Империя страха - Стэблфорд Брайан Майкл. Страница 25

— Какие долги? — спросил Ноэл.

Лангуасс смотрел на пылающие угли, на лезвия раскаленных ножей.

— Ей подобные пытали и унижали меня, — проговорил он. — Они послали меня на галеры как нищего уличного воришку. Мало того, что меня избивали, пока я налегал на весла; они хлестали меня бичом на дьявольской галере, а арабы и марсельская шваль смотрели и радовались каждому удару. Потом они послали меня в гнилую больницу, чтобы растравить раны, там люди кричали, когда их носы превращались в большую гноящуюся рану. Они сказали, что, если я не стану покорным, мне отрежут нос, чтобы украсить к тому дню, когда я встречусь с чертом.

Ноэл ничего не мог сказать. Голос пирата, чрезвычайно холодный и отчаянно злой, не допускал возражений.

— Ты знаешь, Кордери, — продолжал Лангуасс менее зло, — что наказанного раба на галере обливают горячей смолой. Здесь ее нет, но уверен, горячие ножи отлично ее заменят. Ты думаешь, что я оправился от ран так же легко, как оправится она? Я причиню этой женщине такую же боль, какую чувствовал сам. Может быть, вы оба скажете, что я не обязан расплатиться за все?

— Это же не она причиняла вам боль, — осмелился возразить Ноэл.

Лангуасс подошел к нему вплотную, полный едва сдерживаемой ярости.

— Эта Кармилла Бурдийон мучила твоего отца?! — крикнул он. — Ты не знаешь, что все, кто пользуется привилегиями тиранов, должны отвечать за жестокость? Не утверждала ли римская инквизиция, которая сжигала старух как ведьм, что осужденная ведьма ответственна за все преступления своего племени? Как мы можем говорить другое о вампирах? Каждый действует от лица всех, и эта женщина должна отвечать за всех.

Она ответственна не только за то, что сделала мне, но и за все, что было сделано англичанам во имя мира и процветания Галльской империи. Я с удовольствием бы мучил Ричарда с его львиным сердцем или какого-нибудь могущественного князя, подобного Владу Дракуле, но все, что у меня сейчас есть, — это Кристель д’Юрфе, и я не смягчусь от ее красоты — маски, скрывающей коварную душу.

Ноэл видел, что в этом человеке накопилась такая ярость против вампиров, которой в нем самом не было и, возможно, никогда не будет, если только не познает боль, унижения, через которые прошел пират.

— Прошу вас, остановитесь, — сказал он, — ради добрых монахов. Вы сегодня мне напомнили, что должны думать не только о том, что делаете здесь. Так и должно быть. Если после вашего отъезда станет известно, что тут пытали вампира, Уэллбилаву ничего не останется, как уничтожить аббатство, а монахов сожжет инквизиция, как вы и сказали. Их обвинят заодно точно так, как вы объяснили.

Лангуасс не желал слушать его.

— Они принадлежат к Истинной вере, — сказал он. — В глазах папы Борджиа, они — еретики и мятежники. А твое учение, Кордери, не чистая ли ересь? Каждый раз, переворачивая страницу в запрещенных книгах, ты предрекаешь свое сожжение, не так ли?

Это было правдой, хотя Ноэл не любил так думать о своей работе.

— И в глазах Истинной веры, — продолжал Лангуасс, снизив голос до свистящего шепота, — разве не должны гореть вампиры, чтобы возродилось человечество?

Он повернулся к жаровне, обмотал руку тряпкой, чтобы не обжечься раскаленным ножом, подошел к вампирше и положил лезвие ей на спину. Послышался жуткий звук, напомнивший Ноэлу шипение в голосе пирата, в воздухе распространился запах паленого, после чего турок захохотал, забил в ладоши. Это было первым, что Ноэл услышал от него.

Лейла в страхе отпрянула. Ноэл задержал ее так, что она уткнулась лицом в его грудь.

Когда Лангуасс увидел это, огонек злого торжества в его глазах заколебался, он криво усмехнулся и бросил горячий нож на пол. В отличие от турка он не был восхищен тем, что сделал.

“Он все же человек”, — подумал Ноэл.

Кристель не издала ни звука, несмотря на кровавую рану на спине. Мышца на лопатке, казалось, наполовину растаяла, тело вздрагивало от шока. Ноэлу было жаль ее.

Женщина повернула голову, чтобы посмотреть через плечо на своего мучителя. В ее глазах читалось злорадное презрение, и Ноэл был рад, что цыганка не увидела этого. Турок Селим заметил все, но захихикал еще больше. Он не боялся сверхъестественной мести за то, что сделал его хозяин.

— Вы будете жечь ее дюйм за дюймом? — хрипло спросил Ноэл. — Вы это намереваетесь делать?

— Почему бы и нет? — сказал Лангуасс. — А также причинять любую другую боль. До того как она уснет, я пообещал турку и моему верному слуге, что они развлекутся с ней. Селим предпочитает мальчиков, как ваш благородный князь Великой Нормандии, но при случае окажет честь и женской заднице. У него не было вампирш, и хотя госпожа имела много обыкновенных любовников, я рискую предположить, что безносых у нее не было.

Цыганка застонала, еще крепче прижавшись к Ноэлу.

— Для себя, — сказал Лангуасс, — я возьму только немного крови.

Он провел пальцкм правой руки по спине женщины, поднял окровавленную руку так же, как это делала вампирша, когда приглашала его лизнуть кровь. Он не хотел брать с ее пальцев то, что охотно ззял со своих. Затем посмотрел на Ноэла и уловил упрек в его взгляде.

— Я хотел бы стать вампиром, — сказал Лангуасс с горечью. — Тогда я обратил бы на них собственную ярость, и этот трусливый Ричард не мог бы сказать как когда-то, что для него недостойно встретиться со мной. Я был бы тогда так же жесток, как их легендарный Дракула. — Произнося эти слова, он не казался очень радостным и уверенным в своей решительности, а задумчиво смотрел на свои пальцы. Видимо, кровь не была такой приятной для пирата, как он ждал.

Лангуасс принес другой нож, обернул руку тряпкой, как раньше, незаметно стерев оставшуюся кровь с пальцев. Когда он поднял горячее лезвие, чья-то рука опустилась на плечо Ноэла и отодвинула его в сторону от двери. Кордери оглянулся и с радостью увидел, что это не аббат, который сомлел бы от шока, а Квинтус, более крепкий и решительный.

— Бросьте нож, прошу вас, — сказал монах спокойным четким голосом. Стражник подошел к нему, но не решился остановить.

— Идите в свою спальню, — сказал Лангуасс. — Я сам здесь разберусь.