Камень, брошенный богом - Федорцов Игорь Владимирович. Страница 35

Толстушка Монна, отлученная от разговора более инициативными собеседниками, под речь и спор уговорила графин муската, совершенно раскраснелась и разжарилась. В её открытом декольте блеск капелек пота смешивался с блеском жемчужной нитки.

Маршалси она понравится, — вспомнил я о приятеле. — Эта не станет его кормить молочным пудингом.

Я помнил пальцем мажордома. Разряженный фраер, вихляясь со своей палкой, что рок-певец со стойкой микрофона, добрел до меня.

— Идальго Тибо Маршалси и бард Амадеус Медина. Распорядись выделить приличествующие званым гостям комнаты и накормить.

Мажордом ответил реверансом, отступил, подозвал слугу и перепоручил исполнение наказа.

— У вас гостит бард? — не сказано удивилась Югоне, словно я привел в дом слона или иную диковину.

— Молодой и очень талантливый, — отрекомендовал я. Как знать, возможно, моя протекция поможет парню легче шагать по жизни.

— Пригласите его спеть для нас, — попросила маркиза. Столичной штучке явно не хватало забав благородных салонов Хейма.

— Да, граф, почему нам его не представили? — вернулась в беседу Монна, влив в себя дополнительно несколько порций крепкой Мориякской мадеры.

— Принепременно, — отозвался я на просьбу, — но сперва пускай отдохнет. Бард молод. А пять дней в седле… не слишком поспособствуют юноше показать свой талант во всей силе.

— А второй кабальеро? — проявила нетрезвый интерес к мужчинам Монна, — Он кто?

— Идальго Маршалси? — переспросил я у толстушки. — Он у меня на службе.

Монна нравилась мне все больше и больше. Не всякий кабацкий ухарь хлестал вино как подвыпившая толстушка. С оттяжкой, мощным глотком. Прелесть, а не тетка.

Беседа прервалась. Подали десерт. Торт размером с пружинный матрац. Обсыпанный засахаренными фруктами, покрытый кремовыми розами, пропитанный ликером.

— Чудесно! Чудесно! — восхитилась Югоне, захлопав ладоши от избытка чувств.

Монна, хапнув добрый бокал сразу же заявила.

— Мне самую большую розу.

И повторила с вином. Оно и верно. Сухая ложка рот дерет.

Двое слуг, один бы не справился, нарезали торт удобоедомыми кусками и разложили по серебряным блюдцам. Налили мускат в длинные рельефные бокалы из хрусталя.

Югоне отковырнула кусочек стряпни ложечкой, пожевала торт и запила вином.

— Маркиза, вы лишаете себя половины удовольствия, — подлез с обхождением я. — Прежде чем есть торт надо почувствовать вино. Его следует пить большим глотком. Так, чтобы оно скользнуло по небу и легко прокатилось по языку. Иначе не поймете вкуса. Потом берете торт. Желательно, в кусочке равно теста, крема и фрукта. Тщательно жуёте, проглатываете и вновь запиваете вином.

— Не подозревала о таких тонкостях, — засмущалась Югоне, решая следовать моему совету или продолжать есть, как и раньше.

— Вы попробуйте, попробуйте, — настаивал я. В прочем настаивал не то слово, заигрывал.

Маркиза поднесла кубок к губам. Её разоблачающий взгляд нашел меня.

Граф, вы хитрый искуситель…

Провинциальный, — так же безмолвно поправил я.

Югоне отпила глоток вина. Дразнясь, провела кончиком языка по влажным чувственным губам. Взгляд её стал насмешлив. Я не остался в долгу. Дзынькнул бокалом об зуб.

Наши проделки остались незамеченными. Бона и Хедерлейн урывками переговаривались о своем. Валери занимали собственные думы, Альвар монументально замерз с вилкой и бокалом в руках, а несравненная Монна без тормозов поглощала винище пинта за пинтой. Её внезапное выпадение в осадок застало нас врасплох и несколько развеселило. Упившуюся до отключки барышню слуги вывели из столовой.

— Вот кто оценил мой совет по достоинству, — пошутил я, обращаясь к Югоне. — Вкус вина приятен, но опасен.

Маркиза окончательно освоившись в обществе, не скромничая допила бокал.

— Учту ваше предупреждение, — ответила она, подставляя сосуд для новой порции муската.

Я прошел через многие попойки. Сиживал тет-а-тет и с кончеными вокзальными выпивохами и с интеллигентными особами, брезговавшими стаканом на двоих. Первые мне импонировали простотой обращения и твердым знанием своего местом в жизни, вторые злили непомерными запросами и подчеркнутым превосходством. И тем и другим цена оказывалась стандартная — литр. А то и меньше. Маркиза Югоне дю Лоак явно относилась ко второй категории. С той лишь разницей, столичная гостья тянула поболее упомянутого литра. Чем собственно меня и огорчала. Неуловимый призрак Единственной и Неповторимой все еще бередил геройскую душу.

От воспоминаний о не обретенной вечной любви геройской натуре возжелалось возвышенного и утонченного вкуса. Со мной иногда такое случалось. Обычно с перепою и злоупотреблением амурных забав. Не знаю насколько точно утверждение о наличие в каждом капли святого, но душа страждала очищающего омовения грамм в триста.

Я оглядел шеренги бутылок. Заветной не было ни вблизи, ни в дали. Отсутствовала по непонятной причине.

— Эй, — поманил я пальцем слугу, от неожиданности чуть не упавшего на четвереньки, — расстарайся принести кагору.

В моем высоковольтном образовании, по халатному недосмотру или по злому умыслу, очевидно, имелось немало лакун. Едва я закончил говорить, скрипки оборвали нытье, флейта подавилась своей жалостью, а за столом воцарилась тишина. Валери положила ложечку с недоеденным колясиком медового апельсина обратно тарелку, Хедерлейн замер с открытым ртом, Бона поперхнувшись, не как не могла запить застрявший кусок, Альвар в праведном гневе оттаял, покраснев до корней волос, словно его уличили в шулерстве. Одна лишь Югоне с любопытством смотрела на меня. Я же смотрел на слугу. Тот почтительно согнувшись, остался стоять согбенным, будто его прихватил радикулит. Выполнять распоряжение он и не думал.

Идти на попятную не в правилах бывших героев и сволочных графьев, коим слуги лобызают пряжки сапог. Я с грозным видом, подсмотренным с портрета Иоанна IV, гаркнул мажордому.

— Он что тугоух?

Мажордом только раскрывал рот и не произносил ни слова. Что бы не рухнуть на паркет он вцепился в посох обеими руками.

— Лехандро! — произнесла первое слово за весь обед Валери. Голос ее неприятно дрожал от негодования.

Не мягчея сердцем я перевел взгляд на нее. Валери обмерла. Рука Альвара скользнула к поясу, к симпатичному кинжальчику в ладонь длинны. Даже Бона не выдержав возмутилась.

— Сеньор граф как можно?

Теперь пришла ее очередь умолкнуть перед очами самодура, понятия, не имевшего, что он такого сказал.

— Вы рискуете подвести беднягу под отлучение от веры, — заступилась за слугу Югоне. Ей моя выходка крайне импонировала.

— Пусть грех занесут на мое имя, — сообразив, выкрутился я. И показал рукой слуге — отправляйся не медля.

Глаза Югоне пристально посмотрели на меня. Чтобы рассеять ее подозрения в моем конъюнктурном позерстве пришлось пойти в разнос. Жертвой немилости Нашего Сиятельства стал капитан.

— Хедерлейн, — оторвал я капитана моих армий от возобновившихся перешептываний с Боной. — Не поделитесь ли вы, как обстоят дела с Кревкером Бергом и Ренескюром.

Хедерлейн тщательно промокнул усы салфеткой и отодвинул от себя столовый прибор. Бона тревожно закрутила головой, смотря поочередно на капитана и меня.

— Рассказывать особо нечего…

— Или хорошего нечего рассказывать, — уязвил я докладчика.

— Можно сказать и так, — согласился Хедерлейн. — Возможно сеньора Эберж, посвятила вас в ход событий проистекавших в ваше отсутствие. — Он подождал моего одобрительного кивка и продолжил. — Исправить положение без пополнения вверенного мне гарнизона как минимум пятью сотнями рейтар и примерно столько же пехоты, задача непосильная. Война на два фронта требует дополнительных резервов, людских и материальных. А их сами знаете, нет. Конечно, будь в моем распоряжении необходимые денежные средства, которые, даже учитывая непродолжительность компаний значительны, вопрос сохранности ваших законных территорий не стоял бы так остро.