Пути Звезднорожденных - Зорич Александр. Страница 23

Перстни Хозяев прикоснулись к выпуклой багровой поверхности. Перстень Конгетларов и перстень Гамелинов согласно отдали свой свет и свою силу заклятым Дверям Тьмы. На стекле вспыхнули знаки Наречия Перевоплощений. Они ожили и, колеблясь в толще несокрушимого стекла, зазмеились нитями потустороннего огня, сплетаясь и неровно вспыхивая в такт биению сердец Хозяев Гамелинов.

– Прикрой глаза, – еле слышно напомнила Хармана. Но глаза Герфегеста и так уже были закрыты – он слишком хорошо помнил предписания для открывающего Двери Тьмы, оставленные когда-то Элиеном.

Спустя несколько мгновений яркая вспышка озарила Склеп. Ее отсветы пробились сквозь плотно сжатые веки Хозяев, но не смогли ослепить их. Герфегест почувствовал, как на его лбу тяжелыми горячими каплями выступил пот.

Они открыли глаза.

Преграды больше не было. До тела Сделанного Человека было не больше двух локтей. Он не шевелился. Он не дышал. Он был более чем мертв. Но воскрешение, увы, все еще было возможно.

Клинки Стагевда вздрогнули. Одно мгновение – и неопределенное пред-бытие Урайна сменится совершенным, абсолютным, необратимым небытием.

– Не делайте этого, заклинаю вас!

Голос за их спинами дрожал и был напрочь лишен властности. Если бы он грохотал страшными раскатами гласа Звезднорожденных или перебивался рыком из глоток чудовищ Хуммера, Герфегест не внял бы ему никогда. Но этот…

Герфегест и Хармана обернулись разом. Перед ними стоял Элай в одежде чрезвычайного гонца.

– Ты?! – На большее Хозяин Дома Гамелинов был неспособен. В этом коротком вопросе смешались в невиданное варево изумление, презрение, ревность и еще пара-тройка чувств, которым не сыскать имен в языке людей.

Несмотря на риторический характер вопроса, Элай едва заметно кивнул. Сглотнув комок, подступивший к горлу, он сказал:

– Вы не должны убивать Властелина. Если вы сделаете это, моя мать погибнет страшной смертью. Мой отец будет обречен на невыносимые страдания, ибо в одночасье он потеряет Брата по Рождению, жену и последнюю надежду на Мир Звезднорожденных.

– Как… ты попал… сюда? – Герфегест с трудом справлялся со свинцовыми волнами ярости, одна за другой накрывавшими его с головой.

– Я не знаю.

Хармана, которая пристально изучала Элая исподлобья, поверила ему сразу и безоговорочно. Юноша пришел сюда не по собственной воле. Он сейчас находится под сильнейшем влиянием.

Кого? Как это ни чудовищно звучит – Октанга Урайна, который сейчас лежал у нее за спиной в Склепе. Который еще полчаса назад был наглухо закупорен здесь и ничто – ни воздух, ни мысль, ни воля – не могло проницать Склеп.

Хармана не знала, какие мысли сейчас проносятся в голове у Герфегеста. Но свое решение она приняла твердо и отступаться от него была не намерена.

Как оказалось, Хозяин Гамелинов принял то же самое решение.

Мечи Стагевда – и ее, и Герфегеста – блеснули разом. Смерть Элаю, пришедшему сюда тропами Зла! Смерть Октангу Урайну – а там будь что будет!

Они не видели и не чувствовали того, что видел и чувствовал Элай. Октанг Урайн пробудился.

Ледяные небеса над ледяными безднами, в которых не было ничего, кроме тьмы и не-чувствования, пошли малиновыми трещинами и рассыпались в прах, будто бы не существовали ни целую вечность, ни единого мгновения. Сознание Октанга Урайна вспыхнуло всеиспепеляющим Солнцем Непобедимым и ледяные бездны обратились в ничто.

Мириады картин прошли через его существо за один неделимый миг. Последнее, что он помнил, – треск рвущейся ткани мироздания на берегах Озера Перевоплощений и открытый бок Элиена, в который был готов вонзиться его клинок.

И все. Дальше – безвременье. Которое теперь кончилось волею неведомого пока случая.

Октанг Урайн всегда оценивал обстановку молниеносно – как гремучая змея Тернауна. Он жалил без раздумий, а потом уже выяснял, не был ли чересчур опрометчив.

Там, где он находится, – помимо него трое. Один источает странный, слабый и двусмысленный душевный запах Звезднорожденного. Это не Элиен и не Шет. Это сын Элиена, потому что у Шета нет и не может быть детей: Урайн это помнил более чем хорошо. Двое других – люди Алустрала. Этих он тоже узнал с легкостью. Герфегест и Хармана. Выжили, значит, тогда…

В следующее мгновение Урайн понял и остальное: Хозяева Гамелинов сейчас убьют этого, третьего, сына Элиена. В том, кого они убьют вслед за сыном Элиена, сомневаться не приходилось.

Пришло время жалить.

Убить их сразу Октанг Урайн не мог. Он был безоружен, он был лишен былой мощи Звезднорожденного, он не знал возможностей своего нового тела – тела Сделанного Человека.

Единственным его оружием была внезапность.

Когда клинки Стагевда в руках Харманы и Герфегеста были готовы свершить скорый суд над непрошеным гостем, Урайн рванулся всем телом. Сковывающие его полурастительные путы порвались. Встав на ноги и не обращая внимания на накативший приступ тошноты, он нанес грубый, матросский удар обоими кулаками, метя по шеям Харманы и Герфегеста.

Удары не были сильны. Они были плохо поставлены. Но их хватило, чтобы спасти жизнь Элаю. Клинки Стагевда не обрушились на его беззащитное тело, хотя и были к этому близки как никогда.

Элай почти ничего не соображал, но все же ему достало телесного разумения, чтобы понять: его хотят убить и его единственным союзником сейчас является восставший из Склепа человек. Тяжелый футляр с письмом обрушился на руку Герфегеста, сжимающую меч.

Хозяева Гамелинов были ошеломлены. Но это не помешало Хармане нанести слепой удар за спину. Клинок Стагевда проткнул левую ладонь Урайна.

Герфегест, закричав от боли в раздробленных пальцах, выронил меч и ответил Элаю жестоким ударом в пах, нанести который мечтал уже треть суток, но прежде сдерживался из разных «благородных», «родственных» и прочих коту-под-хвост-пошедших соображений.

Хозяева Гамелинов, несмотря на внезапность нападения Урайна и вероломство Элая, без сомнения, убили бы обоих. Но тут сверху, из серебрящегося невнятного тумана, свалились еще четверо: двое израненных Гамелинов и двое ошалевших Пелнов.

Битва наверху входила в завершающую стадию. Люди Тарена Меченого теснили защитников Наг-Нараона в самые укромные уголки крепости. Так и случилось, что четверо сражающихся угодили в нечаянную колдовскую западню, раскрытую магией Хозяев Гамелинов.

Все смешалось в кровавой, тупой и совершенно невнятной возне.

Короткий выпад Харманы, направленный прямо в сердце Урайна, по злой иронии судьбы, повстречался с плотью Гамелина.

Герфегест, задыхаясь от ярости, свалил наземь непрошеного Пелна.

Элай скулил под ногами у дерущихся, закрывая голову руками. Футляр для писем он, конечно, выронил.

Этот бедлам не помешал Урайну почуять и оценить по достоинству зов, исходящий из футляра. Странное дело… Ему показалось, что там находится нечто, изготовленное его собственной рукой.

Мыслимо ли это? Урайн не стал задумываться. В спасительном прыжке он достиг футляра и вцепился в него обеими руками. Над головой Урайна просвистел меч Харманы. В следующее мгновение Хозяйка Гамелинов была оглушена Пелном, который был достаточно жаден и вместе с тем умен, чтобы понимать, что Тарен даст за ее говорящую голову куда больше, чем за безмолвствующую.

Урайн лихорадочно соображал, где он находится. Если сюда спустились Хозяева Гамелинов, значит, они намеревались как-то отсюда подняться наверх. Туда, откуда свалились эти молодчики. Если бы он, Урайн, решил обустроить узилище для Звезднорожденного, он бы обязательно использовал многолоктевую толщу Ткани Тайа-Ароан.

Он и Элиен – Братья по Рождению. Значит, они мыслят одинаково. Значит, у него над головой – Ткань Тайа-Ароан. А для Ткани существуют свои слова…

– Флакон, – глядя перед собой невидящими глазами, но неожиданно твердым голосом сказал Элай.

Его левый кулак разжался. Урайн увидел на ладони Элая какой-то крошечный предмет. Он схватил его и очень вовремя отдернул руку – Пелн, мгновение назад оглушивший Харману, хотел оставить обнаженного человека с лысым черепом без десницы.