Ловушка для потерянной души(СИ) - Герцик (Гаврилова) Ксения. Страница 28

-- Это снова я, - в последнее время голос становился все тише, пропали те веселые нотки, что трогали сердце, заставляли переживать прошлое вместе с ней. Все больше усталости. Наверное, это холод. До нее он тоже добрался и так же мучает плохими мыслями.

Тонкая бледная рука дрожит больше чем обычно, едва не опрокидывает кружку. Успеваю перехватить в последний момент. Касаюсь пальцами ее холодной руки. Она вздрагивает, от испуга ударяется о острый край разбитого дерева, царапает кожу до крови. Хочу сказать что-то, успокоить, но молчу. Боюсь испугать еще больше. Мой голос не самый приятный, пусть лучше считает меня зверем и продолжает приходить.

Она замерла, тянулись секунды, все жду, что уйдет. Но нет. Прошло оцепенение страха, опускается на привычное место у колеса, кутается в плащ, смотрит на небо. Облегченно вздыхаю. Она единственное, что у меня осталось.

-- Как ты там? - слегка поворачивает голову на бок.

По-прежнему молчу. Изучаю ее темный профиль. Она очень красивая. Самая красивая из всех девушек, что танцевали у костра. Тонкая, изящная. В первое время очень напоминала Арри. Те же длинные черные волосы, тонкие черты лица, пухлые губы. Но она другая, совсем не похожа. Как солнце, которое удалось увидеть лишь раз. И глаза ее самые прекрасные в этом мире. Ярко-синие, глубокие, словно небо, что сейчас прячется за серыми тучами.

-- Знаешь, я наверное умру, - опять отворачивается.

Холод пробрался к моему сердцу вместе с ее словами, закрутился внутри, сжал тревогой. Пододвигаюсь ближе, звеня цепью, что волочиться по холодному полу. Налетел порыв ветра, подхватил ее слова, потащил за собой, запутал в шуме голых веток деревьев. Она закашлялась, скрутилась в комок, пытается вдохнуть, но спазм не отпускает, хватает за горло, не дает дышать. Прижимаюсь всем телом к холодной решетке, хочу согреть, помочь. Приступ закончился так же внезапно, как и начался. Она расслабилась, обмякла, прижавшись спиной к колесу телеги. Вытерла губы тыльной стороной ладони, оставляя на коже ярко-алый след собственной крови.

-- Видишь? - невесело усмехнулась она, спрятала руки под плащ, уткнулась в него лицом. Но не плачет. Просто сидит, смотрит на темнеющий мир, блуждает в собственных мыслях. Голос стал неприятный, хриплый. - Каждый день все хуже. Не суждено нам с тобой убежать вместе, друг, - поворачивается ко мне. Приникла к доскам повозки лицом, вглядывается во мрак моей темницы, ищет взглядом.

Провожу пальцами по решетке, пытаюсь дотронуться до ее лица, но чувствую лишь холод. Я не могу забрать ту боль, что сейчас плещется в ее глазах, сжимает грудь, вырывает густым облачком пара.

Чьи-то шаги заставили нас вздрогнуть одновременно. Девушка вскочила, едва не упав. Заозиралась вокруг, укуталась в большой не по размеру плащ с головой и растворилась в темноте, не попрощавшись. Провожаю ее грустным взглядом. Боюсь, что завтра она может не прийти.

Шаги все ближе, ломают хрупкую замерзшую траву, что осыпается под тяжелыми сапогами пылью. Черная тень подходит к повозке, шарит руками по массивной двери, гремит железной цепью замка.

Затравленно оглядываюсь по сторонам. Что это может быть? Зачем я кому-то? Не вспоминали несколько недель, а тут вдруг, посреди ночи явились. Судорожно подвигаюсь в угол, где еще видны потеки разлитой каши, зияет дыра в стене и сиротливо стоит полупустая кружка с кашей. Если увидят -- накажут. Не меня. Ее. Опять засвистят в воздухе те палки, оставят страшные синие разводы на ее нежной коже.

Вспыхнул яркий свет, забрался в повозку, обжег глаза. Жмурюсь, закрываю лицо руками. Звякнула цепь запора, падая на землю, заскрипели дверцы повозки. Пахнуло холодом, от которого в горле пересохло, сбилось дыхание.

Глаза привыкли к яркому свету, разглядели массивный силуэт у самой решетки. Смотрю на него. Тот самый человек, что заставлял девушек танцевать. Злость потекла по венам, хочется рычать. В последнее время это чувство все чаще просыпается. Оно неприятное. Заставляет ненавидеть себя. Стыдно, что позволяю ему высовываться из глубин темного ничто своей души. Наверное, это от того, что клетка давит. Схожу с ума. Любая мысль заставляет злиться, особенно воспоминания. О Хорхе, тех людях, что бросили в лесу умирать, об Арри, который предал. Человеческие слова не имеют смысла. Говорят одно, а потом делают совершенно другое.

-- Ты понимаешь человеческий язык? - хриплый голос прервал поток мыслей, заставил схлынуть злость от неожиданности. - Кто ты?

-- Никто, - по-прежнему отвечаю так. Теперь не хочу быть человеком. Лучше быть никем.

-- Понимаешь, значит, - он потирает мясистыми пальцами подбородок. Сверкнули перстни в ярком свете факела, разбежались разноцветные блики по клетке.

-- Хочешь есть? - достает откуда-то сочный, исходящий горячим паром кусок мяса. Рот наполнился вязкой слюной. Не удалось еще ни разу попробовать его, но откуда-то знаю, что это очень вкусно. Киваю, не отводя взгляда от еды. Представляю, как много тепла получу от него. Перестанут неметь пальцы, снова начнут слушаться ноги. Врать нет смысла. Да и зачем? - Расскажи, как ты оказался в тюрьме.

-- Пришли люди, напали, потом стража... - язык плохо слушается, слова словно чужие, непослушные, того и гляди сорвутся, смешаются в непонятную кашу бессмысленных звуков.

-- А миссар что же? - подался вперед мужчина, едва ли не касаясь лицом прутьев решетки. Вздрагиваю от страха и вновь нахлынувшей злости.

-- Не знаю. Он просто был там, пытался убить. - воспоминания густые, словно болото. Выхватываю какие-то кусочки, как камни на мутном дне.

-- Зачем? - пряный запах мяса щекочет ноздри. Вдыхаю его, впитываю в себя, пытаюсь согреться.

-- Не знаю, - вновь вспоминаю ту ночь. Обещание Арри, а потом холод камеры и его взгляд, слова, что ранили сильнее, чем тычки копья. - Из-за Арри...

-- Арри? - сузил глаза мужчина. - Кто это?

-- Мой... - хотелось сказать друг, но слова застряли в горле. - Мы были вместе какое-то время. - Пожимаю плечами, прогоняю видение его лица.

-- И зачем он был нужен миссару? - новый вопрос. В голосе отчетливо слышу нетерпение. Зачем? Не знаю. Мыслей было много, но все они крутились лишь вокруг мои чувств. Теперь же... эти вопросы заставляют задуматься. Арри. Его хотели убить, называли принцем, он сам говорил что-то про наследство. Сплошная головоломка. У меня нет ответов.

-- Я не знаю. - Отвечаю честно. Но обязательно подумаю над этим. Ради чего Арри так поступил?

Мои ответы мужчине не понравились. Он нахмурился, пожевал губами, обдумывает что-то. Кивнул каким-то своим мыслям, открыл небольшое оконце в решетке и бросил кусок мяса на грязный пол. Снова заскрипели дверцы повозки, зазвенела цепь. Со всех сторон обступила темнота, столь глубокая после яркого света факела. Выдыхаю облегченно, отползаю из угла, где по-прежнему стоит чашка с остывшей кашей. Шарю руками в темноте, натыкаюсь на горячее мясо, впиваюсь в него зубами. Мне нужны силы. Я выберусь. И заберу с собой ее. Таких людей мало, они должны жить.

Тьяра Ка Тор.

Дочь рода наместников третьего полного ранга ныне бесполезных земель.

С каждым днем дышать все труднее. Собственный голос кажется чужим. Грудь изнутри как царапает острыми когтями. Приступы мучительного кашля все чаще, словно легкие пытаются вырваться из плена грудной клетки. Еда застревает в горле, медленно ползет в желудок, вертится там, а потом просится обратно, смешивается с кровавым кашлем. Я почти перестала есть. Все больше отдаю зверю в клетке. Ему нужнее, слышу, как он жадно хватает ее.

Я больше не боюсь. Только грустно немного, что вот так все закончится. Нет больше мыслей о будущем. Так отчаянно ждала шанса на побег и вот он, подарок судьбы. Совсем скоро я стану свободна, только не так, как представляла. Смерть тоже выход, надежнее любых других путей.

Тяжелые знакомые шаги Салиха заставляют встрепенуться, засунуть глубже грусть и спрятаться. Бегу в сторону повозки, что служит нам всем спальней, но вовремя останавливаюсь. Воины охраны. Стоят, лениво прислонившись к двери, скользят взглядом по голым веткам кустов. Замираю, стараюсь слиться с темнотой опустившейся ночи. Отступаю, скрываюсь за кустами, подальше от ярких неровных кругов света факелов.