Проклятие клана Топоров - Сертаков Виталий. Страница 9

Северянин быстро позабыл обиду, потому что ночью здесь оказалось гораздо интереснее, чем днем! Полыхали костры, сотни факелов передавали из рук в руки, чтобы получше осветить площадь перед храмом. Золотой купол переливался, искрили камни на колоннах, багровым вспыхивали буркала чудищ на створках ворот. Многоголосый крик нарастал, вокруг жилья Световида вытянулась процессия мужчин в белом. Все они пели, многие били в бубны, другие трубили в рога. В первых рядах вышагивали юные витязи с обнаженным оружием. Между ними, за двумя рядами мечей, несли большое потрепанное знамя.

Обрубок успел шепнуть соседям, что места на требе хватит всем. А поскольку они сейчас в рабах у храма, то им всяко положено присутствовать. Услыхав такие слова, пресвитер Поппо отчего — то не обрадовался, а, напротив, взвыл и с колен уже не вставал. Вместо того, чтобы вместе с Дагом подпрыгивать и тянуть шею, священник стал читать нараспев какие — то дурацкие висы на своем языке. И при этом непрерывно крестился.

Трубы взвыли вторично. Гости праздника им ответили дружным воплем. Зажгли большие костры, запалили масло в бочках, стало светло как днем. Пользуясь моментом, Северянин оглядывался, постоянно ища возможность к побегу. Рабов согнали в кучу, охраняли не слишком старательно, но сбежать было непросто. Слева напирали свободные храмовые служки, справа, за хилой загородкой теснился простой люд. Впереди частой цепью, отсекая любопытных, выстроились копейщики. Даг углядел в теснине крепыша Тости, тот был жив, хотя и ранен. С Иваром удалось перекинуться парой слов, тот соглашался бежать.

Под грохот бубнов медленно отворились центральные ворота. На лицах зрителей заиграли золотые блики. За воротами раздвинулись пурпурные занавесы, и осветился истукан во всем своем мрачном великолепии. Увидев бога, женщины подняли вой, многие попадали ниц. Даг смотрел во все глаза, забыв про цепь на ноге, побои и жажду.

Скорее всего, Световида когда — то вырезали из цельного ствола дерева. А возможно, весь храм построили вокруг дерева, и лишь тогда обрубили ветки. Возможно, огромный человек с четырьмя головами до сих пор уходил корнями в почву. Все четыре бородатые личины имели разное выражение и смотрели в разные стороны. В отполированных ручищах истукан держал кубок и невероятных размеров меч. Меч был настоящий, обитый серебром, это Северянин сразу понял, но поднять такую махину не смогли бы и пятеро.

В который раз визгливо взвыли трубы. С каждым пассажем адской музыки открывались очередные двери, так что, наконец, огромный зал стал виден насквозь. Позади истукана находилась колесница, доверху заполненная драгоценностями. С большого расстояния Даг различал лишь пузатые вазы, блестящие латы и груду серебряных слитков возле колес. Рядом с колесницей висели на столбе исполинское седло и уздечка, украшенная алмазами. Дагу сразу вспомнились рассказы про восьминогого жеребца, на котором ездил сам Один. Выходило, что Молчун был прав — добычи бы здесь хватило на сто лет!

Забили барабаны, процессия певцов развернулась к главным воротам и замерла. От колонны знаменосцев отделился старик в золотом венке и белом плаще. Плащ стелился за ним по земле, весь покрытый письменами. Старик повернулся к народу, показал массивную золотую чашу.

— Великий первосвященник, — прошептал Иван, — редко когда выходит, день и ночь в храме метет, коню гриву вычесывает. Ты глянь, сейчас святое вино выносить будут!

Музыканты ударили по струнам, грозно запели рога. Эта музыка Северянину понравилась, гораздо веселее, чем играли на кантеле в Свеаланде. Иван сказал, что плоские деревянные пластины со множеством струн называются гуслями. За старцем двинулась целая толпа младших жрецов в красных и зеленых рубахах, они тащили что — то вроде начищенного медного котла. Распихивая соседей, Северянин лез вперед, пока его не остановила цепь. Однако удалось еще переброситься парой слов с Щекастым Тости. Тот соглашался действовать вместе, но был связан цепью с тремя чужаками.

— Сейчас, сейчас, сбирать вино будет, — забормотал Обрубок. — Вся их треба, чтоб вина много прежнего осталось, не то худая осень придет, земля не разродится…

Великий первосвященник один добрался до ног исполина, бережно вынул из деревянной десницы рог и опрокинул в чашу. Сотни глоток взревели с первым плеском багровой жидкости. Даг так и не понял, достаточно ли вина сохранил в своем роге истукан, потому что впереди все принялись скакать и размахивать руками. Ряды оцепления разомкнулись, выпустив на площадь группу девушек. Те усыпали подходы к храму цветами, свежими ветками плодовых деревьев и принялись танцевать. Танец их больше походил на круговое вращение. Чем громче играла музыка, чем чаще звенели бубны, тем быстрее вращались женские фигурки. Мужские басы тем временем повторяли одну и ту же музыкальную фразу, на их фоне чистым тонким фальцетом кто — то славил Световида. Даг понимал лишь урывками, но вместе с окружающими был полностью захвачен действом. Он лишь раз обернулся назад, проверяя, не пора ли улизнуть. Позади люди висели, как виноградные гроздья, на крышах и стенах своих сборных домов. Конвоиры бдительно следили за пленниками.

— Когда открываешь лик свой, радуются все твари!

— Когда ступаешь ты, сияет вся земля! Слава Световиду! — заливались певцы.

Танцовщицы и гусляры раздались в стороны, уступая дорогу очередной развеселой процессии. Костры запылали еще ярче, из овчарен и хлевов повели нарядно украшенную скотину. Повели не к Световиду, а в сторону от входа. Оказалось, что там, прямо у стены, собрали помост с колодой, распорками и желобами для стока крови. Младшие жрецы скинули длинные рубахи, остались в коротких, засверкали ножи. В одно мгновение вспыхнул самый яркий костер, выложенный на земле не крестом, но похожим знаком. Для яркости горения служки подливали туда смолу. Злой славянский бог жаждал крови.

— Слава… слава… слава! — монотонно нараспев повторял хор.

Северянин почти позабыл, что собирался сбежать. А когда вспомнил, то оказалось, что убийством животных представление не закончилось. Туши жертвенного скота сваливали с помоста на телеги и отвозили в сторону. Некоторых не стали увозить, бросили в костер. Зрители раскачивались и подпевали хору.

— Смотрите, сейчас светило нерожденное внесут, — толкнул товарищей Обрубок. — Световида знатного испекли, на всех хватит!

Даг поднялся на цыпочки, чтобы лучше видеть. Мешала натянутая цепь, связывающая его с отцом Поппо. Глупый священник упрямо молился своему Христу и не желал вставать с колен. Даг никак не мог понять, что значит «испечь», пока не увидел огромный пирог. Пирог катили на подставках человек восемь крепких мужчин. По краям пирог немного подгорел, но в целом походил на цветок с раскрытыми лепестками или на улыбающееся солнце. Пирог поднесли к самому престолу кумира, хор запел новую песню, взмахивая руками. Из пирога вылез человек в желтом, его появление сопровождалось громогласным ревом.

— Просят, чтоб Световид почаще лик свой небесный являл, — растолковал Иван, — чтобы теплело пораньше, да плоды чтоб наливались.

Даг кивал. Незаметно достал из рукава обломок копья, пытался расковырять замок в ножном кольце. Но ничего не получалось, металл был сработан качественно. Внезапно стало очень тесно, рабов спрессовали, откуда — то пригнали еще с десяток оборванцев в цепях и колодках. Прежде Даг видел Тости, но теперь их надежно разлучили. Назревало что — то нехорошее, метка на макушке начала пульсировать. Северянин озирался, пытаясь определить источник опасности, но со всех сторон встречал лишь выпученные глаза и распахнутые от изумления рты. Парень стал себя убеждать, что ничего хуже, чем с ним случилось, уже не произойдет, но мрачное предчувствие сжимало сердце в тисках.

И скоро он убедился, что колдовская метка не врет. Жадный до крови бог не удовольствовался быками и баранами. На окровавленном помосте установили толстые железные столбы с кольцами. Из мрака показалась процессия — два ряда вооруженных руянов вели в поводу коней. На конях, в боевом облачении, сидели связанные всадники. В первом всаднике Даг узнал своего форинга Эбби Краснодыма. Краснодым не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, так крепко его прикрутили к седлу. Следом за командиром «Золотой девы» везли верхом еще двоих пленных лютых. Этим глубоко на глаза напялили шлемы, одели их в чужую броню, которой викинги никогда не пользовались. Ради зрелища казни жрецы не пожалели красивых молодых коней. Их привязали цепями за ноги к железным столбам, так что бедные животные не могли и дернуться. В одно мгновение под крупами коней развели сильнейший огонь. Над городом поплыла вонь паленой шерсти. Великий первосвященник молился перед идолом, лил вино из лохани ему под ноги, падал ниц и снова вставал.