Наводящие ужас - Гамильтон Дональд. Страница 41

Эту блистательную мысль мне подсказал умный Хэнк Крамер.

- Yo comprendo, - негромко отозвалось радио. То ли Мондрагон ответил, то ли кто-то иной - понятия не имею: никогда, благодарение Всевышнему, не приближался к самозванному генералу ближе, чем на четверть мили, и голоса его не слыхал.

Вмешался господин Сигма:

- Генерал Мондрагон, не будьте ослом! Ваша революция прогорит без нашего оружия! Оставайтесь на месте, мы все уладим через полчаса!

Революционеры многозначительно промолчали.

Пора было и честь знать. Я задержался на позиции дольше разумного, и следовало удирать поживее. Пригнувшись, я бросился вниз. Раздался частый рокот автоматической винтовки.

- Вот он! Гляди, на восточном склоне! Отрезай дорогу вниз!

После квакающих металлических голосов по радио было весьма приятно услыхать живую человеческую речь. Пускай даже такую. Дозволив неприятелю хорошенько рассмотреть мою персону, возникшую на каменистом скате, я бросился ничком, проворно пополз назад, на гребень, и возвратился к тому самому валуну, с которого стрелял по караульным. Это заняло пять минут, но дело того стоило.

Человек палил с большого расстояния, превышавшего убойную дальность "М-16"; палил просто, чтобы оповестить своих приятелей. Подобраться ко мне он сумеет не сразу. Я перевел дух и увидал очень занимательную картину.

Маленький синий пикап вырвался из прохода между черными скалами внизу и покатил по дороге. За пикапом следовал уже знакомый мне коричневый фургон. Генерал со товарищи вняли моему коварному совету. Мондрагон отнюдь не принадлежал к числу героев, дерущихся до последнего, когда союзники сыплются наземь, точно спелые груши, да при этом еще и мрут, как мухи осенние...

Противник близился. Он почти не остерегался и не делал попыток ступать бесшумно. В конце кондов, опасность миновала: парень собственными глазами видел мое бегство. Сейчас, по его расчетам, супостат уже улепетывал вдоль подошвы холма. Разумеется, со мною была маленькая индейская девица, но агент либо забыл о ее существовании, либо принадлежал к числу заносчивых дураков, не принимающих женщину в качестве серьезной угрозы.

Тихо вытащив трофейный кольт, я взвел курок.

На парне были джинсы, пятнистая камуфляжная куртка и охотничья шапочка. Плотный субъект, обладатель огненно-рыжей бороды и круглой краснощекой физиономии. Он задержался, нагнулся, подобрал отлетевшую гильзу двести сорок третьего калибра. Сыщик, ничего не скажешь.

Я позаботился выключить рацию, дабы некстати заговоривший олух не выдал моего местопребывания. Впрочем, следить за неприятельской беспроволочной связью я не перестал: радиотелефон, прикрепленный к поясу рыжего, работал исправно, звуки разносились далеко.

- Фита вызывает Каппу. Каппа, Каппа, это Фита! Слышу выстрелы - автоматический огонь. Что происходит?

Рыжий снял рацию, приблизил микрофон к губам:

- Это, кажется, на западном склоне. Отсюда не видать.

- Кто-то строчит из "М-16"!

- Неважно, - ответил Каппа. - Нашего подопечного не заметил? С ним девушка.

- Ни того, ни другого.

- Смотри в оба, парень, должно быть, затаился и подбирается к новому посту. Но только меня с перепугу пристрелить не вздумай: направляюсь в твою сторону.

- Поди к черту! - огрызнулся Фита. - Сам, небось, уже полные штаны успел наложить. Конец связи.

Рыжий, сиречь, Каппа, начал было снова прикреплять рацию к ремню. Я поднялся, представ агенту Сигмы во всей несравненной красе. Каппа застыл, не шевелясь.

- Поставь радио на травку, да не вздумай кнопочку передачи ненароком прижать, - попросил я. - Рядом определи, пожалуйста, винтовку и кольт. Я нынче ухлопал уже троих, но этого недостаточно для хорошего настроения. Так что, если хочешь схитрить - милости прошу.

Тщательно выполнив полученные от меня указания, Каппа распрямился.

- Ты, убийца паршивый!..

- Быть может. Но я не пытаю беспомощных женщин при помощи бутановых зажигалок; и не служу выродкам, которые это делают. Не работаю также на маньяков, считающих себя Наполеонами, полагающими, будто им лучше, нежели вашингтонскому правительству, известно, какой должна быть внешняя политика Соединенных Штатов. Не подчиняюсь межеумку, совершившему, в сущности, государственную измену. Я, по-твоему, убийца? Согласен. А вы кем числитесь, агнцами невинными? На меня покушались трижды за последние десять дней, учитывая эту вот милую западню. Только, ребятки, вы даже убийцами толковыми считаться не можете: старика с кровавой дыркой в спине выследить и затравить не сумели! Хочешь, покажу, как надо убивать, а? Не хочешь? Тогда сделай милость, присядь на ближайший валун... Умница. Ты, наверное, откажешься вызвать по радио своего приятеля, пригласить сюда?

- Греб твою мать! - раздался негодующий ответ.

- Молодец, - одобрил я. - Настоящий герой. Мне, в сущности, безразлично, можешь молчать. Когда приятель обнаружит, что Каппа не отзывается - прибежит как миленький, по собственному почину. Пока будем дожидаться, возьми, пожалуйста, наручники: они у вашей братии, сдается, в непременное снаряжение включаются... Так. Теперь замкни их у себя на запястьях. Можно держать лапки перед собой... Вот, послушный мальчик... Эге-ей! Хорошо замыкай, чтоб я слышал отчетливый щелчок!.. Ну-с, и как же нам прекратить это безобразие?

- Какое?

- Твоими начальничками затеянное.

- Кто ты, черт возьми?

- Человек, на которого Рутерфорд, с мексиканской помощью, устроил засаду возле города Кананеа. Человек, которого Рутерфорд пытался убить, с помощью американской, в городе Эрмосильо. Сейчас Рутерфорд хочет с вашей помощью вывести меня в расход у Пьедрас-Неграс, но мне, видишь ли, чуток обрыдло удирать от танка - пускай даже тяжелого.

Рыжий осклабился.

- Ты, приятель, - продолжил я, - угодил в незавидный переплет. Я не шибко любезный противник, и способен сделать недружественной стороне очень-очень много пакостей, гадостей и неприятностей. А помимо меня на вас начали охоту регулярные части мексиканских коммандос; и они со мною в полном согласии работают. Вас или прикончат, или захватят живьем; но даже если захватят живьем, на здешней земле остается в силе старый добрый ley de fuga [41].Тебе прикажут: а ну, валяй отсюда во всю прыть - а потом поупражняются в стрельбе из пулемета по движущейся мишени. В докладе сообщат: убили при попытке к бегству. Если вообще потрудятся доклад представить...

Я мысленно извинился перед Рамоном и его соотечественниками за этот черный поклеп.

- Ты понравишься мексиканским коршунам, Каппа. Они примутся кружить над тобою, словно бомбардировщики над Берлином. Несчастные птицы устали глодать сухие косточки, свежей падали просят...

- Каппа, - ожило радио, - это Фита. Куда ты запропастился?

Посмотрев на мой револьвер, Каппа облизнул губы.

- К чему ты клонишь?

- К тому, о чем только что сказал: валяй отсюда во всю прыть, пока не поздно. Выпрыгивай в дверцу, дергай за кольцо, раскрывай парашют и приземляйся в безопасном месте. Ибо самолет объят пламенем и вот-вот войдет в непоправимый штопор... Тсс-с-с... Вот он, приятель твой, торопится... Не вздумай предупредить: застрелю немедля, и его застрелю тоже. Стервятники поблагодарят. Пускай подойдет - заговори с ним, растолкуй, убеди. Оба сможете уйти живыми и невредимыми, только нужно в правильном направлении уходить. Понятно?

Рыжий кивнул.

У него была одна из тех физиономий, что постоянно кажутся жестоко обожженными солнцем. Блеклые свиные глазки отнюдь не внушали доверия. Правда, я не брался решать, у кого имелось больше оснований не доверять рыжему: у Сигмы, или у меня самого. Пожалуй, у меня. Пожалуй, безмолвно согласившись играть по моим правилам, рыжий солгал. Человек почти неизменно сражается за свою организацию, даже если ею руководит подонок. На войне солдаты дерутся за свою роту, корабль, эскадрилью - почти никогда не думая о стране, которую, по мнению пропагандистов, защищают. А за своих офицеров бьются лишь единицы.