Опустошители - Гамильтон Дональд. Страница 17

— Простите... Я не помешала? То есть... можно войти?

Я вежливо посторонился, пропуская нежданную гостью. На Пенелопе красовался вязаный джемпер, под ним виднелась полупрозрачная нейлоновая блуза с пышным воротом. Или жабо — не помню в точности всех принадлежностей женского облачения: Юбка прямого покроя лишь изредка и мельком давала различить очертания ног, однако я машинально отметил: девочка, в сущности, уже взрослая. И скоро сделается взрослой по-настоящему.

Затворив дверь, я оказался наедине с Пенелопой. Окинул ее долгим взглядом, одобрительно присвистнул. В девице произошла перемена. К лучшему.

Пенелопа зарделась, неловко поежилась, нервно завертела головой. Узрела двуспальную кровать, поспешно отвела глаза. Похоже, знала, чем на эдаких ложах занимаются. И гадает, подумал я: а не обесчестят ли ненароком? И, несмотря на внешнюю застенчивость, вполне способна предполагать, что изнасилование — не столь уж позорная и бесцельная трата времени... Пенелопа была достаточно юной, чтобы робеть, но и вполне, зрелой, чтобы любопытствовать.

Я откашлялся.

— Вы явились по делу? Или решили вернуться к отцу? Тогда переоденьтесь, в легких костюмчиках не особенно разъездишься...

— Нет-нет, я...

Воспоследовала короткая пауза. Пенелопа сосредоточенно изучала свои белые туфельки на высоких каблуках, а маленькие руки в белых же перчатках беспокойно одергивали джемпер.

— Не верю! — выпалила девочка, поднимая лицо. — Сразу сказала маме, что не верю!

— Во что же? — осведомился я.

— В драку. Не верю, что вы ее подстроили. Эти люди... Они были настоящими преступниками. Я с ними ехала в прицепе, ходила по лесу. И слышала, как, о чем они говорили... Брр-р-р! Они были настоящими!

— Душенька, — изрек я наставительно, — меня убеждать незачем. Убедите вашу матушку.

— Убеждаю! — вспыхнула Пенелопа. — Мама отвечает: балда. Говорит, вы прохвост... какой-то пробы, не помню.

— Девяносто шестой.

— Да. Говорит, вы хитрющий правительственный агент, и никакой не частный сыщик, и верить вам нельзя ни на йоту...

Я рассмеялся:

— Верно, это в духе миссис Дрелль. А что сама думаешь, Пенни?

Девица вновь углубилась в изучение собственных туфель.

— Я... Я думаю... Вы спасли нас обеих от вооруженных громил, а в руках ничего, кроме палочки несчастной не держали, да и ту выкинули! Вы... вы очень смелый человек, мистер Клевенджер. И мы перед вами в долгу. И обязаны хотя бы поблагодарить. Хотя бы... А может, я действительно балда. И вы действительно хитрющий прохвост. Холодный и расчетливый. Но...

— Холодный и расчетливый? — перебил я с ухмылкой. — Легавый, филер, стукач... Как именно титулует вашего покорного слугу миссис Дрелль?

Пенни была потрясена.

— О, мама ни разу не сказала “стукач”! И мне запретила бы. Хотя дома все девчонки и мальчишки говорят... — Она осеклась, поняв, что разговор утекает по нежелательному руслу. Вновь уставилась на меня — упорным, немигающим взором.

— Только мама клянется: вам, по правде, наплевать на меня. Как и отцу. Говорит: просто нашелся предлог проследить за обеими. В правительственных интересах.

Пришел мой черед смущаться, прижимать ладони к сердцу, заливаться краской, отрицать и лгать напропалую. Неужели тридцатипятилетняя дурища не могла не вовлекать в идиотское предприятие малолетнюю дочь? Ведь совестно же... Я окончил речь и пожал плечами:

— Убедить человека, не желающего убеждаться, — немыслимо.

Заключительная фраза получилась неуклюжей и приторной.

— А убедить желающего убедиться — проще пареной репы, да? — улыбнулась Пенни. — Особенно молодого и простодушного?

Она по-прежнему глядела в упор. Разумная девица. А также — очень одинокая, нуждающаяся в заботе, поддержке, опеке.

— Если хотите позвонить отцу, — сказал я, — воспользуйтесь моим телефоном. Но, коль скоро я плету легенды по заданию правительства, мистер Дрелль соврет в лад и в такт. Верно?

Пенелопа скорчила гримаску:

— Ободрили, нечего сказать!

— Черт возьми, голубушка, никого и никогда не ободряют нужным, единственно подходящим образом. Это правило. Привыкайте понемногу.

Миновало мгновение, и девочка улыбнулась.

— В конце концов, убеждать надо не меня — маму. Давайте поужинаем все вместе и побеседуем спокойно.

Я, пожалуй, изумился, и вполне искренне. Что ж, оно и к лучшему было. Полагалось изумиться.

— Что-о?

— Я, собственно, и пришла ради этого. Может, вы лжете, может и нет, но вы спасли нас, и... Я не давала маме ни покоя, ни передышки, пока не выклянчила разрешения собраться за одним столом и посоветоваться, как воспитанные люди... В семь тридцать, внизу, в клубе “Voyager”. Согласны?

Пенелопа изучила циферблат маленьких часиков на тонком белом запястье.

— Остается полчаса, — прибавила она. — Приходите, мистер Клевенджер. Не опаздывайте.

Глава 13

В Монреале название “Voyager” произносят с благоговейным трепетом и почтением. Это едва ли не изысканнейший из ресторанов, посещенных мною по долгу службы. Огромный, погруженный в полумрак зал на первом этаже. Официанты — все до единого — одеты пионерами-переселенцами, готовыми двинуться в бой со злополучным индейским племенем. Стены увешаны старинными гравюрами, кремневыми ружьями, пороховницами, саблями.

Все зависело от избранной точки зрения. Ресторан можно было назвать претенциозным и насквозь безвкусным. Также можно было рассматривать “Voyager” как уютную и приятную стилизацию, сотворенную со знанием дела и дотошной тщательностью. Первое мое впечатление оказалось благоприятным, но окончательно судить надлежало только попробовав, чем и как потчуют.

Когда я вступал в ресторан, миссис и мисс Дрелль уже обосновались за столиком, а я не смог опознать их, покуда глаза не привыкли к тусклому свету. Но все-таки пригляделся и приблизился.

Женевьева подняла голову. Во взоре не сквозило ни должного раскаяния, ни пылкой влюбленности, ни даже гостеприимного тепла. Женщина молчала.

— Благодарю, сударыня, — промолвил я учтиво.

— Не меня, — сказала Женевьева бесцветным голосом. — Благодарите Пенни. У девочки болезненный приступ восторга перед могучим героем. Обычный детский недуг.

— Мама! — оскорбилась Пенни.

— Присаживайтесь, мистер Клевенджер, — продолжила госпожа Бурав. — Меня определили в присяжные, адвокат уже держал довольно долгую речь, но прежде нежели вы представите оправдывающие доказательства, пропустим по коктейлю.

— Охотно, сударыня, — согласился я, утверждаясь на свободном месте. — Мне, пожалуйста, мартини.

— О нет! — воздела брови Женевьева. — Разве лихие западные драчуны пьют мартини? Бурбон! Или виски неразбавленное, прямо из кувшина — это больше соответствует вашему образу.

— Что вы! — парировал я. — Денвер давным-давно сделался городом просвещенным н цивилизованным. У нас и мартини вдоволь, н хулиганья несовершеннолетнего — как везде. А суд начинаете весьма предвзято, ваша честь.

— Правильно, мама, — поддержала меня Пенелопа. — Хоть из вежливости не лезь на рожон.

Женевьева засмеялась. До чего же все-таки хорошенькая особа! Хоть и веснушчатая...

— Ладно, — согласилась она. — Попытаюсь. Мистер Клевенджер, закажите два мартини и одну кока-колу, для Пенелопы. Дождь не прекратился? Я уже соскучилась по солнцу.

Мы поболтали о погоде, о живописной стране Канаде, о духе соперничества, бушующем в груди любого из местных водителей.

— Добро бы еще обгоняли и мчались дальше, — с чувством выпалила Женевьева. — Нет: обгонит, подлец, и снимает ногу с педали. Увеличиваешь скорость, обходишь сызнова — и все повторяется. Либо в чехарду играй, либо делай сорок миль в час, и точка. Одного шутника я готова была протаранить и с дороги сбросить. Раз пятнадцать издевался именно этим манером!

— Да, сударыня, — признал я, — водите вы неплохо. Просто замечательно ездите.

— Еще бы? — отозвалась Женевьева. — Отец покупал и перепродавал автомобили. А покуда не являлся покупатель, мне дозволялось кататься на любом из них. Потом семья разбогатела, сделалась уважаемой, приличной девушке настрого приказали ездить в голубом шевроле и держаться подальше от замызганных грузовиков...