Рождение волшебницы - Маслюков Валентин Сергеевич. Страница 75

В мгновения трезвости Септа ловила себя на том, что становится несносной и своевольной. Еще немного, и она будет помыкать служанками, безропотными и славными девушками. Однажды она сообразила с запоздалым стыдом, что прикрикнула на сбившуюся с ног девчушку.

И Септа почти не вспоминала о Рукосиле. Невозможно было забыть о нем вовсе, но она удерживала конюшего на задворках памяти, откладывая на потом мысль обо всем том гнетущем, смутном, не определившемся, что связано было с именем этого человека. Раз или два, приметив его среди придворных, она пряталась внизу, выжидая, когда он покинет насад – у Рукосила был и свой корабль. Но не могло же это тянуться вечно – они столкнулись лицом к лицу.

Это случилось на лугу возле небольшого, не имеющего каменной стены городка под названием Шестая Падь. Собравшиеся со всей округи крестьяне в белых расшитых свитках, городские парни и девушки, взявшись парами, ходили «ручейком» под однообразные завывания волынок. Принцесса Нута и придворные наблюдали праздник с особо устроенного помоста. А Золотинка вмешалась в танцующую толпу, увлекая за собой небольшой табун молодых дворян, и тотчас же разрушила чинный порядок невообразимо растянувшегося «ручейка». Она велела всем стать в цепь, девушки между парнями, взявшись за руки.

Приготовились музыканты: волынки, четыре скрипки, погремушки и двойной барабан. Двойной барабан висел за спиной у мальчугана, которому была уготовлена участь подставки. Малыш, однако, не был в обиде, он добродушно улыбался, тогда как барабанщик стал позади него с выражением величайшей строгости на лице и принял палочки на изготовку. Казалось, сейчас в припадке вдохновенного неистовства шарахнет он мелкой дробью малыша по головке.

Ждали только знака.

Возглавив растянутую едва ли уже не на полверсты цепь, Септа держала через надушенный платок какого-то городского молодца, а свободную руку уставила в бок и посмотрела на музыкантов.

Они ответили ей влюбленными взглядами. Они готовы были повиноваться, что бы она ни учудила. Она вскинула руку и отмахнула – грянули!

Золотинка подпрыгнула, сгибая ногу в колене, и, в согласии с наигрышем, понеслась скачками. Сотни людей, которых она увлекала за собой, извивались прихотливой цепью, повторяя каждый ее взбрык. От соразмерного притопывания застонала земля.

Вот тогда-то внезапным чертом выскочил Рукосил. Осклабившись на скаку, конюший подстроился к галопу, схватил Золотинку за руку и повел еще шибче!

– Ага, попалась! – кричал он, обратив к ней горящее лицо с возбужденно скачущими усами.

Так что Золотинка выпустила мчавшегося за ней юношу, и тотчас с визгом и хохотом рассыпалась вся змея. Только Рукосил с Золотинкой неслись, не сбавляя прыти, под недоумевающие звуки волынок и удивление скрипок. В полный конский мах вылетели они из рассеянной толпы и перешли на шаг, когда оставили позади праздник.

Рукосил не отпускал девушку, они удалялись в сторону буковой рощи, и никто не смел следовать за этой парой.

Грудь вздымалась, Золотинка дышала, раздувая ноздри.

– Ну и как? – загадочно молвил он нисколько не сбитым голосом. Жестяные усы его и острая борода мало пострадали от прыжков и подскоков, завитые кудри без особого беспорядка лежали на плоском, высоко поднятом воротнике, как всегда безупречно белом.

– Я очень благодарна вам, сударь, за все, что вы для меня сделали, – нашлась Золотинка, несмотря на изрядную сумятицу в мыслях.

– Разумеется, разумеется, – насмешливо ухмыльнулся конюший.

Раскрасневшаяся от возбуждения Золотинка и вовсе зарделась – до корней волос.

– Ты прелестно выглядишь, – отметил он, спускаясь взглядом к россыпям золотого шелка на бедрах девушки.

Она не поднимала глаз.

– А это? – он тронул широкий, в три пальца браслет, сплошь усыпанный мелкими алмазами. Подвинул браслет выше, поближе к локтю… и еще подвинул, не меняя застылой улыбки на лице… туже – пока не стиснул руку жестоким обручем.

Золотинка не поднимала глаз и только перестала дышать.

Тогда со снисходительной улыбкой он сдернул браслет к запястью – под локтем остался красный след.

– У тебя прямые плечи, – сказал он между тем с выражением задушевной задумчивости. – Это нужно скрывать большим вырезом на груди… А перехват хорош… Да и плечи, чего хулить, есть тут свое очарование. С таким-то изумительным станом… – теперь он отстранился, разглядывая девушку, и говорил неторопливо, со вкусом, словно медлительно ее раздевал. – Изменчивый рот и много чего умеющие сказать глаза… Очарование не сознающей себя жизни и сверх того… что-то и сверх того… Что-то такое, что притягивает и завораживает мужское сердце, заставляет его сжиматься в истоме.

Он кивнул назад, в сторону праздничного столпотворения. Шагах в пятидесяти маялось несколько молодых людей, не терявших надежду, что Септа возвратится.

– Ну и что ты собираешься с этим делать?

– С чем, сударь?

– Как ты собираешься распорядиться красотой?

– А как нужно?

– С умом.

Сказал, словно обруч замкнул на сердце.

– Кстати, как тебе нравится Юлий?

– Он наследник престола, – уклонилась от ответа Золотинка.

– Пройдемся, – сказал Рукосил, предложив ей раскрытую вверх ладонь.

Она вложила свою дрогнувшую руку, и он прихватил ее, как птичку, – мягко, но надежно, чтобы не выпорхнула. Неспешным шагом они вступили под полог высокого леса, где вилась набитая темная тропа.

– Дрянь мальчишка, – сказал Рукосил после молчания. – Дрянцо.

– Я не согласна, – отозвалась Золотинка, не пытаясь делать вид, будто не понимает о ком речь. – Там туго сжатая пружина, – горячилась она, не понимая, что нужно Рукосилу, всерьез он это все говорит или только ее испытывает. Нарочно вызывает на откровенность. Как бы там ни было, она не стереглась и не умела стеречься. – Пружина, до последней крайности сжатая, – повторила она.

– Когда пружину пережимают, она ломается. Там весь механизм пришел в негодность и нуждается в переборке.

– Нет, – тряхнула головой Золотинка, – не сломана.

– Да, конечно, у тебя был случай убедиться, когда ты съездила его по сусалам.

Золотинка не вздрогнула: разумеется, Рукосил должен был знать и это.

– Теперь, – молвил вельможа, поглядывая на нее, – теперь Юлий возненавидит тебя. Или полюбит. Ты что выбираешь?

– Что-нибудь третье.

– Нельзя. Совершенно исключено. Либо то, либо другое. Либо одно – люто, либо другое – до умопомрачения.

Золотинка молчала.

Рукосил остановился и перенял руку, обнявши запястье так, чтобы осязать жилы. Тронул девушку за подбородок и заставил поднять голову. В глазах его обозначилась неподвижность, жуткая неподвижность упрямой, томительной силы.

– Я хочу, – внятно сказал он, – чтобы ты стала любовницей наследника.

Золотинка задохнулась, как от пощечины.

А конюший, накрыв пальцами быстро бьющиеся жилы, исследовал смятение сердца.

– Это расплата? – насильно улыбнувшись, сказала Золотинка.

– Именно так. И потом, иного выхода у тебя просто нет. Куда ты денешься?.. А если будешь прислушиваться к моим советам, то придет время, ты завладеешь им окончательно. Как вещью. В изматывающей борьбе между вами падет тот, кто полюбит. Кто полюбит – тот обречен. За тебя я спокоен.

– Почему? – голос ее несомненно дрогнул, это нельзя было скрыть.

– Потому что я предупредил тебя. Потому что я буду стоять за твоей спиной. Потому что я буду нашептывать тебе на ухо. Потому что я разложу для тебя каждое душевное движение Юлия на составные части, я покажу тебе, из какой дешевой дряни состоит это движение. И когда мы удалим все летучее, все преходящее, напускное, останется на дне мертвая голова. Знаешь, что такое в алхимии мертвая голова?

– Да.

– Мертвая голова – это пригар, то, что остается на дне тигля после выпаривания, накаливания, возгонки – после всех воздействий, которым мы подвергнем душу Юлия.

– Нет, я не буду губить Юлия, – молвила Золотинка.