Рождение волшебницы - Маслюков Валентин Сергеевич. Страница 81

Стоило ему ступить еще шаг, медлительный и жуткий, как бок его засверкал оттенками тускло-красного, вроде начищенной медной кастрюли… Да так оно и было! Пришедшая в движение кастрюля. Хорошо обозначился круглый, как перегонный куб, затылок и застывшие черты невыразительного лица – этой нечеловеческой образины с нечищенными глазами без зрачков. Выжидательный поворот головы наводил на подозрение, что медный истукан слеп. Он проскрипел до окна и здесь принялся шарить по полу, пока не подвернулась опрокинутая свеча. Поднес ее к носу, очевидно, принюхиваясь… Прошествовал назад в смежную комнату.

Очевидно, истукан хозяйничал в отсутствие Рукосила. Ждать конюшего или убраться, отложив объяснения до утра? Золотинка действовала по наитию, склоняясь к мысли, что следует воспользоваться случаем, чтобы присмотреться к домашним делам чародея. Кто знает, как это еще пригодится. К тому же удивительный страж не оставил времени на раздумья, он возвратился с зажженной свечой в руке, чтобы водрузить ее на подоконник. Пляшущее желтое пламя озаряло потертые медные выпуклости. А обок с Золотинкой, когда она оглянулась, открылись два ряда клеток, в которых беспокоились сороки, совы, вороны и в углу, в железном ящике почти что в рост человека – исполинский орел.

Истукан повернулся к девушке. Она скользнула вдоль клеток. Началась не трудная, но не весьма потешная игра в жмурки: расставив медные лапы, это подобие человека пыталось нашарить беглянку, каждый раз обманываясь и опаздывая. Золотинкино положение в пространстве он сознавал как-то расплывчато и неточно, словно по запаху, и, главное, уступал ей в проворстве – ей не было надобности скрежетать суставами, чтобы перескочить из одного угла комнаты в другой.

Так что она имела некоторую свободу, чтобы осматриваться… и вдруг приметила Асакон. На грубых хваталках болвана посверкивал желтый перстень! Золотинка едва не попалась, пытаясь увериться в этом наверняка. Асакон. Однако и думать не приходилось, чтобы отнять волшебный перстень у бдительного и неутомимого медного человека. Рукосил, конечно же, не зря доверил ему перстень, имел, значит, основания полагаться на его неколебимую верность. И сколько бы Золотинка ни дурачила стража, шмыгая по углам, невозможно было взять над ним верх – ловкость всегда уступит неутомимой силе. К тому же одеревеневшие от усталости ноги плохо повиновались, настоящей-то прыти не было.

Она выскользнула в смежную комнату, захлопнула дверь и, обнаружив засов, тотчас его задвинула. Натолкнувшись на преграду, медное чудовище озадаченно заскрипело. Дверь содрогнулась, и с той стороны стихло. Золотинка огляделась. Она попала в богатое помещение на два окна, одно из которых оставалось открыто. На подоконнике в тяжелой медной чаше стояла свеча, вокруг роились мелкие мотыльки. Похоже, это была личная комната Рукосила – и спальня, и кабинет одновременно. Из обстановки имелась большая кровать за занавесями, сундуки, шкафы и шкафчики. Еще одна свеча горела на верхней полке конторки с наклонной столешницей, чтобы писать стоя.

Тут лежала большая, в лист, книга, окованная потемневшим серебром. Остатками золота на рваной коже читалось заглавие: «Новые дополнения к «Последним откровениям» мудрого и преславного кудесника Ощеры Ваги, который ныне, на втором году правления под девизом «Росное утро» четыреста семьдесят пять лет как пребывает под Авероевой скалой без чувств».

– Новые дополнения! – ахнула Золотинка.

Вот они перед ней – величайшие откровения человеческой мысли. Глазком бы глянуть, говаривал, бывало, Поплева.

Она воровато обернулась: за дверью угрюмо поскрипывал медный истукан, додумавшийся, наконец, подергать ручку. Случайный всплеск волны заставил Золотинку вздрогнуть и напомнил о распахнутом на ночную реку окне. Золотинка не стала закрывать решетку, а задернула занавес, оставив свечу снаружи на подоконнике, и вернулась к стойке. Отстегнула застежки книги, откинула тяжелую доску переплета с несколькими страницами и обнаружила, что слов нету. Ничего нет, ни букв, ни рисунков – пожелтелый пергамент с грязноватыми пятнами и закругленными, засаленными углами.

Восемь веков нетерпеливые и жадные руки листали книгу. Листала и Золотинка, лихорадочно перекидывая страницы: и тут и там – ничего. Чтобы оживить исчезнувшие письмена, нужно было, вероятно, иметь ключ. Но как может он выглядеть и где его искать?

Она подвигала на полке всякую дребедень, вроде чернильницы, кувшинчика с чем-то ароматным и монет. Потом подергала запертые ящики стойки. Самый нижний удалось выдвинуть, и сразу пахнуло духом тления. Тут громоздились подсохшие кости: узкие белые черепа, тоненькие ребра и лапки хвостатых существ… Во всяком случае, это не были человеческие останки. Она поспешно задвинула ящик.

Истукан за дверью напоминал о себе. С угнетающей равномерностью он сотрясал дверь, не решаясь пока ломать. Но, кажется, до этого оставалось недолго. И представить только: рядом, за тонкой перегородкой, Асакон в руках бестолкового болвана, здесь – раскрытые «Дополнения». И что? Ничего! Видит око, да зуб неймет. И надо ведь ожидать появления хозяина. Зачем-то же он выставил на окна свечи.

Послышался явственный и близкий шорох. Шуршание. Занавеска колыхнулась, будто ее тронули с той стороны, затрепыхала… Не дожидаясь дальнейшего, Золотинка бесшумно вскочила и скользнула за кровать, в полумрак, где можно было стать за отдернутый к стене занавес. В окне продолжалась неясная возня, потом что-то провалилось вниз, послышался частый шаг маленьких лапок. Шум производила черно-белая с длинным хвостом птица. Сорока. Золотинка не оставила укрытия и задвинулась еще глубже – в жилище Рукосила, обладателя «Новых дополнений», естественно было ожидать необычных поступков и от сороки.

С досадливым стрекотанием птица подпрыгнула к запертой двери, стукнулась клювом о косяк и опрокинулась. И тогда истукан рванул посильнее – засов отскочил вместе с куском расщепленной доски. В проеме заблестели кастрюльные бока. Помедлив в полной неподвижности, особенно впечатляющей после решительного вторжения, истукан возвратился вспять и, не мешкая, явился с железной клеткой, в которой сидела точно такая же сорока. Суетившаяся на полу птица впрыгнула на клетку, истукан осенил их своей лапой – сверкнуло желтым. Сорока еще подпрыгнула, отчаянно трепыхнувшись крыльями, чтобы кувыркнуться через голову – из пустоты выпала грузная женщина, тяжело ухнул пол.

– У! Куда в омут! Колено! – черным словом взвыла она, приседая и жмурясь, и похлопала ногу – видно, неудачно приземлилась.

На удивление дородная птица! Непомерно большой вырез цветастого платья обнажал необъятные плечи. На затылке у дебелой сороки, совершенно скрывая волосы, так что раздавшееся вширь лицо представлялось таким же голым, как плечи, держался огромных размеров чепец – вроде расшитого шнурами пня.

Истукан, задержанный у порога, выказывал между тем намерение пройти в комнату, где чуял Золотинку.

– Куда, чурка, лезешь! – вскинулась на него сорока-оборотень.

Обладательница необъятных плеч схватила со шкафчика плеть и, не чинясь, заехала в медную рожу толстым концом рукояти. Чем и ошеломила истукана – до такой степени, что он остановился.

– Пошел прочь, вон! – вскрикивала женщина с той отчаянной храбростью, с какой, имея в руках хворостину, нападают на озадаченного быка. – Фу! Медная башка! Лоботряс! Пошел!

Сорока вытолкала его за порог вместе с клеткой и захлопнула дверь. Тотчас, отставив толстый зад, она крикнула в щербатый пролом:

– Как посмотрю – жуть! Поди узнай, что у тебя на уме.

Она глянула мимоходом «Новые дополнения», но книга не задержала ее внимания. Ведьма повернулась туда, где пряталась Золотинка, и слащавым голосом протянула:

– Хозя-и-н… хозя-я-ин… это я, верная Торчила прилетела. Крылышками, крылышками – и прилетела. – Она помахала кистями рук, изображая нежный, превыспренний полет. Лицо сбежалось сладостной гримасой, подаваясь вперед к пленительному видению – то есть к все той же упрятанной за кроватью Золотинке – сорока любовно зачмокала губами, повела полные руки и после нескольких дополнительных шажочков принялась рассыпать в пространстве звучные поцелуи.