Зов Уршада - Сертаков Виталий. Страница 23

Ненавижу любые стаи.

Я помнила слова Высокого ламы Урлука. Ожидание в засаде — это повадка леопарда, а не робкого оленя. Я вовсе не ощущала себя леопардом, поэтому предпочла безрассудный путь наверх ожиданию смерти в трюме.

На верхних палубах, несмотря на поздний час, кружилась масса народу. Давно, со времен посещения Шелкового пути, я не встречала такого буйного смешения наций, одежд и языков. Кажется, Одноглазый командовал Вавилоном, а не двумя джонками! Высунув голову из открытого люка, я наблюдала, как щуплый командор лихо управляется со своим полудиким экипажем. Одни штопали паруса, другие чинили разлохматившийся канат, третьи надраивали неуклюжие бронзовые пушки. Кто-то таскал ведрами воду, кто-то пилил доски на замену подгоревшим частям рангоута — словом, спящих я не заметила. Джонка шла довольно быстро, если судить по толчкам волн и натянувшимся парусам. На грот-мачте, в гнезде впередсмотрящего, собралась шумная компания. Они выхватывали друг у друга подзорную трубу и вопили, указывая куда-то в темень. Нгао и двое его помощников колдовали с компасом и секстантом, шуршали бумажными картами под фонарем. Над капитаном и рулевым возвышалось что-то вроде тента с подвешенными фонариками. Мы шли в тумане, густом и белом, как свежевзбитые сливки.

Вскоре я поняла, отчего так легко сумела вылезти на палубу. Человек, которому полагалось охранять люк, лежал на форштевне с мокрым линем в руках и поминутно оповещал о результатах замеров. В первую меру песка я решила, что пираты заблудились. Уж слишком нервная суета царила на судне! Но когда к бортам снова потащили топоры и абордажные крючья, я догадалась — Нгао приметил новую добычу. Вторая джонка пиратской флотилии до того шла с нами вплотную, я видела, как пляшут фиолетовые огни на ее реях, а теперь она резко и беззвучно сместилась в сторону. Песчинку спустя совсем близко от нашего правого борта проплыла серая мокрая скала, вся в потеках от птичьего дерьма.

Человек на носу орудовал обеими руками, то вытравливая линь, то отпуская его, и звонким шепотом докладывал о результатах начальству. Еще одна скала, похожая на спящую рыбу Валь, проползла слева. Рулевой с бешеной скоростью вращал штурвал. Когда корабль вошел в особо густую полосу тумана, я мангустой выскользнула из люка и перебралась под перевернутую шлюпку. Отсюда было хуже видно, что происходит вокруг, но зато не так опасно.

Судно парило в полной тишине. Едва заметно чавкала вода, постукивая о медные листы обшивки, хрипло дышали хинцы, застывшие у бортов. Кажется, мы двигались в узком каменном коридоре. Я совсем запуталась: то ли мы охотимся за кем-то, то ли ищем вход в секретную гавань? Одноглазый Нгао отдал беззвучный приказ, и на палубу повылезали все свободные смены. Пираты залегли вдоль бортиков, вцепившись в оружие, по снастям с обезьяньей ловкостью перепрыгивали темные фигуры, позвякивали лебедки, бурлила вода под килем. Мы летели в молчании, напоминая легендарный призрачный корабль мертвецов, уворачиваясь от гранитных глыб, и вдруг… молочное марево рассеялось.

У меня ныло все тело, но в следующую песчинку я забыла о своих страданиях.

Узкий проход в скалах раздвинулся, обе джонки скользили по зеркальной поверхности гавани. Над нами, на громадной высоте, слабо светили два маяка, а внизу, в лощине, мерцали огни пиратской деревни. Там, в сотне морских гязов от нас, виднелась пристань, несколько фелюг и полуразобранная бригантина на берегу. Мне довелось попасть в самое сердце разбойничьего мира, в тайную гавань Одноглазого Нгао!

Но пиратов занимали не красоты бухты и не близкий ужин в таверне. Посреди мерцающего серебристого зеркала, словно паря над водой, покачивался невероятно красивый и страшный корабль. Никогда раньше я не видела такого удивительного, такого огромного корабля. Много позже я узнала, что он называется драккаром и что его строили норвежские столяры, но вовсе не на Великой степи, а на иной тверди, по заказу моего сурового любовника Рахмани.

В отличие от жалких посудин хинцев этот драккар был наглухо зашит сверху, он имел целых три боевые палубы, с тремя десятками пушек на каждой, его вытянутый нос украшала жутковатая деревянная фигура — полуголая девица с распущенными волосами, огромными глазами и хищным ртом. Ниже уровня пушечных портов красавец был обит сверкающей бронзой, над форштевнем грозными клыками дрожали тяжелые стрелы в натянутых стрелометах и скорпионах, а лебедка на бизань-мачте лязгала цепью, поднимая страшный свинцовый ворон, один удар которого мог пробить нашу джонку насквозь…

На шканцах и на мостике в мрачном молчании стояла группка вооруженных мужчин. Возле каждой пушки с горящим фитилем наизготовку застыли канониры.

Вздох изумления пронесся над пиратской джонкой, когда драккар легко снялся с места и заскользил к нам. На его мачтах паруса были свернуты, а в воде за кормой не оставалось следа. Он летел в локте над поверхностью бухты, и деревянная богиня на носу грозно улыбалась врагу. Я, конечно же, слышала от Матерей-волчиц про всякие чудеса, творимые волхвами из далеких северных земель. Я слышала, что они умеют перетаскивать свои корабли по суше, и те становятся легкими, точно надутые горячим воздухом бычьи пузыри, но над водой сила заклятий слабеет, и самый сильный колдун не в силах летать над волнами.

Мать-волчица маленькой девочкой брала меня с собой к Шелковому пути, там мы встречали купцов-руссов и гиперборейцев, они путешествовали в сухопутных лодках, но их ладьи едва достигали сорока локтей в длину… Также я слышала предания о чудесных людях народа инка, наших дальних родичах, приплывавших во сне на спине океанских течений, открывших фактории по всему западному берегу Лондиниума. Якобы они тоже умели делать воду твердой для своих лодок, выдолбленных целиком из стволов тысячелетних деревьев боа…

Но легендарные колдуны и их легендарные корабли никогда не заплывали так далеко на восток. Во всяком случае, я не слышала ни о чем подобном! И Одноглазого не так легко было испугать. Он мяукнул отрывисто, на корме забили в барабан, барабану ответила рында. Повинуясь сигналу тревоги, матросы забегали, как безумные.

Однако достойного сражения Одноглазый принять не успел. Он не успел ничего, потому что тяжелый кованый нос драккара со всего маху вонзился в борт первой джонки. Она лопнула пополам и затонула за несколько песчинок, а страшная деревянная дева повернулась к нам.

Я мысленно вознесла все молитвы. Смерть казалась неотвратимой. В очередной раз я убедилась в кармической правде наших существований. Никто не в силах сбежать от своей нелепой судьбы.

Я закрыла глаза и приготовилась достойно воплотиться в какое-нибудь более удачливое существо.

10

В поисках закона

— Где это? Здесь? Останови!

Девица, запертая в клетке, завыла и закивала одновременно. Каждую секунду эти люди не переставали меня поражать! Кстати, я быстро научилась говорить «секунда» вместо «песчинки», и научила меня рыжая Юля. Она подарила мне наручные часы, удивительный, но крайне хрупкий механизм. Я разбила три пары часов, пока привыкла их носить в кармане. На запястье я бы их ломала бесконечно. Серьезный минус наручных, да и вообще любых часовых механизмов, — это их полная непригодность на других твердях уршада. Нигде день и ночь не делятся на секунды так аккуратно и продуманно, а жаль…

— Я туда не пойду-уу! — во весь голос залилась девица в клетке.

— А тебя туда никто и не зовет! — довольно злобно ответила ей Юля.

Мы ту плаксивую дуру не выкинули из машины только потому, что некогда было возиться с замком. Так что пришлось ей набивать синяки, пока Кой-Кой, в облике усыпленного «бобра», учился водить «козлик». Я за одну ночь выучила массу слов, без которых существовать в городе Петербурге довольно сложно. Кой-Кой на пару с нюхачом тренировались в вождении. Юля им подсказывала, в какую сторону крутить штурвал, и попутно отвечала на мои вопросы.

Кстати, отвечать на вопросы она стала охотно после того, как я наложила на всех троих «бобров» заклинание беспамятства. Признаюсь честно, мне это было не слишком приятно и доставило массу хлопот. Практически нет разницы, на каком наречии говорит человек, которого ты собираешься вернуть в пятнадцатилетний возраст. Но сил при этом тратишь втрое больше, чем на обычные боевые формулы. Я брала их за потные виски, заглядывала в их заплывшие глазки и отнимала у них память…