи была грудой свалена недавняя добыча. Там же сидели пленные, связанные попарно.

— Вальдемар, брат мой, ты опять подвергаешь себя опасности? — притворно вздохнул Хакон. — Посмотри, я нашел тебе форинга вместо твоего Гостомысла. Этот парень в драке стоит десятерых, он сын ярла и немножко колдун.

Вокруг засмеялись.

Северянин представился. Молодой князь охватил его цепким взглядом. Дагу он сразу понравился — плечи расправлены, открытое лицо, смотрит прямо в глаза. Некоторые слова он произносил неправильно, но говорил и решал быстро.

— Если ты сын ярла, то привык спать на перинах?

— Я умею спать стоя.

— Какое жалование ты хочешь?

— Дай мне честную долю. Я все добуду сам.

Хакон и Вальдемар переглянулись.

— Хоть я и князь, я не могу жаловать землей, пока не верну свои законные владения.

— У меня есть одаль в Свеаланде. А дареная земля не нужна.

— Чего же ты хочешь?

— Я поклялся себе, что не вернусь домой, пока сам не стану хевдингом или морским конунгом.

— Но учти, чтобы мои люди доверяли тебе, ты должен быть лучшим.